Предыдущая публикация
Дефонтеново гузно, два ссыльных дистантника и три перевода
Факт 11. Перевод, затмивший оригинал
Знаете ли вы, что почти полтора века "Путешествия Гулливера" переводились на европейские языки не с английского, а с французского языка?
Дело в том, что французы, как всегда, быстро подсуетились. Уже на следующий год после издания романа Свифта в Великобритании вышел французский перевод, сделанный Пьером Франсуа Гюйо-Дефонтеном.
Очень занятный, надо сказать, был персонаж - буян и растрига, бывший иезуит, вышедший из ордена и ставший скандальным литературным критиком и переводчиком, постоянно попадавшим в тюрьму за драки, буйства и, извините, сексуальные похождения с молодыми людьми. Его фамилия даже вошла в историю литературы в несколько необычном качестве - как составная часть популярного обзывательства. Смачное и сочное словосочетание "плюгавый выползок из гузна Дефонтена" использовали в своих эпиграммах Вольтер, Пушкин и множество других поэтов разных стран и народов.
Но при этом переводческим и редакторским ремеслом Дефонтен владел на уровне "бог" и, в отличие от злобного мизантропа Свифта, прекрасно знал, что читателям нравится, а что - нет. Поэтому в своем переводе он обошелся с текстом Свифта весьма вольно. Сославшись на необходимость избавиться от «непроницаемых иносказаний, пресных намёков, мальчишеских выходок, тривиальных рассуждений, пошлых шуток», этот неприятный тип "удалил почти половину текста, дописав свое и основательно переписав остальное".
В итоге французский перевод всем понравился гораздо больше, чем английский оригинал.
Версия Дефонтена стала международным бестселлером, до 20 века вышло более 200 переизданий и именно с нее, а не с английского оригинала, более полутора веков делались все переводы на иностранные языки. Именно к "переводу" Дефонтена были созданы классические иллюстрации Жана Гранвиля, что вызвало определенные проблемы - когда переводы начали все-таки делать с оригинала, выяснилось, что половину иллюстраций в книгу не вставишь - гравюры были нарисованы к эпизодам, придуманным Дефонтеном.
Но при этом переводческим и редакторским ремеслом Дефонтен владел на уровне "бог" и, в отличие от злобного мизантропа Свифта, прекрасно знал, что читателям нравится, а что - нет. Поэтому в своем переводе он обошелся с текстом Свифта весьма вольно. Сославшись на необходимость избавиться от «непроницаемых иносказаний, пресных намёков, мальчишеских выходок, тривиальных рассуждений, пошлых шуток», этот неприятный тип "удалил почти половину текста, дописав свое и основательно переписав остальное".
В итоге французский перевод всем понравился гораздо больше, чем английский оригинал.
Версия Дефонтена стала международным бестселлером, до 20 века вышло более 200 переизданий и именно с нее, а не с английского оригинала, более полутора веков делались все переводы на иностранные языки. Именно к "переводу" Дефонтена были созданы классические иллюстрации Жана Гранвиля, что вызвало определенные проблемы - когда переводы начали все-таки делать с оригинала, выяснилось, что половину иллюстраций в книгу не вставишь - гравюры были нарисованы к эпизодам, придуманным Дефонтеном.
Но при этом Дефонтен, блистательно переделавший оригинал, знатно облажался с попыткой срубить еще немного денех, написав продолжение. Изданная им книга "Новый Гулливер, или Путешествие Жана Гулливера, сына капитана Гулливера" почему-то не получила и десятой части популярности оригинала и сегодня прочно забыта.
Очевидно, кроме понимания вкусов читателя, автору необходимо обладать чем-то еще.
Факт 12. Приключения Гулливера в Российской империи
Российская история великого сатирического романа, написанного деканом Свифтом, развивалась в русле общемировой.
Первый перевод "Гулливера" вышел почти через полвека после английского издания и делался, разумеется, с французского перевода Дефонтена. Назывался он «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям», а выполнил его Ерофей Каржавин - еще один человек уникальной судьбы.
Сын ямщика-старообрядца, показавший незаурядные способности к учению, он официально отрекся от "старой веры", но это не сильно помогло. Тогда он бежал за границу - покинул пределы Российской империи без паспорта и не получив разрешения. Добрался до Парижа, умудрился поступить в Сорбону, где изучал юриспруденцию и философию, попутно овладев в совершенстве французским и латынью. Долго жил во Франции, потом покаялся, вернулся на Родину и работал архивариусом и переводчиком в Коллегии иностранных дел.
Факт 12. Приключения Гулливера в Российской империи
Российская история великого сатирического романа, написанного деканом Свифтом, развивалась в русле общемировой.
