Старый дом

Роман в письмах о жизни и смерти
«Здравствуйте, уважаемая мисс Реджинальд.
С прискорбием сообщаю Вам, что Ваша тётушка Сесилия скончалась. Приношу мои искренние соболезнования.
Имею честь сообщить, что она оставила Вам в наследство поместье "Розовая ракушка". А также пачку писем с пометкой «Лично в руки». Приезжайте , пожалуйста, чтобы оформить все бумаги.
Искренне ваш, Роберт Грин, нотариус».
* * *
«Кажется, пришло моё время. Тени прошлого всё чаще приходят ко мне и зовут туда, в далёкие воспоминания. Я прожила счастливую жизнь и не жалею ни о настоящем, ни о былом. И готова снова вернуться в то лето 1912 года если и не искупить вину, то хотя бы ещё раз попросить прощенья.
Но, мой дорогой друг, кажется я начала слишком издалека. И, коль уж ты станешь свидетелем давних событий, неплохо бы познакомить тебя со всеми действующими лицами.
Итак, меня зовут Сесилия Реджинальд, 1892 года рождения, апреля месяца, числа двенадцатого. Наследница древнего рода Реджинальдов, огненно-рыжая в прадеда ирландца и свободолюбивая, как вся шотландская ветвь нашего фамильного дерева. С детства я не отличалась послушанием и предпочитала компанию конюха и садовника классной комнате и гувернантке. Что, однако, не делало меня непроходимой тупицей или недалёкой кокеткой. Книги я любила и с удовольствием пряталась в отцовской библиотеке, погружаясь в чудесный мир приключенческих романов о дальних странствиях и отважных капитанах. Маменька вечно вздыхала, что замуж меня никогда не выдать, но отец всегда с усмешкой отвечал, что из меня выйдет толк.
Возможно, я была дурным примером моему младшему брату Ричарду. Но, на него, как на мужчину, у родителей были другие ожидания, и частенько ему спускали с рук то, за что мне хорошенько влетало. Это, впрочем, не мешало нам с братом искренне любить друг друга, и придумывать самые изощрённые шалости.
Благо, для оных места хватало. Всё моё детство прошло в чудном поместье «Розовая ракушка» недалеко от Суиндона. Огромный дом на двадцать комнат, конюшня, сад, пруд, в котором водилась рыба, и кусок леса давали безграничный простор детской фантазии. Игры в разбойников и пиратов, прятки и фанты, спектакли по большим праздникам и роскошные приёмы, устраиваемые нашей матушкой, не давали скучать ни нам, ни дому. Дом искренне любил нас с братом, открывая все самые потаённые уголки и позволяя снова и снова узнавать его. Для меня маленькой он казался живым существом, с которым можно дружить, говорить и которому можно доверить все свои тайны. И не было для меня большей печали, когда в двенадцать лет мне пришлось уехать в пансион для благородных девиц в самый Йорк, на другой конец Англии.
Долгих пять лет я мечтала вернуться домой, постигая азы светского воспитания. Письма от родителей и брата приходили регулярно, но утешения от них было мало. Я невыносимо скучала по бескрайним полям, в которые можно умчаться на лошади и забыть обо всём на свете. По закутку в лестнице, о котором знали только я и Ричард, и в который мы прятались, когда хотели сбежать от родителей. По своей спальне, выходящей окнами в сад и каждое утро наполнявшейся переливами птичьих трелей. По воздуху свободы, которого мне так не хватало в ограниченном пространстве Йоркского пансиона.
И вот счастливый день настал! Я снова стою на пороге родного дома, пытаясь не разрыдаться от счастья. Матушка и отец тут же объявили приём по случаю моего возвращения, а счастливые крики Ричарда эхом раздавались по всему поместью.
Я как будто снова вернулась в детство. Улыбалась старому дому и хотела обнять его, как старого друга. Старые половицы приветственно скрипели мне, куда бы я ни пошла. Напольные часы в библиотеке отбивали ритм только для меня. Дом перешёптывался, перемигивался, тянулся ко мне. И я отвечала ему взаимностью.
Но довольно, кажется я увлеклась. Пора переходить к тому, о чём я хочу рассказать.
