Предыдущая публикация
Старая - старая быль.
Глава 29.Художник Алексей Кондратьевич Саврасов
Глаша, сгорая от злости, душившей её невыносимо, единым духом добежала до дома Михайлихи, не заметив дозорного у кривой сосны, который, узрев её, пропустил дальше по тропке.
Никак не могла она успокоиться от того, что увидела на площади, как Прохор держит за руку это немое пугало в платке! Как мог Прохор променять её на какую-то юродивую дурочку! Опозорить её, первую красавицу, на всю Берёзовку! Ничего, она всем покажет!
У самой калитки её встретил Макар:
- Ты чего пришла в такой поздний час? Или жить тебе не охота! – парень понизил голос, явно стараясь, чтобы его не услышали во дворе, - Ступай домой поскорее, да боле не показывайся сюда, коли жизнь дорога! Как тебя отец-то с матерью пустили!
- Тебе чего еще, холуй! Не твоего ума дело, тебя не спросила еще, куда мне ходить! – ответила ему Глаша, - А мне надобно с Афанасием Степановичем потолковать, сей же час! А ну, пусти!
Девушка толкнула дюжего парня в плечо, пытаясь пройти во двор, но тот её не впустил:
- Не велено никого пускать! В баню Афанасий Степанович налаживается! Ладно, коли так хочешь, тут стой. Спрошу о тебе у Пахома, надобно ли тебя пустить, или взашей прогнать!
- Ах ты ж… - заругалась на него Глафира, но войти во двор не посмела, топталась в нетерпении возле калитки.
Когда Макар скрылся где-то в глубине тёмного двора Михайлихи, из небольшой сараюшки выскочила и сама хозяйка дома. Меланья Фоминична опасливо оглянулась кругом себя, и никого не увидев, кинулась к калитке:
- Глаша, ты чего пришла? Да еще и под самую ночь! Али ума вовсе решилась?! Убьёт тебя этот аспид… Ты глаза его видала? Уходи скорее отсюда, и не приходи боле! – старуха в страхе прижала руку к груди.
- Не твоё это дело, ведьма старая! – грубо оборвала её Глафира и отвернула лицо.
Прохор, сидя в самой середине заснеженного куста сирени возле плетня, различал и речи девушки, и лицо её в тусклом свете, льющемся из приоткрытых ставен избы. Сердце его стучало от волнения, но он время от времени оглядывался кругом, наученный своими прежними вылазками. Всё кругом него было тихо, лишь вдалеке у кривой сосны так же маячил одинокий дозорный. Метель утихла и теперь только ветер завывал в высоких кронах деревьев за околицей.
- Ты что же, решила золото Афонькино взять? За чужую жизнь выкуп? Пришла доложить ему, кто почитай половину его банды на тот свет отправил?! Ах ты, иуда! Не впрок тебе то золото станется, на чужой крови обретённое! – громко шептала Глаше Михайлиха, - Такой грех на душу возьмешь, за всю жизнь не замолишь! Уходи, покудова не поздно, сейчас он вернётся и уже не выйдешь ты отсюда!
- Да замолчи ты, раскаркалась, старая ворона! Сама о своей душе пекись, сколь ты ведьмачишь, тебя черти на том свете давно уж в гости поджидают! – рявкнула на неё Глаша, - Моё дело это, не твоё! И свой резон у меня! Будет знать, тварь! Да я за Прохора душу готова продать!
Из натопленной избы бабки Михайлихи, где теперь она уже и не жила хозяйкою, в клубах морозного пара показался Макар и направился к калитке. Михайлиха сразу замолчала и отступила в сторону, дрожа всем телом.
- Сейчас придет Афанасий Степанович, покуда еще в баню не ушел. Послушает, что ты скажешь. Только не тяни долго, сразу говори, чего надобно, коли жизнь тебе дорога, - сказал Макар Глафире и впустил её во двор, а сам встал у калитки рядом с Михайлихой, будто охраняя выход.
Из амбара показался Пахом. Глаза его, колючие, недобрые вперились в Глашу, оглядывая её с ног до головы. Теперь, явив своё обличие, уже не был он похож на того весёлого и доброго мужичка, что еще недавно просил постоя у бабки Михайлихи. Звериная злоба проступала и на лице, и во взгляде его.
Осклабился, чёрт, и будто даже облизнулся на девичьи прелести… Прислонился к амбарной двери и издали стал наблюдать за топтавшейся в ожидании Афанасия девушки.