Первый перевод "Гулливера" вышел почти через полвека после английского издания и делался, разумеется, с французского перевода Дефонтена. Назывался он «Путешествия Гулливеровы в Лилипут, Бродинягу, Лапуту, Бальнибарбы, Гуигнгмскую страну или к лошадям», а выполнил его Ерофей Каржавин - еще один человек уникальной судьбы.
Сын ямщика-старообрядца, показавший незаурядные способности к учению, он официально отрекся от "старой веры", но это не сильно помогло. Тогда он бежал за границу - покинул пределы Российской империи без паспорта и не получив разрешения. Добрался до Парижа, умудрился поступить в Сорбону, где изучал юриспруденцию и философию, попутно овладев в совершенстве французским и латынью. Долго жил во Франции, потом покаялся, вернулся на Родину и работал архивариусом и переводчиком в Коллегии иностранных дел.
Каржавинский перевод переиздавался до 1820 года, потом появилось множество других, но все они делались с французского языка.
Первая попытка обратиться к первоисточнику была задумана в Холмогорах. В этом северном городке, малой родине Ломоносова, отбывали политическую ссылку два "подозрительных элемента" - полтавчанин Валентин Яковенко, сосланный за рукописный перевод энгельсовского "Анти-Дюринга" и мелкий харьковский помещик Петр Кончаловский, попавший под кампанию "наведения порядка" и потому севший реально ни за что - очень занятная история была, как-нибудь расскажу.
Да, да, тот самый - будущий сват художника Василия Сурикова, отец художника Петра Кончаловского, дед писательницы Натальи Кончаловской и прадед кинорежиссеров Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского. Вот его портрет работы Серова.
Первая попытка обратиться к первоисточнику была задумана в Холмогорах. В этом северном городке, малой родине Ломоносова, отбывали политическую ссылку два "подозрительных элемента" - полтавчанин Валентин Яковенко, сосланный за рукописный перевод энгельсовского "Анти-Дюринга" и мелкий харьковский помещик Петр Кончаловский, попавший под кампанию "наведения порядка" и потому севший реально ни за что - очень занятная история была, как-нибудь расскажу.
Да, да, тот самый - будущий сват художника Василия Сурикова, отец художника Петра Кончаловского, дед писательницы Натальи Кончаловской и прадед кинорежиссеров Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского. Вот его портрет работы Серова.
Работы в Холмогорах не было никакой, особенно для ссыльных. А у обоих народовольцев к тому времени были семьи, у Кончаловского особенно - шестеро детей в возрасте от года до десяти. Вот они от безнадеги и решили попробовать вписаться на дистант.
Именно эти двое и сделали с выписанного в Холмогоры оригинала первый в истории русской литературы полный перевод "Путешествий Гулливера", причем Кончаловский в процессе еще и выучил английский. Их перевод считался лучшим вплоть до времен советской власти.
Именно эти двое и сделали с выписанного в Холмогоры оригинала первый в истории русской литературы полный перевод "Путешествий Гулливера", причем Кончаловский в процессе еще и выучил английский. Их перевод считался лучшим вплоть до времен советской власти.
Факт 12. Приключения Гулливера в СССР
Ну а большевики, всерьез занимавшиеся народным просвещением, вложились в "Гулливера" по полной.
В итоге сегодня у нас есть целых три классических перевода, окучивающих разную целевую аудиторию.
Есть пересказ для детей Тамары Габбе и Зои Задунайской.
Ну а большевики, всерьез занимавшиеся народным просвещением, вложились в "Гулливера" по полной.
В итоге сегодня у нас есть целых три классических перевода, окучивающих разную целевую аудиторию.
Есть пересказ для детей Тамары Габбе и Зои Задунайской.
Есть адаптированный для подростков перевод Бориса Энгельгарда.
И есть академическая, полная и многократно выверенная (в том числе и после смерти переводчика) версия Адриана Франковского.
С ней, кстати, вообще получилось любопытно. В 1920-е годы издательство Academia посадила Адриана Антоновича отредактировать перевод Кончаловского и Яковенко, подготовив академическое издание. Однако этот чудак и полиглот, обладавший невероятной эрудицией в области филологии и истории, но плохо приспособленный к реальной жизни, посидел-посидел, да и заявил руководству, что проще новых детей понаделать, чем этих отмыть.
Мол, народовольцы ваши пользовались не самым удачным английским изданием, свифтология с тех пор ушла далеко вперед, уже практически восстановлена оригинальная версия романа и давайте я лучше заново все переведу, а?
И перевел.
