Из книги «Отблески дальних костров»

Время первых. Время, когда рождалась истина. Время, которое стало историей.
РЕАБИЛИТАЦИЯ
Вся жизнь старейшего пермского геохимика Анатолия Михайловича Чумакова – это единое пространство, в котором органично соединились геологическое, шахматное и нравственное поля.
– Моя жизнь похожа на шахматное поле, – говорит Анатолий Михайлович. – Чем только не приходилось заниматься: и электроразведкой, и магниткой, и топографией, поисками нефти, поисками меди, золота, алмазов… но главным делом была геохимия. Всё знать невозможно, но я
считаю, что стремиться к познанию необходимо, хотя бы для того, чтобы уметь ориентироваться в нужный момент.
Чумаков всегда старался следовать расчёту, математическому анализу и десятки раз выверенному построению гипотез. в свои восемьдесят лет Анатолий Михайлович не отступает и не сдаёт позиций. а жизнь гнула и ломала его, наносила совсем не шуточные удары, но сломать
гордого, горячего и упрямого геолога не смогла. Последним, самым тяжёлым ударом стал для него уход Анны Николаевны – любимой жены, с которой они прожили полвека. И всё-таки держится Чумаков!
– Мат пока не поставлен! – грустно улыбается Анатолий Михайлович.
Я держу в руках производственный проект, составленный в 1992 году ведущим геохимиком «Геокарты» А.М. Чумаковым по теме «Анализ материалов по родственным кимберлитам породам с целью выявления их перспектив на алмазы (установление фациальных разновидностей) для Уральской россыпной провинции на 1993–1996 гг.».
Проект был утверждён в 1993 году. Основные положения гипотезы Чумакова были одобрены и утверждены во всех инстанциях, в том числе и на НТС отдела алмазов отделения специальной металлогении ВСЕГЕИ (протокол № 5 от 31 декабря 1992 года). Выступавшие отмечали тогда,
что Чумаков накопил большой фактический материал, который целесообразно проанализировать и обобщить в процессе работы по данной тематике. Методика исследований, предложенная автором, должна быть проверена на опробовании конкретных тел. При изучении «туффизитов»
(неважно, что этот термин закавычен, важно, что он есть) необходимо учесть возможность наличия «слепых» трубок кимберлит-лампроитов. Отмечалась дискуссионность вопросов генезиса, а также отсутствие критериев при определении источников алмазов нового типа.
К сожалению, в своей книге «Были съёмка и поиски» я не сумел в полной мере отразить заслугу Анатолия Михайловича в деле выработки новой позиции относительно первоисточников уральских алмазов. А заслуга его несомненна. Я не стану копаться в причинах того, почему мы
забыли о Чумакове, – моя задача сейчас не в этом. Лично у меня есть возможность исправить ошибку, и я это делаю.
Когда у меня родилась идея книги «Отблески дальних костров», имя Анатолия Михайловича стояло в моём списке ветеранов геологии одним из первых. Я позвонил ему. В телефонном разговоре Анатолий Михайлович вдруг высказал упрёк, и я благодарен судьбе, что,
несмотря на этот горький для нас обоих момент, контакт всё-таки состоялся. Анатолий Михайлович, правда, подумал было, что на меня повлиял Нельзин. Отнюдь. Да, мы очень долго говорили на эту болезненную тему с Леонидом Павловичем, но это было уже после «пилотного» разговора с Анатолием Михайловичем, и для меня это очень важно.
Леонид Павлович не устаёт твердить, что о Чумакове забыли, что тот самый проект его, по сути, выглядел как отчёт. Отсюда и следствие: Чумакова отжали в тень, а его идеи перехватили. В современных публикациях словно бы «стесняются» ставить его имя первым.
Зоя Афанасьевна Леонова вспоминает, что в начале 1990-х годов Чумаков в «Геокарте» проходу никому не давал: встретишься с ним в коридоре, он повиснет на тебе, и на час, а то и больше пойдёт разговор об алмазах. Одержимость его в этом новом деле была очевидна. А после в
его молчании сыграли роль интеллигентность и природная скромность.
Теперь просто необходимо расставить приоритеты. Я сейчас не хочу бросать камни в чей-либо огород (только в свой, поскольку сам недоглядел и достаточно полно не изучил историю вопроса). я хочу, чтобы меня правильно поняли. кстати, сам Анатолий Михайлович с восторгом
отзывается об Анатолии Рыбальченко и отдаёт ему должное, потому что знает, сколько и в каких жёстких условиях борьбы Рыбальченко сделал в этом вопросе. А вот о династии остроумовых Чумаков говорит в другом ключе. С горечью.