В накинутом на плечи поверх тонкой рубахи тулупе, вскоре показался и сам Афанасий. Лицо его было усталым, хмуро глянул он сперва на Михайлиху, и от его взора она шарахнулась в сторону. После уставил он свои черные глаза на Глафиру и негромко сказал:
- Ну, сказывай, что за надобность у тебя ко мне, скажешь ли то, что от тебя я жду. Да поскорее, баня у меня готова, да и устал я нонче.
- Я знаю, кто вас бьёт, скрывая обличие! – выпалила Глаша, дерзко глядя в лицо разбойнику, но внутри неё всё холодело от страха.
Услышав это, Прохор, тайно слушающий разговор из своего укрытия, вздрогнул и нащупал в кармане спрятанный там старый дедов нож, сжал его в руке. Впрочем, парень не представлял, что же ему делать дальше, как помешать Глафире совершить страшное предательство, и тем самым погубить и себя, и всю Берёзовку. Кинуться тут же на Афанасия, если Глафира всё же решится сказать - всё, что он и мог придумать.
- Ну, так говори, коли знаешь, - нарочито безразлично ответил девушке Афанасий, а Пахом подался чуть вперед, жадно ловя каждое её слово.
- Ты сперва скажи, что я за то получу? – усмехнулась Глафира, - Обещал ты награду! Так вот знай, я хочу в два раза от того, что ты в прошлый раз посулил!
- В два раза? – усмехнулся Афанасий, и нехороший огонёк загорелся в его глазах, - А ты, девка, я гляжу, не дура. Не мало ли, в два-то раза? Может в три? Так я не поскуплюсь! Сказывай, кто он и где сыскать его? Ну?
- А и в три мало будет! – крикнула Глафира, - Сперва покажи награду, а уж потом спрашивай! Вашему брату веры на слово нету!
Афанасий кивнул Макару и тот скрылся в старом амбаре Михайлихи. Не прошло и минуты, как он показался обратно и в руке у него тяжело звякнула небольшая сума. Он раскрыл её прямо перед носом Глафиры, но в руки ей не дал, так и остался держать её у себя, глядя на Афанасия.
- Ну? – грозно спросил тот придвигаясь вплотную к девушке.
Глаша наклонилась к нему и начала что-то тихо шептать ему на ухо. Лицо Афанасия чернело от злости, когда Глаша закончила шептать, вперил он в её лицо свои страшные глаза, будто стараясь определить, не лжёт ли она ему.
- Ладно! – погасив свой взор, сказал он отрывисто, - Макарка, давай-ка её ко мне в баню, пусть потешит меня перед своею кончиною! Не пропадать же такой красе! – страшно рассмеялся Афанасий, глядя на Глашу, а Михайлиха вскрикнула и бросилась было защитить девушку.
- А ты, Пахом, давай ко мне Веньку Сизаря, да быстро! – скомандовал Афанасий, и голос его страшно захрипел в ожидании долгожданной кровавой расправы с тем, кого искал он так долго.
Макар грубо оттолкнул старуху от девушки, от чего та упала в сугроб, а он схватил оторопевшую Глашу, дернул к себе и содрав с неё шаль, ухватил за косу и потащил к бане.
Прохор приподнялся, вынув нож, и уже сделал шаг из куста, как вдруг просвистела в воздухе стрела. Коротко взмахнув руками, упал на снег Афанасий, брызгая кровью на белое снежное покрывало… В самое сердце вонзилась ему вылетевшая из темноты смерть.
Макар от неожиданности выпустил Глашу и она упала рядом с бабкой Меланьей. Пахом заревел, как раненый зверь от того, что вторая стрела вонзилась ему в плечо. Скинув старый кожух, выдернул он из себя стрелу и кинулся со двора туда, с темноту, откуда летели стрелы…
Афанасий уже ничего этого не видел. Мёртвым остекленевшим взором глядел он в черное зимнее небо. На груди его, на белой льняной рубахе широко расползалось кровавое пятно. Макар опустился перед ним на колени и так остался стоять, не замечая ничего кругом себя…
- Вставай, вставай! – Михайлиха схватила Глашу за руку и скорее тащила её за калитку, - Беги скорее отсюда, дура! Беги, что есть силы в ногах, не оглядывайся! Да старосту поднимай, поднимайте Берёзовку! Теперь нельзя медлить, отомстят они за Афоньку Сирого, никого не пощадят! Сказывай Парунину – пусть в лес людей уводит! Скорее, скорее!
