- Ты куда кабанчика поволок? - Лукерья смотрела на мужа, который воскресным весенним утром тащил повизгивающего поросенка к телеге.

- Как куда? На ярмарку! Весна, кабанчиков разбирают, как крендельки в голодный год.

- А нам, значит, кабанчик не нужен? - она посмотрела на Матвея уже с раздражением. - Мы с тобой о чем сговорились? Что разведем поросят, что не меньше десяти пятаков у нас будет. А если голодный год? Ты уже и так одного уволок на прошлой неделе, шесть их всего осталось!

- Лукерьюшка... - протянул он и Лукерья еще больше разозлилась. Раньше он это с любовью произносил, теперь же будто снисходительно.

- Оставь кабанчика, говорю тебе. И хватит уж в город шастать, зачастил!

- Ты, Луша, чего расхорохорилась? - глаза его вдруг сверкнули гневом. - Твоё дело за детьми приглядывать, да дом в порядке держать. А уж пропитание оставь на меня.

- Вот как ты заговорил, да? - она почувствовала нарастающую злобу. - Что происходит, Матвей? Что с тобой? Чего ты в город, будто на работу шастаешь?

- О семье забочусь, о средствах. Вот Мишке бы рубаху обновить, да Полине ткани на платье купить, глянь, мало уж оно. Да и ты платком старым голову прикрываешь. Лукерьюшка, я уж как лучше хочу. Не переживай ты так - поросят нам хватит, а я может быть смогу и ботинки сынку добыть новенькие, - вдруг ласково произнес он, но Лукерью было не обмануть.

Едва его телега скрылась за поворотом, как она велела Мише:

- Ступайте к бабушке Степаниде. Скажи, что мать с отцом на ярмарку подались, велели вам у неё пересидеть.

- Так батька один уехал, - удивился мальчик.

- Ступай, говорю тебе. Батька меня на развилке ждать будет.

Едва Миша вышел со двора, ведя за руку Полину, как Лукерья бросилась в стойло и начала запрягать лошадь. У них было две головы - конь Яшка, который в телегу был сейчас запряжен, да молодая кобыла Ночка. Вот на ней Лукерья и собиралась вслед за мужем в город ехать. Наездницей она была хорошей, оттого и не боялась, что упустит мужа из виду. Для городских не было удивительным появление лошадей на улице, в этом маленьком городке все привыкли к тому, что деревенские время от времени заезжают, а в то время это был практически единственный вид транспорта для селян. Так что выделяться она особо не будет.

- Давай, Ночка, - она слегка ударила по бокам лошади своими ногами и повела её рысью. Самое главное, чтобы муж не заметил, что она следом за ним скачет. Еще этого не хватало. Лукерья чувствовала, что у Матвея есть какая-то тайна. Раньше в город калачом не заманишь, люди в село за мёдом сами наведывались, а тут смотри-ка, зачастил. И это как раз после того, как он лекарство для Полинки добыл полгода назад. Она не спешила, зная, что телега едет намного медленнее, чем лошадь скачет без неё. Поэтому остановилась у ручья, напоив Ночку, затем немного на лугу та попаслась, да и продолжили путь. Наконец показались заводские трубы, вот уж и районный центр. А ярмарка как раз на окраине, что было удобно деревенским.

- Лукерья, а чего это вы с Матвеем по разному приехали? Он на телеге, ты на лошади, - услышала она голос соседа, что напротив живёт.

- Здравствуй, дед Кузьма. Да вот подарок мужу хочу сделать, именины у него скоро. А как это сделать, коли из деревни никуда не выезжаю? С ним попросишься - уже не то, знать будет. Ты, дед Кузьма, меня не выдавай. Я сейчас по ярмарке тихонько похожу, авось, не увидит. За Ночкой приглядишь?

- Отчего не приглядеть? - крякнул дед Кузьма. - Ты же знаешь, я до вечеру тут обычно сижу.

- Знаю, - рассмеялась Лукерья. - Всякую ерунду сюда возишь, вот и сидишь до вечера.