ДОКУМЕНТ
Читаю проект и сам во всём убеждаюсь. Считаю необходимым процитировать некоторые строки. из раздела «Разработка критериев прогнозирования коренных источников алмаза уральского типа»: «…многолетний анализ говорит о том, что для региона Урала характерен самостоятельный мантийно-коровый генетический тип алмаза. Исходя из стадийности природного алмазообразования первоисточниками алмаза на Урале являются мантийные породы – эклогиты. На стадии алмазообразующего вещества эклогитового парагенезиса они содержали зародыши и мелкие кристаллы алмаза. Далее алмазообразование в мантийных условиях было прервано. Мантийный эклогитовый расплав внедрился в земную кору. Мантийный генетический тип для
сохранившихся алмазов сменился коровым. Произошло преобразование мантийного расплава, зародышей и мелких кристаллов алмаза, парагенетических спутников алмаза под воздействием процессов дифференциации, метаморфизма и метасоматоза. Ожидаемые кимберлитовый
и лампроитовый типы первоисточников россыпей сменились многочисленными слабоалмазными, родственными кимберлитам и лампроитам, алмазоносным эклогитам ультраосновными породами и щелочными базальтоидами, а также древними осадочными вторичными алмазосодержащими породами. При этом значительную роль сыграли процессы внедрения флюидов в виде газов, газов и растворов, газов и раскалённых частиц лавы (туффизитов), гидротермальных растворов, растворов и расплавов и их воздействие на вмещающие магматические и алмазосодержащие осадочные породы…»
Опираясь на противоречивый опыт предшественников и свой собственный, Анатолий Михайлович тогда утверждал, что коренные источники будут иметь самостоятельное практическое значение, их обнаружение и изучение должно оказать большую помощь при поисках россыпей алмазов.
Поскольку это документ, то комментарии излишни…
Вторым документом, свидетельствующим о немалых заслугах ведущего геохимика «Геокарты», является монография Чумакова «Критерии прогнозирования нового генетического типа алмазоносных пород в Красновишерском рудном районе и гипотеза образования уральских
алмазов». Монография издана в Перми в 2003 году по результатам проведённых работ. Работы велись по тому самому проекту; кроме того, Чумаков изучил и осмыслил колоссальное количество работ предшественников, а также современников – коллег из «Геокарты». Вступление к монографии написано главным геологом «Геокарты» Георгием Морозовым.
Здесь всё выглядит чинно и благопристойно. Только кажется странным, что в эпохальной монографии «Алмазоносные флюидно-эсплозивные образования Пермского Приуралья», изданной в конце 2011 года, где авторами стали геологи Перми, Санкт-Петербурга и Москвы, фамилия Чумакова чуть не затерялась в конце списка даже не авторов, а лишь причастных к этим работам людей. Не хочу думать, намеренно или случайно не были упомянуты работы по проекту 1992 года, которые, как положено, завершились отчётом в 1997-м. не упомянуты работы Чумакова
ни в главе «История поисков и изучения алмазоносных пород Урала», обозначенной рамками 1993–1995 годов, ни в тексте о третьем этапе работ (с 1994 года). Приоритет отдаётся Остроумову и Рыбальченко. Чумаков в построение этой концепции не вписался. Есть только скромное
упоминание о выявленных аномалиях лейкоксена, хромита, ильменита, пикроильменита, оливина, хромдиопсида, муассанита и комплексных геохимических аномалиях сидерофильных, литофильных и халькофильных элементов. Они были выявлены Чумаковым в Красновишерском
районе в 2003 году. В это же время вышла запоздалая монография по критериям. Намеренная подтасовка? Ведь отчёт Чумакова за 1997 год не упомянут ни в вышеназванной главе, ни в списке фондовой литературы. вывод напрашивается сам.
Вот что я хотел бы сказать, чтобы восстановить справедливость. А теперь вернёмся к нашему разговору с Анатолием Михайловичем. К теме жизни, становления на алмазном пути, производственных приключений и, конечно же, шахмат.