Глаша же, оттолкнув от себя старуху, схватила суму с деньгами, которую уронил Макар, сунула её себе за пазуху и только после этого бросилась бежать в сторону деревни, увязая в наметенном рыхлом снегу.
Прохор, лишь краем глаза заметивший всё это, выскочил из своего укрытия и перепрыгивая через сугробы замерзшими от сидения в снегу ногами, побежал туда, где скрылся в темноте Пахом.
Прохор понял, что теперь предстоит схватка не на жизнь, а насмерть! Что не пощадит Пахом того, кто пустил роковую стрелу, избавившую землю от Афоньки Сирого.
***************************************
Изображение из открытого источника в интернете
Глава 30.
Прохор что есть сил бежал в темноту, стараясь разглядеть следы Пахома на снегу. Хрипло дыша и оглядывая высокие снежные намёты, он боялся потерять эти следы в густеющей темноте.
Позади него, во дворе дома Михайлихи слышались крики, беготня и ржание лошади. Прохор подумал, что это, наверное, Макар выводит лошадь, чтобы скорее скакать к своим молодцам, что жгут костры и стоят лагерем на опушке высокого бора.
Скоро налетят лихою ватагой, и если даже Пахом еще не прикончил лучника, то уж эти вихрем пройдут по Берёзовке…
Впереди замаячило что-то тёмное, темнее, чем чернильная ночная темнота, и Прохор узнал полуразвалившийся старый овин у деревенской околицы. Остановившись, он прислушался – ничего не было слышно в ночном безмолвии. Облака чуть рассеялись, показалась тусклая, в синем мареве луна, хоть немного осветившая своим светом всё вокруг.
Тогда он вновь пошёл по следам Пахома, который широкими прыжками пронёсся здесь еще совсем недавно. Рядом с его следами там и тут Прохор разглядел капли крови.
Внезапно впереди раздался крик, и Прохор подскочил от неожиданности, а потом еще быстрее припустил в сторону старого овина – именно оттуда ему и послышался голос, это кричал Пахом.
Выскочив из-за покосившейся стены овина, Прохор увидел, как двое барахтаются в глубоком снегу. Вокруг них разлетаются окровавленные комья снега. Пахом рычал, как раненый медведь, в его крепком кулаке был зажат короткий клинок, который он носил на своём поясе. Он так и норовил воткнуть этот заточенный с двух сторон клинок в тело соперника. А тот, кто и был его соперник, упирался в руку Пахома, отбивая другою рукой его занесенный для удара кулак.
Прохор разглядел, что на светлой одежде лучника там и тут расползаются кровавые пятна. Он слабел на глазах, а Пахом наседал всё сильнее, не обращая внимания на льющуюся из большой раны на шее кровь. В то мгновение, когда Прохор обнаружил их, лучнику удалось выбить клинок из руки Пахома, но тот обеими руками ухватил соперника за шею и, громко рыча, принялся изо всех сил его душить. Тот забарахтался в глубоком снегу, пытаясь оторвать от горла руки, железной хваткой вцепившиеся в него.
Прохор быстро смекнул, что к чему и выхватил свой нож. Подскочив со спины к ничего не замечающему в своей дикой злобе Пахому, парень со всей силы ударил Пахома по голове тяжелой рукоятью ножа. От неожиданной боли тот выпустил лучника из своих рук и повернулся к Прохору. А Прохор не стал ждать и со всей силы ударил противника кулаком в окровавленное лицо.
Словно куль с мукой, свалился Пахом в сугроб без сознания. Прохор не мешкая снял с него ремень и накрепко стянул разбойнику руки, опасаясь, что этот человек, дикой силы и злости которого стоило опасаться, может очнуться. И уж тогда им обоим несдобровать. Поэтому, сняв пояс и с себя, Прохор стянул еще и ноги лежащего в снегу окровавленного Пахома.
Лучник без движения лежал на снегу, сжимая в руке короткий клинок Пахома, который он успел выхватить из снега перед самым ударом.
Прохор осторожно приподнял голову лучника, снял с головы балахон с накидкой, закрывающей лицо, и на снег упала длинная русая коса. Длинные ресницы в лунном свете оттеняли закрытые глаза.
- Елизавета, - негромко позвал Прохор, - Ты слышишь? Это я, Прохор.
Девушка дышала, но не приходила в себя. На белой её короткой льняной рубахе там и тут расплывалась кровь, на белых мужских штанах тоже виднелись отметины от клинка.