Причем даже в предисловии написал:
"Перевод Свифта на русский язык задача нелегкая; большая часть текста настоящего издания переведена заново, ибо старый перевод Кончаловского и Яковенко часто невозможно редактировать: не говоря уже о большом количестве допущенных в нем искажений, он слишком беспомощен и слишком разбавлен водой".
Мол, народовольцы ваши пользовались не самым удачным английским изданием, свифтология с тех пор ушла далеко вперед, уже практически восстановлена оригинальная версия романа и давайте я лучше заново все переведу, а?
И перевел.
Причем даже в предисловии написал:
"Перевод Свифта на русский язык задача нелегкая; большая часть текста настоящего издания переведена заново, ибо старый перевод Кончаловского и Яковенко часто невозможно редактировать: не говоря уже о большом количестве допущенных в нем искажений, он слишком беспомощен и слишком разбавлен водой".
Но возникла другая проблема - перевод Франковского иногда чуть ли не дословно повторяет "юношеский" перевод Энгельгарда (например, оба неочевидно переводят "старого коня" как "лошака", то есть называя помесью ослицы и коня) и вообще очень близок ему. С учетом того, что оба переводчика были знакомы со времен обучения на историко-филологическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета и всю свою жизнь крепко дружили - версии можно строить самые разные.
Оба филолога умерли во время блокады Ленинграда, причем смерть окончательно связала их судьбы единым узлом.
Вот как описывает их последние часы востоковед и филолог Александр Болдырев:
«Когда ушел он <Франковский> — неизвестно, известно лишь, что около 12 ч. в ночь с 31-го на 1-е февраля он шел по Литейному на угол Кирочной и ощутил такой упадок сил, что вынужден был отказаться от мысли дойти до дому. Он свернул на Кирочную, чтобы искать приюта у Энгельгардтов (дом Анненшуле), но по лестнице подняться уже не мог. Упросил кого-то из прохожих подняться до квартиры Энгельгардта, известить их. Было 12 ч.
Оба филолога умерли во время блокады Ленинграда, причем смерть окончательно связала их судьбы единым узлом.
Вот как описывает их последние часы востоковед и филолог Александр Болдырев:
«Когда ушел он <Франковский> — неизвестно, известно лишь, что около 12 ч. в ночь с 31-го на 1-е февраля он шел по Литейному на угол Кирочной и ощутил такой упадок сил, что вынужден был отказаться от мысли дойти до дому. Он свернул на Кирочную, чтобы искать приюта у Энгельгардтов (дом Анненшуле), но по лестнице подняться уже не мог. Упросил кого-то из прохожих подняться до квартиры Энгельгардта, известить их. Было 12 ч.
Сотрудники издательства Academia в 1927 году. Франковский - третий справа в третьем ряду то ли с лысой, то ли с коротко стриженной головой. Единственная известная мне фотография Адриана Франковского.
В этот момент как раз испустил дух на руках у жены сам Энгельгардт. Она, больная, температура 39, крупозное воспаление легких, сползла вниз (прохожие отказались помочь) и втащила А. А., уложила его на "еще теплый диван Энгельгардта". Там он лежал и там умер 3-го утром.
Жена Энгельгардта кого-то просила передать, чтобы зашли к ней знакомые его, узнать обо всем. Сразу они не смогли, а когда зашли, числа 7-го, 8-го, обнаружили, что жена Энгельгардта тоже умерла накануне. По-видимому, перед смертью ей удалось отправить в морг Дзержинского района тела Энгельгардта и Франковского вместе, на одних санках».
В этот момент как раз испустил дух на руках у жены сам Энгельгардт. Она, больная, температура 39, крупозное воспаление легких, сползла вниз (прохожие отказались помочь) и втащила А. А., уложила его на "еще теплый диван Энгельгардта". Там он лежал и там умер 3-го утром.
Жена Энгельгардта кого-то просила передать, чтобы зашли к ней знакомые его, узнать обо всем. Сразу они не смогли, а когда зашли, числа 7-го, 8-го, обнаружили, что жена Энгельгардта тоже умерла накануне. По-видимому, перед смертью ей удалось отправить в морг Дзержинского района тела Энгельгардта и Франковского вместе, на одних санках».
Борис Михайлович Энгельгард в молодости.
Так что, боюсь, особенности взаимоотношений двух друзей в процессе довоенного перевода на русский язык "Путешествий Гулливера" мы с вами не узнаем никогда.
В истории такое часто случается - все ушли и уже не спросишь.
Так что, боюсь, особенности взаимоотношений двух друзей в процессе довоенного перевода на русский язык "Путешествий Гулливера" мы с вами не узнаем никогда.
В истории такое часто случается - все ушли и уже не спросишь.
Следующая публикация
Нет комментариев