ПРОМЫСЛОВСКАЯ АНОМАЛИЯ
Я позвонил в квартиру на пятом этаже дома по улице Братьев Игнатовых. Хозяин открыл дверь, сухо поздоровался и пригласил в комнату. В начале разговора Анатолий Михайлович держался напряжённо, а потом потихонечку начал оттаивать. Но давайте предоставим слово самому Анатолию Михайловичу.
– Первое сообщение я сделал в апреле 1992 года. Мучения, конечно, были долгими, поскольку заниматься алмазами я начал ещё в 1970-х. А точнее, с 1967 года. Тогда меня пригласили в трест. Там я проработал три года, занимался вольфрамом, молибденом, но пошёл-то туда из-за
того, что мне было предложено курировать рудное направление в геологическом отделе и алмазы. Напрямую алмазами я не занимался, но делами алмазными интересовался досконально. Алмазы жить спокойно не давали! Я считаю, что большую роль сыграли шахматы. Тактика, стратегия, мышление! в большей степени меня тогда интересовала Промысловская аномалия. И мне удалось выбить деньги в управлении на проведение работ по алмазам. Но тут в тресте появился старший Остроумов, работы начались, и он, будучи начальником отдела, стал активно «забирать» мои функции. В итоге окончательно оттеснил меня. Я махнул рукой и ушёл из треста. Потом он написал отчёт, я приезжал туда, помогал выделять аномалии – куда было деваться? Остроумов породы назвал метакимберлитами. Но в метакимберлитах должен присутствовать тальк, а у нас талька нет. Я не стал критиковать, да и вообще отчёт его даже не читал. Тогда.
аномалия же представляла огромный интерес, там были высокие содержания хрома, никеля и промышленный ареал лития и рубидия. Я предполагал, что там должны быть, просто обязаны быть и алмазные россыпи, ведь на это непосредственно должен влиять гранитный массив. Там что получилось: когда гравику провели в восточной части Кваркушско-Каменогорского мегантиклинория, выделили этот гранитный массив. На Яйве Цыганов вёл работы – алмазы и близость гранитного массива. И на Вишере, по результатам сейсмики, уже стали определять амфиболы, ультраосновные породы, связанные с гранитными массивами. Я стал сопоставлять нашу геологию с геологией Ганы: то же самое – гранитный массив плюс алмазы, если взять Кудымколь – та же история. И получается хитрая закономерность: там, где эти массивы есть, нет трубок! А в Промыслах, когда мы с Брянским делали подсчёт запасов по золоту на Полудёнке, я писал историю геологических исследований и откопал факт: туда Ферсман приезжал, наш знаменитый академик-геохимик. И его удивило высокое содержание гематита вкупе с алмазами. он без труда проследил связь и гематита, и алмазов с кислыми породами. А поскольку в тресте через мои руки проходили многие объекты – проекты и отчёты, в голове накапливались факты. кроме того, время от времени то геофизики, то гидрогеологи приглашали нас обрабатывать
геохимию. Информация со всех сторон сыпалась. Вишеряне однажды мне премию денежную выдали. С какой стати, я так и не понял. ну, работал. Но все ведь работали… в 1983–1984 годах я работал на Рассольнинском участке. Потом был Большой Колчим, Северный… много лет там пришлось провести. Когда я обработал один из Вишерских материалов, мне Колобянин сказал:
«слушай Анатолий Михайлович, я впервые увидел великую роль геохимии, раньше не замечал. каюсь, был неправ».
На Вишере фонили и вольфрам, и бериллий, и молибден, серебро чуть ли не весовое, золото. Но в одном только месте серебро выдало овалообразную форму. И всё! А если брать Якутию и другие классические районы, там вокруг трубок геохимия выдаёт массу кольцевых и овалообразных форм. У нас же такого практически не наблюдается. Что интересно, – усмехнулся Анатолий Михайлович, – один день работы драги в то время окупал годовую работу всего треста – ты можешь себе такое представить? А сколько тогда было экспедиций! Это я к тому веду, что при нормальном хозяйствовании легко доказать положительный фактор наших алмазов для экономики Урала. Сегодня искусственно и умело это дело превратили в убыточное производство…
И второе в связи с этим: министерство геологии нас тогда уже хотело немножечко поджать, но вступился министр финансов и сказал, что страна без уральских алмазов жить не может! И не удивительно: они прозрачные, чистые, минимум примесей. конечно, наши россыпи не имеют стратегического значения, как якутские, они меньше и по объёму, и по содержанию, но по ювелирным качествам они сильно перетягивали. И сейчас перетягивают. конечно, тогда было закручено идеологическое колесо с целью отыскать здесь кимберлитовые трубки с алмазами
уральского качества и размеров. Зильберман в какой-то момент подтянул меня к своей теме, предложил: давай ищи свои зоны, а я буду искать трубки. Потом, когда был «открыт» Архангельск, я ездил туда к Георгиеву, там, кроме него, ещё двое наших работали. Я оттуда привёз много материала. И самих кимберлитов, и анализов геохимических, петрохимических. Разрезы. И всё это я в управлении демонстрировал. А ведь всё было засекречено, ничего не разрешали тогда. А мне всё дали! Особенно ныне покойный геофизик Мельников способствовал этому. До чего ребята
уникальные были! Головой рисковали! А всё равно, не задумываясь, давали материал!