- Девка? Ей Богу, девка! – прошамкало из сугроба.
Это пришел в себя Пахом, и смеялся теперь окровавленным ртом, выплевывая выбитые крепким ударом Прохора зубы.
- Молчи! А не то еще получишь! – зло ответил ему Прохор и поднял на руки девушку, крепко прижимая её к своей груди.
- Парень, развяжи меня! Нам-то с тобой чего делить? Клянусь, не трону ни тебя, ни её. Денег тебе за то дам, много! Уйду и не увидишь меня больше, - сплевывая кровь, самым что ни на есть своим добрым и весёлым голосом сказал Пахом.
Но уж теперь Прохор знал, кто на самом деле есть этот балагур и весельчак, еще недавно так открыто и даже по-доброму взиравший на берёзовцев со ступеней церкви, стоя чуть позади Афоньки Сирого… Жесткий неистовый зверь, никого не жалеющий на своём пути, алчный и жадный до человеческой крови.
- Развяжи, я же тут околею в снегу! Смотри, как у меня кровь хлещет! – попробовал Пахом чуть разжалобить парня, который стоял, глядя на него и разбойник не мог разглядеть выражение его лица.
- Да и хорошо, собаке собачья смерть, - негромко ответил ему Прохор и быстрым шагом направился прочь, прижав к себе девушку.
Пахом что-то кричал ему вслед, то просил, то ругался и грозил убить, разорвать на части и его, и всю его семью, но вскоре его крики стали почти не слышны.
Прохор пробирался почти бегом через сугробы по полю от овина к дому Михайлихи, прижимая к себе бесчувственное тело девушки. В голове его метались мысли, что нужно быстрее предупредить старосту Парунина, потому что Макарка уже скорее всего добрался до лагеря на опушке, и вот-вот запылает от разбойничьего пламени его родная Берёзовка.
После страшного предательства Глафиры Прохор был уверен, что она не пойдет к старосте, как наказывала ей Михайлиха, не поднимет людей в Берёзовке тревожный набат церковного колокола…
Добравшись до двора, Прохор огляделся по сторонам – никого не было возле дома Меланьи Фоминичны, во дворе были настежь распахнуты двери старого амбара, в конюшне было пусто, ставни в избе были плотно закрыты, а посреди двора лежал накрытый рогожею, остывший уже Афанасий…
Толкнув калитку, Прохор вошел во двор и крикнул:
- Тётка Меланья! Это я, Прохор Житников! Помоги мне!
Заскрипел тяжелый засов и дверь избы распахнулась. Перепуганная хозяйка показалась на крыльце, всматриваясь во тьму. Увидев Прохора с ношею в руках, она махнула ему рукой:
- Давай, заходи поскорее!
Впустив в избу парня, она вновь заперла дверь на тяжелый засов и обернулась:
- Это и есть лучник? – она поднесла лампу к лицу того, кого принёс Прохор, - Ох, Господи помилуй! Девка? Девка, выходит, почитай половину банды чёрту на потеху в ад управила… Ну и дела… Так чья же это? – Михайлиха подслеповато прищурилась.
- Это Елизавета, у Касьяновых живет.
- Немая что ли? Вот тебе и немая! – всплеснула руками бабка Меланья.
- Бабушка, её Пахом сильно поранил, помоги. Я сейчас побегу к Агафонову, пусть сюда к тебе идет, поглядит её раны. И Парунина подниму, сейчас я думаю несдобровать Берёзовке, за Афанасия всех нас положат лихие его товарищи. Глаша то, я думаю, к Парунину не пошла…
- А где сам то Пахом? – испуганно спросила Михайлиха.
- Возле старого овина лежит, связал я его. Надеюсь, не выберется. Я его тогда сейчас с собой заберу, отведу к Парунину.
Михайлиха достала из печи горшок с горячей водой, чистые тряпицы и склонилась над Елизаветой, а Прохор вышел во двор.
Прихватив в сенях у Меланьи Фоминичны крепкую веревку, парень глянул на бездыханное тело Афанасия, потом пригляделся к кривой сосне, где раньше стоял дозорный. Сейчас Прохор никого там не увидел и испугался, что тот молодец, что стоял в дозоре может освободить Пахома, и уж тогда ни ему, ни Елизавете, ни старой бабушке Меланье – никому не жить.
-------------------------------------------------------------
Продолжение следует.......
