В 1987-м, когда снимался фильм "Собачье сердце", Евгений Евстигнеев переживал тяжелый период.

В этот год завершился раздел МХАТа, и многие соратники покинули Олега Ефремова. Евстигнеев остался верен, как и всегда.
Только попросил (он был после инфаркта) не давать больше новые роли, а позволить доиграть старые.
И услышал в ответ: «Тогда уходи на пенсию».
«Трудно передать внутренний стон, который раздался в труппе после этих слов Ефремова, – свидетельствовал в своем цикле «Мхатчики» на канале «Культура» известный театровед Анатолий Смелянский:
– Это был шок! Никто не понимал ни жестокости, ни мотивов этого решения. Не было для Ефремова более близкого, более преданного артиста, чем Евстигнеев, который бы так соответствовал идеалам МХАТа...»
Позднее Ефремов признавался, что сказал Евстигнееву об уходе на пенсию в сердцах, и всю жизнь жалел об этом решении.
«У Булгакова действие разворачивается в Москве, а Бортко снимал в Ленинграде, – пишет в своих мемуарах актёр Борис Плотников. – Поэтому мы, актеры столичных театров, чуть не каждую ночь ездили в «Красной стреле» туда-сюда. Мне повезло: это дало мне возможность дополнительного общения. И какого! Евстигнеев, как только мы садились в купе, сразу ставил на столик бутылку коньяка. Выпивал рюмку – и дальше следовали его монологи. Он тогда переживал очень мощное испытание, связанное с Ефремовым, МХАТом. И мне кажется, что этот узел глубоких переживаний полностью лег в Преображенского. Человека, который сам себя сделал, который владеет профессией. Который необходим людям, обществу. И вдруг из-под него уходит опора... Евгений Александрович переживал то же самое. Только был не врачом, а актером. И когда Преображенский говорит: «Дайте мне такую бумагу, чтобы была как броня!..» – это Евстигнеев от своей больной души говорит!
Он искал защиту и нашел спасение в этой работе. Я не выдумываю, поверьте. Потому что во время наших ночных переездов у него был такой выплеск энергии, что он мне, почти чужому человеку, рассказывал самое сокровенное. Наверное, сработал эффект попутчика, которому обычно с легкостью раскрываются. Мне кажется, наше кино сильно обогатилось благодаря тому, что Евстигнеев был в таком состоянии – и это запечатлелось на пленке».