В общем, я имел возможность сравнивать. Ажиотаж сильный был, когда 178-я линия заявила о себе на Вишере. Среди прочих и я увидел эти характерные голубые туфы, сильно смахивавшие на архангельские. Ну и что? Значит, и у нас есть! И мне с 1984 года эта тема уже просто не давала покоя. Много занимался и медью, и другими видами сырья, многие работы курировал, консультировал, но алмазы занимали всё моё жизненное пространство, всё мое поле деятельности. От них отталкивался и к ним же возвращался назад. К середине 1980-х я уже чётко стал понимать, что не надо искать у нас эти трубки – не работает геохимия на них. Ещё в 1966 году, когда я работал с Барковым, мы составили с ним карту двухсоттысячного масштаба по западному склону Северного и Среднего Урала. Потом, когда я работал у Ушкова, мы с Эсмонтовичем обработали геохимические материалы на «миллионку». Обработку мы вели по новой методике. И вот если взять планшет А-40 и поставить на нём гипотетический центр, так от этого центра геохимия пробивает лучами в разных направлениях! И с этим, конечно, необходимо разбираться. И учитывать обязательно. Были бы трубки кимберлитовые или подобные мощные тела, геохимия
показала бы на них – в этом у меня нет никакого сомнения! В процессе всех работ, не только названных, я возвращался и возвращался к алмазам. На Рассольнинском участке отобрали пробы на тантал, ниобий, фтор и бор. Одновременно с этим и «спектралку» провели, что выявило высокие содержания вольфрама, полиметаллов и прочих. Анатолий Михайлович сделал паузу, как бы собираясь с мыслями, и продолжил:
– Точка зрения – она ведь не сформировалась вдруг, ни с того ни с сего. Первую статью о туффизитах я прочитал, по-моему, в 1978 году. Весь набор элементов, полученных на Рассольнинском участке, наводил на мысль о существовании флюидов двух типов: борно-фторных и сероводородно-хлоридно-водных. Вот два главных набора. Ввся эта жизненная подготовка привела меня к апрельскому сообщению 1992 года. Там среди прочих присутствовали Остроумов, Кириллов, Рыбальченко, Зильберман и многие другие. Вопросы мне задавал только Зильберман. Курбацкий молчал, что меня сильно смутило тогда. Но ему моё сообщение очень понравилось, как выяснилось, поэтому он даже на слова не тратился. На тот момент я работал в «Геокарте» ведущим геохимиком и у меня не было в подчинении ни отряда, ни одного человека. Тем не менее с подачи Курбацкого, а потом и Кириллова при утверждении плана на 1993 год мне было предложено подготовить проект. Когда мне собирались поручить тематическую карту (проект), один из чиновников задал вопрос: «Имеет ли Чумаков кандидатскую степень?» – «Нет, не имеет». – «Тогда не давать!» но тут встал Курбацкий и жёстко сказал: «А я не согласен! я считаю, что работы надо проводить. И проводить их должен именно Чумаков». Это мне Кириллов рассказал, он тогда главным геологом на Вишере был, и я немало для них сделал. Постановили: «Пусть Чумаков сначала сделает сообщение во ВСЕГЕИ. Если там одобрят, тогда пусть пишет».
Вот, пожалуйста, теперь все стали первыми, а Чумаков последним… Анатолий Михайлович замолчал, потом встал и ненадолго вышел в другую комнату. Он возвратился со словами:
– Вот мой проект, тот самый! Читай, Володя. Можешь с собой взять. Сам смотри: вот протокол, дата – декабрь 1992 года.
