Не вижу зла

Статуя стоит в глубине чащи. К ней нельзя дойти прямой дорогой, только кругом, сходя по спирали к центру густого осинника. Каменный лик безмятежен и светел, длинная вуаль покрывает плечи и глаза – или то, что было у Матери вместо глаз.
Баожэй едва плетется, трясущейся рукой толкает вперед дитя, смотрит снизу-вверх, подобострастно – так гнут ее к земле страх и надежда. Второй рукой жмет к себе младенца, густо завернутого в тряпье. Не глядит на него, всё внимание Баожэй – для богини, что смотрит в сердце.
— Мать, — хрипит Баожэй, опускается на колени, толкает в спину сына, чтобы подошел к Матери ближе. Тот, растерянный и тихий, слушается, ступает вперед. – Мать, дай сил пережить зиму. Не взросло ничего, не народился скот, не несет плоды земля. Мать, позаботься о нас, как заботилась всегда.
Возле статуи всегда туман, густой и теплый, как молоко, как объятия, как духота после летнего дождя. Баожэй не может терпеть, опускает голову, смотрит на мертвую листву под коленями. Не смотрит на детей.
— Послушай меня, дитя, — слышит ласковый голос, что проникает в сердце и растекается там покоем и любовью.
— Посмотри на меня, дитя, — шелест листвы говорит, что сын сделал шаг к Матери.
— Дай обнять тебя, дитя, — и Баожэй протягивает в объятья Матери младенца.
На мгновенье повисает тишина, потом земля будто облегченно вздыхает, будто освободившись от ноши. Вздыхает и Баожэй. Счастье слезами рвется наружу, руки тянутся к Матери – не оттолкнула, помогла, теперь все будет хорошо. Но она не смеет поднять взгляд и лишь чувствует, как на плечи ложится вуаль.
— Иди, моё любимое дитя.
Вечером Баожэй возвращается в деревню. С благословением и дарами. Одна.
#Чума@diewelle0