Год 1909 ознаменовался моим возвращением домой после пятилетнего обучения. А следующий год был годом моего восемнадцатилетия и официального вхождения в брачный возраст. Маменьку словно подменили. В нашем доме постоянно толпились приглашённые на обед юноши всех мастей и рангов. Сыновья соседей, отцовских компаньонов, друзей и дальних родственников. Каждому нужно было уделять внимание, улыбаться, мило шутить и краснеть. Для меня хуже пытки было не придумать, но приходилось терпеть ради матери и отца.
Хвала Всевышнему за моего милого брата! Видя мои муки, Ричард решил взять дело в свои руки. В свои шестнадцать он по-прежнему оставался милым проказником, которому всё сходило с рук. Учёба в Оксфорде только добавила изощрённости его и без того дьявольскому уму, и каверзы, подстраиваемые одному кавалеру за другим, не делали даже намёка на того, кто их устроил. Про одного он пустил сплетню о том, что бедный юноша тронулся умом. Другой получил от Ричарда анонимное письмо со срочным вызовов в лондонское Адмиралтейство. Ещё один несчастный постоянно находил в карманах своего пиджака навозные бомбочки, запах от которых распугивал всех вокруг. Я смеялась над шалостями брата вместе с ним и от души радовалась, когда претендентов на мою руку становилось на одного меньше.
Но бог любви беспощаден, и на каждого у него найдётся своя стрела. Не минула она и меня. В один из осенних дней прогуливаясь по нашему чудесному лесу, я встретила в нём незнакомца, сидящего на земле и отчаянно чертыхающегося. Брюки на коленях были разорваны, шарф сбился набок, чёрные кудри бунтарски выбивались из-под чудом державшейся на них кепки. А глаза? Что это были за глаза?.. Тёмно-синие, словно бушующее море, они манили и притягивали к себе. Я просто пропала в этих глазах. И не услышала ни имени, ни того, что ему нужна помощь. Мир как будто замер вокруг, познакомив меня с первой любовью.
Конечно же, воспитание взяло верх и я очнулась от грёз. Выяснилось, что юношу зовут Чарльз, он гостит у друга в соседнем поместье. Решив покататься верхом, он не учёл своего незнания местности и заблудился. Оказавшись в нашем лесу, он засмотрелся по сторонам и отпустил поводья. Лошадь что-то испугало, она сбросила седока и была такова. Кажется, при падении он повредил ногу. Он ещё что-то говорил, но я уже со всех ног бросилась к дому, чтобы позвать на помощь.
Чарльза привезли в наше поместье, вызвали доктора, отправили посыльного к соседям с запиской, что с их гостем всё в порядке. Врач сказал, что ничего не сломано, просто вывихнута лодыжка, и что пациенту нужен покой. Родители, конечно же, оставили гостя на своём попечении и с этого момента потекли самые счастливые мои дни.
Пока Чарльз лежал, я постоянно приходила к нему. Читала, приносила еду. Мы много смеялись и бесконечно разговаривали. О природе вещей, об искусстве, политике и моде. О философии и религии. О мистике и потустороннем мире. Чарльз учился в Кембридже на юриста и был совершенно разносторонним собеседником. Оказалось, что он так же, как и я, любит лошадей и природу. Что шумному городу он предпочитает тихую деревню. Что в детстве он был тем ещё шалунишкой и продолжает иногда свои проказы в отчем доме.
Ричарда он покорил сразу и безоговорочно. Брат только что в рот ему не заглядывал, когда Чарльз говорил. Их дискуссии напоминали жаркие баталии, в конце которых всегда побеждала дружба. Я посмеивалась над ними, однако очень ценила ту трогательную заботливость, которую более взрослый Чарльз проявлял к пылкому Ричарду.
Когда нога Чарльза зажила и настала пора покидать наш дом, он признался мне, что влюблён. Влюблён так, как никогда раньше. Что подобных чувств он не испытывал и теперь не представляет своей жизни без меня. И что с моего позволения он закончит учёбу и в следующем году попросит моей руки.
Мы немедля рассказали обо всём родителям и получили их благословение. Оказывается, пока мой возлюбленный лежал прикованным к кровати, отец навёл кое-какие справки и с полной уверенностью мог сказать, что Чарльз – достойный юноша. Он пообещал писать мне и уехал, а я стала готовиться к свадьбе.