Я с изумлением обратил внимание на дату: 31 декабря! Заседали буквально накануне нового года!
– А на том совещании присутствовал Мащак, который тогда уже плотно занимался туффизитами. Слушали меня, и Лукьянову, и Лобкову, и Шеманину. Из наших – Пьянкову с Зильберманом. Много вопросов задавали. Они эту штуку мою на ура приняли! Только просили не зацикливаться на одних туффизитах, лампроиты тоже надо предполагать, ну и вообще шире подходить к исследованию этого вопроса. Выступило не
менее десяти человек, и все с положительной оценкой. Мащак сказал: «Ты взялся за большое дело!»
ОДНАЖДЫ…
– Научным руководителем поставили Лукьянову. Мы провели работы с 1993 по 1996 год и защитились в 1997-м. Первое название, правда, не понравилось – «Поиски коренных источников на алмазы», попросили переименовать. А потом, на защите, многие члены учёного совета заявили, что я просто обязан издать монографию по проведённым работам. Но жизнь пошла не очень удобная для геологов, и монографию удалось опубликовать только в новом веке.
В 1995 году я отчитался. Состоялась в Перми конференция, из ВСЕГЕИ приехала группа во главе с Лукьяновой. После ко мне Кириллов подошёл с вопросом: «Анатолий Михайлович, вы предлагаете Рассольную в качестве полигона. Но ведь известно, что там алмазы есть». – «Есть-то есть, но мы ведь сейчас другую цель преследуем. Коренные под вопросом, никто с уверенностью сказать не может, что за тип, и я считаю, что нужно именно там и разбираться».
На Рассольную тогда поехали Леонов, Кириллов, Рыбальченко, кто-то ещё. Вышли на полигон, а Леонов и говорит: «Я до тех пор не поверю, что здесь есть алмазы промышленные, коренные, пока не возьмут пробу и не получат их!»
Анатолий Рыбальченко работал в «Уралалмазе», после этого разговора он подогнал экскаватор, взял пробу и начал раскручивать эту тему. Но он-то до той поры алмазами не занимался. Алмазы были получены – и начался бум! А до этого Евдокимов хихикал, Колобянин хихикал. Не хотели признавать, и всё тут! Только кимберлиты! Во время этого бума ко мне подошёл Рыбальченко с предложением: «Давай напишем статью». – «Ладно». Я подготовил своё мнение, а он будто забыл про меня. Статья вышла, но без моего участия. Я к Рыбальченко: «Как же так, ты же сам предложил?» – «Я не виноват, это не от меня зависело». Подумалось тогда: «Ну ладно, не получилось, в следующий раз…» а потом вышла новая статья, в соавторстве с Колобяниным, противником идеи, а меня побоку. Твоя книга совсем меня добила. Сказать, что мне неприятно было, этого мало!.. Анатолий Михайлович снова сделал паузу и продолжил разговор:
– Я к людям отношусь объективно. Думаю, Рыбальченко всё сделал правильно. Вовремя сориентировался, взял пробу и вообще развернул ся в последующие годы, развил это дело. Он столько энергии и сил отдал ему. Молодец! Но к сожалению, на меня никогда не ссылался. Обидно! В твоей книге он вдохновитель, а я считаю, что он последователь. Причём замечательный последователь. Чтобы дойти до всего этого, немало времени требуется, но он сумел очень быстро разобраться во всём. Если до конца быть откровенным, расскажу и про роль Романа Остроумова. Когда я проект составил и сдал его на согласование (Остроумов в тот момент в экспедиции вёл алмазное направление в отделе твёрдых), он продержал его больше месяца у себя. А чего его держать столько? Ведь Остроумов высокой эрудиции человек, и фамилия ему соответствовала вполне. Это теперь мне всё понятно, а тогда я недоумевал: чего резину тянут? Я ведь только на защите проекта понял, в чём дело. Тогда шесть человек были за и он один – против. Объяснил это так: «Придётся проводить крупномасштабные лабораторные работы, а мы к этому сейчас не готовы…» в перерыве я ему сказал: «Ооман Евгеньевич, почему вы против, только вы один?» А он мне: «Знаешь что, переходи к моему сыну работать». Я повернулся и больше ни о чём разговаривать не стал, зато прекрасно понял, почему он задержал проект… Ну и конечно, роль государства в этом вопросе отвратительна! Замалчивание темы уральских алмазов и их происхождения – это не стратегическая ошибка, это государственное преступление. Я с Нельзиным недавно на эту тему разговаривал, он ведь тоже человек удивительный – энергичный, энтузиаст, из тех, которые прежде думают о родине, а потом о себе…
– Так он и сейчас не угомонился, диатремами занимается, – сказал я.