Автор СЧАСТЛИВЫЙ АМУЛЕТ.
___________________________________
Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения".
Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения
Эта рубрика выходит каждый день в 18.30
Большая просьба написать отзыв об этой серии романов.
А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .
Глава 30.
Прохор что есть сил бежал в темноту, стараясь разглядеть следы Пахома на снегу. Хрипло дыша и оглядывая высокие снежные намёты, он боялся потерять эти следы в густеющей темноте.
Позади него, во дворе дома Михайлихи слышались крики, беготня и ржание лошади. Прохор подумал, что это, наверное, Макар выводит лошадь, чтобы скорее скакать к своим молодцам, что жгут костры и стоят лагерем на опушке высокого бора.
Скоро налетят лихою ватагой, и если даже Пахом еще не прикончил лучника, то уж эти вихрем пройдут по Берёзовке…
Впереди замаячило что-то тёмное, темнее, чем чернильная ночная темнота, и Прохор узнал полуразвалившийся старый овин у деревенской околицы. Остановившись, он прислушался – ничего не было слышно в ночном безмолвии. Облака чуть рассеялись, показалась тусклая, в синем мареве луна, хоть немного осветившая своим светом всё вокруг.
Тогда он вновь пошёл по следам Пахома, который широкими прыжками пронёсся здесь еще совсем недавно. Рядом с его следами там и тут Прохор разглядел капли крови.
Внезапно впереди раздался крик, и Прохор подскочил от неожиданности, а потом еще быстрее припустил в сторону старого овина – именно оттуда ему и послышался голос, это кричал Пахом.
Выскочив из-за покосившейся стены овина, Прохор увидел, как двое барахтаются в глубоком снегу. Вокруг них разлетаются окровавленные комья снега. Пахом рычал, как раненый медведь, в его крепком кулаке был зажат короткий клинок, который он носил на своём поясе. Он так и норовил воткнуть этот заточенный с двух сторон клинок в тело соперника. А тот, кто и был его соперник, упирался в руку Пахома, отбивая другою рукой его занесенный для удара кулак.
Прохор разглядел, что на светлой одежде лучника там и тут расползаются кровавые пятна. Он слабел на глазах, а Пахом наседал всё сильнее, не обращая внимания на льющуюся из большой раны на шее кровь. В то мгновение, когда Прохор обнаружил их, лучнику удалось выбить клинок из руки Пахома, но тот обеими руками ухватил соперника за шею и, громко рыча, принялся изо всех сил его душить. Тот забарахтался в глубоком снегу, пытаясь оторвать от горла руки, железной хваткой вцепившиеся в него.
Прохор быстро смекнул, что к чему и выхватил свой нож. Подскочив со спины к ничего не замечающему в своей дикой злобе Пахому, парень со всей силы ударил Пахома по голове тяжелой рукоятью ножа. От неожиданной боли тот выпустил лучника из своих рук и повернулся к Прохору. А Прохор не стал ждать и со всей силы ударил противника кулаком в окровавленное лицо.
Словно куль с мукой, свалился Пахом в сугроб без сознания. Прохор не мешкая снял с него ремень и накрепко стянул разбойнику руки, опасаясь, что этот человек, дикой силы и злости которого стоило опасаться, может очнуться. И уж тогда им обоим несдобровать. Поэтому, сняв пояс и с себя, Прохор стянул еще и ноги лежащего в снегу окровавленного Пахома.
Лучник без движения лежал на снегу, сжимая в руке короткий клинок Пахома, который он успел выхватить из снега перед самым ударом.
Прохор осторожно приподнял голову лучника, снял с головы балахон с накидкой, закрывающей лицо, и на снег упала длинная русая коса. Длинные ресницы в лунном свете оттеняли закрытые глаза.
- Елизавета, - негромко позвал Прохор, - Ты слышишь? Это я, Прохор.
Девушка дышала, но не приходила в себя. На белой её короткой льняной рубахе там и тут расплывалась кровь, на белых мужских штанах тоже виднелись отметины от клинка.
- Девка? Ей Богу, девка! – прошамкало из сугроба.
Это пришел в себя Пахом, и смеялся теперь окровавленным ртом, выплевывая выбитые крепким ударом Прохора зубы.
- Молчи! А не то еще получишь! – зло ответил ему Прохор и поднял на руки девушку, крепко прижимая её к своей груди.