Ох, мой друг, что это были за письма! Полные нежности, тепла и света, они давали мне сил ждать. И жить. Только они стали мне проводником в мир любви и надежды на светлое будущее. Ричард уехал в свой колледж, подруг у меня так и не появилось, и только в письмах Чарльза находила я утешение.
Я почти не заметила, как пролетели восемь месяцев. И вот снова лето. На каникулы приехал Ричард с парой своих товарищей по учёбе. Со дня на день должен был приехать Чарльз. Радостное предвкушение витало в воздухе и будоражило фантазию картинами счастливого будущего.
Июнь тысяча девятьсот одиннадцатого… Чарльз наконец приехал и официально вступил в статус моего жениха. Свадьбу решили назначить на август, чтобы успеть хорошенько подготовиться. В доме началась суматоха и бесконечная суета. Мы с Чарльзом частенько сбегали вдвоём поплавать на лодке или прокатиться на лошадях. Изредка нам составляли компанию Ричард и его друзья. Мы вспоминали детство и устраивали какую-нибудь безобидную шалость, вроде воровства яблок в соседских садах или ночных купаний в карнавальных костюмах. Безмятежное, беззаботное время. Как чудесно оно было.
В тот летний день была пасмурная погода. Мы с Чарльзом, Ричардом и его компанией собрались в библиотеке. Обсуждали последний труд Блаватской «Неразгаданная тайна». Мистическая тайна неожиданной смерти будто заворожила молодёжь. Ричард с горящими глазами увлечённо приводил доказательства существования потустороннего мира, его друзья апеллировали в пользу отсутствия оного. Мы с Чарльзом были молчаливыми наблюдателями разгорающихся страстей, не принимая ни одну из сторон. Брат всё больше распалялся, уходя в своих рассуждениях к темам богов Египта, культа смерти в Индии и таинственных ритуалах масонов. Он утверждал, что смерти нет, а есть вечная жизнь, и что мы всего лишь находимся в переходе между мирами. И что он с лёгкостью может это доказать. Тучи сгущались как за окном, так и в освещённой библиотеке. В воздухе ощутимо веяло запахом приближающейся беды.
Резкий порыв ветра распахнул окно и заставил спорщиков на минуту отвлечься от разгорячённой дискуссии. Ричард бросился закрывать окно, попутно отметив, что непогода разыгралась не на шутку. Дождь стоял стеной, и раскаты грома периодически сотрясали воздух звуком смыкающихся литавр. Разобравшись с окном и вернувшись на своё место, Ричард продолжил пламенную речь о том, что смерти нет. Юные щёки пылали, глаза горели каким-то нечеловеческим азартом, и я ясно понимала, что в таком состоянии мой брат способен на всё.
Один из его товарищей слушал Ричарда с нескрываемой насмешкой. И когда брат закончил, иронично предложил тому доказать собственные теории, чтобы не быть голословным в приличном обществе. Лицо Ричарда пошло красными пятнами, и он пулей вылетел вон из библиотеки. Я хотела вмешаться, но Чарльз мягко остановил меня и встал из своего кресла, чтобы направиться вслед за Ричардом. Однако, тот уже вернулся в библиотеку, пряча что-то в кармане. Картинно выйдя на середину комнаты, Ричард достал из кармана… пистолет. И приставил его к виску, победно глядя на собравшихся. Чарльз метнулся к нему, за окном прогремел раскат грома, зазвучавший похоронным маршем. Внезапно погас свет. В темноте раздался выстрел. Кажется, я закричала. Звук падающего тела громом отдавался у меня в ушах. На крик сбежались слуги и матушка. Зажгли свечи. И мы увидели тело. На ковре, раскинув руки и глядя в потолок остекленевшими тёмно-синими глазами, лежал Чарльз. С дырой в виске. Ричард потрясённо стоял рядом, сжимая в руках всё ещё тёплый пистолет. Напольные часы пробили семь раз.
Я не буду рассказывать, как мой отец замял дело. Как Ричард уехал, и более я его никогда не видела. Как прошли похороны и что говорили в обществе. Всё это время меня просто не было. Моё существо отказывалось принять произошедшее, и я тенью ходила по дому, кутаясь в воспоминания, как в тёплую шаль и совершенно отказываясь жить в настоящем.
Озабоченный моим состоянием отец приглашал лучших врачей, но все они разводили руками. Горе нельзя было вылечить таблетками. Тогда отец отправил меня в путешествие по Европе вместе с матушкой и моей кузиной.