– Большой неожиданностью для меня стало, что обо мне много добрых слов сказала Светлана Мороз. Если встретишься с ней, поблагодари её, пожалуйста, от моего имени. И спасибо, что пришёл, что докапываешься до истины. Даже если ты ничего не напишешь о нашем разговоре, всё равно спасибо. Уже за то, что пришёл поговорить со мной. Я шахматист, кандидат в мастера. Когда я сажусь за партию, я уже определяю человека: испугался или нет. Кроме всего прочего, я ещё и психологией занимаюсь, и я вижу: как бы жизнь ни била, надо жить и улыбаться. Ни о ком плохо не думать, напрочь исключить пессимизм. Лёгкая музыка, оперетта! Оптимизм и смех! Вот составляющие успеха!
Жена всегда очень тонко чувствовала меня и понимала, она освобождала меня от всех домашних дел. Хотя сама была заведующей лабораторией в «Геокарте», а это хозяйство немаленькое. Но как-то ухитрялась она и свою работу делать, и дом вести. При этом она очень скромная была, из-за этого я и женился на ней. Сам понимаешь, девушек много вокруг, но мне, кроме неё, никого не надо было. И мы ровно пятьдесят лет прожили…
При воспоминании о жене на лице Анатолия Михайловича появилась грустная, немного растерянная улыбка, голос дрогнул. Но это было лишь мгновение, он собрался и неожиданно предложил:
– А давай по бокалу кагорчика, Володя?
– Да с удовольствием!
Хозяин принёс бутылку вина, бокалы и фрукты в вазе, потом чайник, печенье. Наш разговор переключился на житейскую тему:
– Когда мы работали в Горнозаводске, в одной из поездок у машины отказало рулевое управление и мы с высоты четырёх метров улетели с дороги. А пока мы ехали, с моей стороны постоянно дверца открывалась, шофёр разозлился и привязал её проволокой. Удар был очень сильный. У меня эталон с собой был, так его метров на десять выкинуло из кузова, потом специально на его поиски приезжали. Если бы дверца открыта была, меня просто придавило бы. А так я стукнулся, сознание потерял, и всё. Быстро очнулся, смотрю, шофёр весь в крови и без памяти. Я привёл его в чувство, всё обошлось.
А однажды на Мойве работал на обнажении. Сижу, описываю породы и чувствую: кто-то сзади на меня смотрит. Оглянулся, а там лосёночек стоит, маленький-маленький! И с таким любопытством на меня смотрит. Чуть подальше лосиха стоит. Я лосёнка шуганул маленечко – мол, шуруй к мамаше. Сообразил, побежал к матери. А со мной студент был. Отработали мы с ним несколько дней, набрали образцов, проб. И вниз пошли на надувной лодке по Вишере. Спускаться выше порогов начали – над Лыпьей. Я предложил молодому человеку: «Давай утром пойдём вниз?» – «Нет, давайте сейчас, я хочу курить!» - курево у него кончилось к концу маршрута, и он маялся, бедняга. Уговорил он меня, мы отошли от берега. Поплыли. На топляк наскочили, и всё, что у нас было, ко дну пошло. Стоим мокрые, утро начинается, комары одолевают со страшной силой. Так долбят – прямо спасу нет! Я по берегу прошёлся, смотрю, рюкзак в воде за корягу зацепился – не ушёл далеко. Вода холодная, течение быстрое. Что делать? Я разделся и в воду. Ныряю к рюкзаку, а меня относит, я снова – меня снова отбрасывает! Потом повыше зашёл, приноровился и ухватил рюкзак. Он в воде лёгкий, меня вместе с ним и понесло! Еле-еле я на другой берег выплыл и рюкзак вытащил. Студент подвёл лодку на мою сторону, опять загрузились, а он мне и говорит: «Вы простите меня, в следующий раз обязательно слушаться буду!» - я понял, что надо куревом запасаться для курильщиков. Они как бешеные становятся. Идём по реке, а они к каждому встречному: «Есть курить?» - Однажды с двумя студентами я работал, и та же история. Работали да ещё ходили по старым стоянкам геологов и чинарики собирали. И я ходил вместе с ними, тоже собирал. Уж больно мне их жалко было! Крутились мы вокруг