- А чего мне в избе сидеть одному-одинёшеньку? А тут хоть люди, разговоры. Вы же все заняты детишками, делами, а с дедом Кузьмой и поговорить некому.

- Да, дед Кузьма, прав ты. Ну, я побежала.

Она пошла тихонько по рядам и углядела мужа. Вот он, не успев выложить горшки с мёдом, уже окружен людьми. Слава о их мёде по округе хорошая шла, народ стекался за ним, в очередь вставал. Раз, и пустые горшочки!

- И чего тогда он по полдня тут делает? - недовольно нахмурила брови Лукерья, делая вид, что товары рассматривает.
Ей неприятно было то, что она следит за мужем, но уж очень сильно мучило и изводило её любопытство. Тут к Матвею женщина подошла и стала рассматривать кабанчика. В пятак ему заглядывала, ощупывала его, а потом потянулась к кошелю и отдала Матвею деньги. Побежав в сторону деда Кузьмы, Лукерья на минутку остановилась возле лавки и купила трубку красивую. Средства она взяла из дома, потому что как без них с пустыми руками в город ехать?

- Купила, чего хотела? -спросил дед Кузьма.

- Купила.

- Дак он не дымит же! - насмешливо произнес дед, увидев трубку.

- Да иногда нет-нет, бывает. Особенно в последнее время. Дед Кузьма, спасибо. что за лошадью приглядел, но ты меня не видел. Позже загляну, медку принесу.

Отвязав лошадь от дерева, Лукерья зашла за одноэтажное строение как раз вовремя - телега Матвея выезжала с ярмарки, но направилась не в сторону села, а в противоположную. Он выехал из города, и остановился у самого последнего покосившего дома.

Лукерья, оглянувшись, повела лошадь к посадке, что вдоль последней улицы шла. Там она привязала Ночку и тихонько подошла к забору. Но увидев, кто обитает в этом доме, чуть не закричала от ужаса - во дворе стояла Мария! Но хуже всего было то, что Матвей её обнимал!

****

Руки её не слушались, когда Лукерья в ожидании мужа перебирала пшено. Вот наконец послышался стук копыт, затем открылись ворота, и Матвей загнал телегу во двор. Он распряг коня, загнал его в стойло, не забыв принести воды, а затем, насвистывая, поднялся по крыльцу.

- Продал? - она старалась, чтобы её голос был ровным, но в горле ком изменил его.

- Продал. Вот, смотри, что купил. Ботинки для Мишки, да отрезок ткани для платья Полине. Да тут много, и тебе хватит. А это платок. Тоже тебе.

- Интересно... - произнесла Лукерья задумчиво. - А где ты это купил, и когда?

- Как где? На ярмарке. Ты чего? - удивился муж.

- А может, не ты это покупал? И не на ярмарке вовсе? Или не сегодня прикупил, а еще раньше? И леденцы, что детям ты привозил, тоже, может, не тобой были куплены! И тулупчик для Миши в феврале...

- А кто же? - будто испугался Матвей, глядя на жену.

- А может то гостинцы от матери его?

- Ты чего говоришь? Солнце голову напекло, али от аромата сирени разум помутился?

- Хватит! - она ударила громко кулаком по столу и, не обращая внимания на его вспышку гнева, произнесла: - Я знаю всё! И то, зачем ты в город мотаешься, и что после ярмарки не домой ты спешишь. Медок твой сладкий народ раскупает за считанные минуты. А вот после ты к своей бывшей женушке едешь. И не ври мне, не ври! Я знаю всё.

- Откуда знаешь? - он подошел и сел напротив. - Ты следила за мной?

- Следила. Да, не самый лучший мой поступок. Но следила! А что мне думать? То тебя калачом в город не заманишь, то ты каждое воскресенье туда шастаешь. Скажи мне только одно - как?

- Что именно?

- Как вы встретились? Как ты смог её простить? - вот тут Лукерья не выдержала и разрыдалась.