- Парень, развяжи меня! Нам-то с тобой чего делить? Клянусь, не трону ни тебя, ни её. Денег тебе за то дам, много! Уйду и не увидишь меня больше, - сплевывая кровь, самым что ни на есть своим добрым и весёлым голосом сказал Пахом.
Но уж теперь Прохор знал, кто на самом деле есть этот балагур и весельчак, еще недавно так открыто и даже по-доброму взиравший на берёзовцев со ступеней церкви, стоя чуть позади Афоньки Сирого… Жесткий неистовый зверь, никого не жалеющий на своём пути, алчный и жадный до человеческой крови.
- Развяжи, я же тут околею в снегу! Смотри, как у меня кровь хлещет! – попробовал Пахом чуть разжалобить парня, который стоял, глядя на него и разбойник не мог разглядеть выражение его лица.
- Да и хорошо, собаке собачья смерть, - негромко ответил ему Прохор и быстрым шагом направился прочь, прижав к себе девушку.
Пахом что-то кричал ему вслед, то просил, то ругался и грозил убить, разорвать на части и его, и всю его семью, но вскоре его крики стали почти не слышны.
Прохор пробирался почти бегом через сугробы по полю от овина к дому Михайлихи, прижимая к себе бесчувственное тело девушки. В голове его метались мысли, что нужно быстрее предупредить старосту Парунина, потому что Макарка уже скорее всего добрался до лагеря на опушке, и вот-вот запылает от разбойничьего пламени его родная Берёзовка.
После страшного предательства Глафиры Прохор был уверен, что она не пойдет к старосте, как наказывала ей Михайлиха, не поднимет людей в Берёзовке тревожный набат церковного колокола…
Добравшись до двора, Прохор огляделся по сторонам – никого не было возле дома Меланьи Фоминичны, во дворе были настежь распахнуты двери старого амбара, в конюшне было пусто, ставни в избе были плотно закрыты, а посреди двора лежал накрытый рогожею, остывший уже Афанасий…
Толкнув калитку, Прохор вошел во двор и крикнул:
- Тётка Меланья! Это я, Прохор Житников! Помоги мне!
Заскрипел тяжелый засов и дверь избы распахнулась. Перепуганная хозяйка показалась на крыльце, всматриваясь во тьму. Увидев Прохора с ношею в руках, она махнула ему рукой:
- Давай, заходи поскорее!
Впустив в избу парня, она вновь заперла дверь на тяжелый засов и обернулась:
- Это и есть лучник? – она поднесла лампу к лицу того, кого принёс Прохор, - Ох, Господи помилуй! Девка? Девка, выходит, почитай половину банды чёрту на потеху в ад управила… Ну и дела… Так чья же это? – Михайлиха подслеповато прищурилась.
- Это Елизавета, у Касьяновых живет.
- Немая что ли? Вот тебе и немая! – всплеснула руками бабка Меланья.
- Бабушка, её Пахом сильно поранил, помоги. Я сейчас побегу к Агафонову, пусть сюда к тебе идет, поглядит её раны. И Парунина подниму, сейчас я думаю несдобровать Берёзовке, за Афанасия всех нас положат лихие его товарищи. Глаша то, я думаю, к Парунину не пошла…
- А где сам то Пахом? – испуганно спросила Михайлиха.
- Возле старого овина лежит, связал я его. Надеюсь, не выберется. Я его тогда сейчас с собой заберу, отведу к Парунину.
Михайлиха достала из печи горшок с горячей водой, чистые тряпицы и склонилась над Елизаветой, а Прохор вышел во двор.
Прихватив в сенях у Меланьи Фоминичны крепкую веревку, парень глянул на бездыханное тело Афанасия, потом пригляделся к кривой сосне, где раньше стоял дозорный. Сейчас Прохор никого там не увидел и испугался, что тот молодец, что стоял в дозоре может освободить Пахома, и уж тогда ни ему, ни Елизавете, ни старой бабушке Меланье – никому не жить.
-------------------------------------------------------------
Продолжение следует.......
Автор СЧАСТЛИВЫЙ АМУЛЕТ.
___________________________________
Напоминаем Вам,что большие литературные произведения мы публикуем в рубрике "Вечерние чтения".
Для того , чтобы зайти в эту рубрику нужно зайти в Темы и с правой стороны найти хештэк #вечерниечтения
Эта рубрика выходит каждый день в 18.30
Большая просьба написать отзыв об этой серии романов.
А также пишите в комментариях какой тематики произведения Вы бы ,ещё,хотели почитать .
Следующая публикация
Нет комментариев