Тулыма с маршрутами. Один из них такой хвастун был! Это со стороны кажется, что Тулым – горка обыкновенная. У нас была резиновая лодка, нужно было через реку переплыть. Он мне: «Дайте я погребу». – «Спасибо за помощь, я сам потихонечку». Нет, всё таки упросил меня, на вёсла сел. А там площадочка на противоположном берегу, подходить аккуратно надо. У него не получилось. Мы снова к своему берегу, давай лодку вверх тянуть. Перетащили, отходим, он уже больше не просится порулить. Я тоже промазал, тут у студента глаза на лоб полезли… Подтянули снова лодку вверх, а у меня от переутомления голова закружилась. Да так сильно! Оставили затею на время, поставили палатку. Переночевали. Утром встали, у меня с собой была лимонная кислота и сода. Я вишерской водой разбавил всё это, попил, легко так стало, и с первого раза пристал к другому берегу…
Анатолий Михайлович спохватился, разлил в бокалы красное вино, потом продолжил:
– Был такой случай – подарок судьбы! Нас с Игорем Эсмонтовичем забросили в верховья Улса, выше Кутима. Было это в 1973 году. Осмотрели место, решили сделать там базу. А потом решили бензин экономить, пошли вниз самосплавом. На одном из крутых поворотов лодка налетела на топляк, её перевернуло. До сих пор не могу понять, как всё это получилось. Шланг от бачка с топливом отлетел, и меня этим шлангом намертво привязало к лодке. Пристегнуло. Как будто чёрт какой-то подсуетился и захлестнул меня за левую руку. Эсмонтович лихо, одним махом выскочил, а я болтаюсь, привязанный. Меня затягивает под лодку, я изо всех сил бултыхаюсь в воде, чтобы как-то освободиться. А где, что? В воде же не поймёшь. Потом я как-то выпрыгнул на поверхность. Вода холодная, хоть и лето, всё ведь с Кваркушских ледников гонит… И подъём воды был метра четыре-пять против обычного уровня. На мне лётная куртка была, и когда я выскочил, увидел, что рука привязана. Я мгновенно шланг содрал с руки и поплыл. Вода не просто холодная – ледяная! Подплываю к берегу, хватаюсь за сук, а сук обломился, и меня течение поволокло по реке. Очки слетели, вижу плохо, различаю только, что меня несёт на какую-то преграду. я думаю: «мне бы на неё, а не под неё! Мне бы только на неё!» сгруппировался, нацелился на неё, а это громадная ёлка через всю реку лежала. Комель на берегу, а всё остальное передо мной. И тут левую руку и ногу судорогой свело! Была всего одна секунда! Понимаешь, Володя, всего лишь одна секунда! Я успел взобраться на эту ёлку, и потом меня скрутило! Отлежался немного и давай Игорю орать: «Эсмонтович! Эсмонтович!» - он подбегает, стоит на берегу и на меня смотрит. Ну, что делать? Отлежался я немного, нырнул в воду и рывком опять на берег. Он руку подал… Спички у него уцелели, не намокли, мы развели костёр, я обогрелся, обсушился. А в этом месте раньше человек утонул. Не сумел вовремя болотники сбросить в воде. А я-то сапоги сбросил, памятуя о той трагедии. Я сделал всё, чтобы уцелеть, но до сих пор не могу понять, как могло руку привязать шлангом. И потом по тайге пришлось босиком идти, – засмеялся Анатолий Михайлович. И добавил:
– Суммируя такие случаи, могу сказать точно: везде меня спасали шахматы…
Серебрянка. Октябрь. я поехал на машине, вышел, иду по линии, а передо мной медведь прошёл, лапищи огромные! Иду. Наган на поясе. Но ежели он нападёт, что ты с ним сделаешь? Я с водителем договорился, с Николаем Кобелевым, что, когда работу закончу, буду находиться в
таком-то месте. Если меня там не будет, ждать не надо. Снег пошёл. Николай рассказывал: «Еду и вижу, что передо мной кто-то идёт. Я было подумал, что это вы в плаще, разогнал машину и по тормозам для эффектности. а это медведь был! Он со страху на лёд Серебряной выскочил, а
там люди рыбачили. Ну и переполоху было!»