А он не стал врать и изворачиваться.
- Прости меня... Прости... Я увидел её в тот февральский день, когда за микстурой в город приехал. Она санитаркой в той больнице работает. Я соврал, когда сказал, что ездил в другую больницу. Когда я Машу увидел, вышедшую на крыльцо, то подумал, что прибью её. Но меня оттащили. Потом она расплакалась и вдруг попросила выслушать её. Она каялась, говоря, что сбежала, сама не ведая, что творит. Свободы захотелось, людей повидать. А потом поняла, что натворила, да поздно было - это какой позор был бь в село вернуться! И гнева моего она боялась, и осуждения людского. Из табора ушла, в городе осела и устроилась санитаркой, комнату у слепой старушки сняла. Говорит, что наведывалась тайно в село, чтобы никто не видел, смотрела на сына издалека, но подойти не решалась.

- И ты поверил...

Он отвернулся, ничего не сказав.
- Ты поверил, - повторила Лукерья. - Пожалел её, а потом и вовсе вспомнил о былой любви.

- Я и правда понял, что всё еще люблю её. И тебя люблю, но её... Другой любовью, понимаешь, Той первой, сильной.

- Я не отдам вам Мишку! - она вскочила и со страхом посмотрела на него, уже понимая, чем всё закончится. - Не отдам! Я его с двух лет воспитываю, он мамой меня называет! Он сыном мне стал.

- Но он и мой сын. И Маши.

- Нет, - она покачала головой и рассмеялась нервно. - Нет! Он не Машкин. С тех пор, как на меня его записали, Маша всё право на него потеряла. А вздумает у меня его отнять - в город поеду, в область, писать везде стану и люд деревенский за мной встанет. Но не позволю забрать его. Она его один раз уже бросила, как щенка, а теперь вдруг, когда он подрос, вернуть захотела? А вот это ты видел? - она показала ему кукиш.

- Мы у него спросим.

- Спроси. Коли скажет, что с тобой уйдет - держать не стану. Но и вас в покое не оставлю. А если сам уйдешь - то скатертью дорога, сына нашего я выращу!

Матвея посмотрел на неё молча, потом вышел из дома, оседлал коня и отбыл в сторону города. Лукерья, опустившись на землю, зарыдала.

ЭПИЛОГ

Он вернулся с Марией на следующий день. Но Мишутка к ней даже не подошел. Он держал за руку Лукерью и её мамой называл. В его детских глазах стоял гнев, он кричал на отца, чтобы тот уходил.
Маша плакала, пыталась сына к себе прижать, но на выручку Лукерье пришли соседи. Они-то и встали горой за несчастную жену Матвея.

Она же, забрав Мишу и Полину, ушла с ними к матери.

Миша жил с ней, виделся с Матвеем, а вот Марию не воспринимал. От него ведь никогда не скрывали, кто его настоящая мать - в селе такое не утаишь. Даже в свои маленькие годы он понимал, что она предательница, а вот Лукерья самая настоящая мать.

Впрочем, поделив с Лукерьей всё хозяйство, спустя год после всех событий Матвей и Мария всё же уехали из села.
Вроде на заработки подались, даже деньги кое-какие присылали Лукерье на детей первое время, а потом и перестали.

А она же, как только образовался колхоз, сдала туда большую часть поголовья, да распродала все улики, оставив лишь один для своих нужд. Мёд она больше не ела - вкус его ей казался горьким, напоминающий о Матвее.

А он в селе больше не появлялся. Только лишь однажды, в 1945 году приехали они навестить своего вернувшегося с войны сына, при этом даже не зная, жив он или нет, но Михаил говорил с отцом сухо, а на Марию даже не взглянул. У него была мать - Лукерья. Та, которая жизнь отдала свою на воспитание детей и во благо их будущего. Михаил поступил учиться на инженера до войны, а после продолжил, Полина стала учителем. И дочь и сын были счастливы в своих семьях, а Лукерья после Матвея больше замуж не выходила.

#Хельга
источник