Наше путешествие по Европе затянулось, и 1914 год мы встретили в Берлине. В момент начала Первой Мировой войны. Спешно вернувшись домой, мы стали привыкать жить в новом мире. Дом опустел, из слуг остались повар и горничная. Остальные либо ушли на фронт, либо уволились в поисках лучшей жизни. Отец стал совсем седым, мама постоянно плакала, закрываясь у себя в спальне. Я пошла на медицинские курсы, а затем в госпиталь работать медсестрой. Жизнь требовала продолжения. Нужно было как-то выживать.
Похоронку на Ричарда отец получил в библиотеке. Прочитав письмо, он схватился за сердце. Я подхватила его и посадила в ближайшее кресло. Внезапно в комнате раздался звук выстрела и часы пробили семь раз. Тогда я не очень обратила на это внимание, занятая заботами об отце.
В следующий раз часы пробили семь раз, когда умерла мать, в 1917. Затем звук выстрела и бой часов я услышала через три года, во время эпидемии испанки. В тот год мы похоронили оставшихся слуг.
Собрав сбережения, мы с отцом переехали в Лондон, в небольшую городскую квартиру. Подальше от дома, некогда так любимого и дорогого сердцу. И от звуков выстрела, бьющих в самое сердце.
Дом был выставлен на продажу, отец болел, я выживала. Много разного прошло с тех пор – Вторая война, переезд в Америку, замужество, рождение детей. Отец дожил до первого внука и упокоился с миром в августе 1947 года. Дом в Англии так и не был продан.
Мои рыжие кудри покрылись сединой, а своевольный нрав уступил место семейным обязательствам. Тяга к приключениям закончилась после рождения старшего сына, а страсть заменили уважение и признательность. Все воспоминания о днях минувшей юности я спрятала глубоко внутри, чтобы никто никогда не смог встретиться с той болью, которую я когда-то пережила.
Новый век потребовал найти старых хозяев «Розовой ракушки». Милейший нотариус каким-то чудом вышел на меня и разворошил старые воспоминания. Я уже не смогу вернуться, а моим детям он не нужен. Поэтому я без зазрения совести передаю старый дом в твоё владение с пожеланиями удачи и добра. Я была счастлива в нём, пусть и недолго. А смерть… Теперь она мне ближе, чем кто-либо из ныне живущих моих родственников и друзей. Смерть стоит на моём пороге и зовёт с собой. Туда, где ожидают меня родители и Ричард. И мой Чарльз. Я возвращаюсь домой.
Искренне твоя, Сесилия Реджинальд».
* * *
«Добрый день, мистер Грин!
Благодарю за помощь с бумагами. Дом, правда, чудесный. «Розовая ракушка» очень красивое и уютное место.
Мне здесь нравится, но иногда кажется, что происходит нечто странное. Мне сложно это объяснить, но я как будто чувствую чьё-то присутствие…
А сегодня я внезапно услышала звук выстрела, и часы пробили семь раз».
* * *
«Здравствуй, моя дорогая Сесилия!
Очень скучаю по тебе и жду с нетерпением дня, когда снова тебя увижу.
Ты – самое великое счастье в моей жизни, которое я и не мог вообразить, пока не встретил тебя. Мне до сих пор сложно поверить, что мы с тобой будем вместе, будем просто жить в одном доме и наслаждаться покоем и радостью окружающего мира. Иногда мне кажется, что это все мне просто приснилось и что я не достоин такого счастья.
Читаю книгу, которую ты мне подарила, сказав, что она твоя любимая. Мне встретилась в ней фраза «ни тебе вкуса к жизни, ни тебе вкуса к смерти…» Как я рад, что мне и в голову такое не приходит. Именно благодаря тебе мой вкус к жизни сейчас силён, как никогда прежде. Вспоминая чудесные часы, проведенные в «Розовой ракушке», я не перестаю думать о том, как можно так внезапно и так скоро обрести настоящую любовь. Ту самую, которую я готов пронести до конца жизни и за которую благодарен тебе, моя дорогая.
И даже если случится так, что я однажды тебя покину, я всё равно буду любить тебя. Даже с другой стороны мира. Всегда помни об этом.
С любовью, Чарльз».
Написано в соавторстве с Марией Гореловой
#Никинысказки@diewelle0