С Игорем Эсмонтовичем мы работали бок о бок в 1960-е годы и несколько лет в «Геокарте». Я семь лет проработал на восточном склоне Урала, был старшим геологом Рудянской партии, а у них был отряд, который подчинялся нашей партии. Мы с Игорем и его женой Маргаритой
Алексеевной там и встретились. А в «Геокарте» она работала в геохимическом отряде, потом ушла, но попросила взять Игоря на своё место. я его принял, конечно.
БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
– Из-за прямоты и принципиальности мне доставалось постоянно. Когда Зылёв руководил нашей экспедицией, я был председателем разведкома. Зылёв был сильный и волевой, фронтовик. И был в организации сотрудник, ответственный за бурение, я уж не стану называть его фамилию. Однажды сменный мастер запорол двигатель на станке. Зылёв приказал удержать деньги за это не с виновного, а с ответственного за бурение. А тот, посчитав это несправедливостью, обратился в разведком и попросил разобраться в этом вопросе. Я собрал разведком. Зылёв заявил: «Мне сейчас некогда, я должен отъехать, но вы решите так, как я распорядился!»
Мы начали разбираться и пришли к выводу, что нести ответственность должен непосредственный виновник, второму достаточно выговора. Своё решение мы запротоколировали и направили по инстанции. С разведкомом руководство считалось. Деньги инженеру по бурению вернули. Зылёв подошёл: «Имей в виду, что я вчера был начальником, я сегодня начальник и завтра буду начальником, а ты вчера был председателем, сегодня председатель разведкома, но завтра ты им уже не будешь!» Он так хитро всё устроил, что меня сменили. я бы мог пойти на абордаж, но делать этого не стал. И Зылёву надо отдать должное: он больше меня не касался, жизнь мне не портил, он просто меня не замечал. Меня это тоже устраивало. Аанатолий Михайлович снова разлил вино по бокалам и продолжил:
– Я работал в Камском филиале Нефтяного института начальником опытно-методической сейсмической партии. Ребята у меня подобрались молодые, но ответственные, а тут приезжает начальник лаборатории и начинает их материть. Я поначалу терпел, а потом не выдержал и
пресёк это хамство. Причём пресёк прилюдно, что его ещё больше взбесило. Через какое-то время он меня с сыном пригласил к себе в гости. Мы пришли, он к сыну: «Андрюша, вот ягодки, вот яблочки… – а потом ко мне: – Слушай, ты ко мне что-то имеешь?» – «Нет, ничего не имею». –
«А чего ты тогда выступаешь?» – «Так вы ведите себя по-человечески с людьми!» мы с Андреем ушли. «Ну, смотри!» – прошипел он мне вслед.
И вот что он сделал. Они в институте привыкли: пришёл на работу вовремя и ушёл вовремя, а сейсмопартия должна до места доехать, сделать работу и вернуться. Понятно, что за восемь часов ни хрена не успеешь, элементарно времени не хватит. Мою партию обложили тотально: комиссию организовали, давай опросы проводить… я в отпуске был, меня вызвали на собрание и сообщили: тебе выговор с занесением в учётную карточку за «нарушение трудового законодательства». Я Мельнику, директору института, заявление об уходе на стол положил. А он
мне: «Ну, зачем же так? За одного битого двух небитых дают!» – «Если бы вы объяснили толком, за что меня били, я, может, и понял бы, а вы всё исподтишка норовите сделать!» и ушёл.
Анатолий Михайлович поднял бокал, отпил глоток вина. Видно было, что ему не очень приятно вспоминать эти моменты, но такой уж он человек – раз начал дело, то надо доводить его до конца.
– Моя партия вела взрывные работы. Дела со взрывчаткой – это вопрос сложнейший. Я ушёл, а работать-то надо. Они назначили начальника взрывпункта начальником сейсмопартии. У того мало что получалось… Однажды Мельник лично приехал к нам в «съёмку», куда я перешёл работать, рассказал обстановку и спросил: «Анатолий Михайлович, может, вернёшься? Я тебе квартиру дам». – «Нет! Я к вам не вернусь!»
А в партии, когда на восточном склоне Урала работал, меня там всё повышали, повышали, и, когда я уже старшим геологом стал, приехал новый начальник. Так мне везёт на этих начальников! встретили его, как положено, выпили. Он перебрал, начал командовать, строить всех, я не
выдержал и послал его куда подальше… Он решил от меня избавиться. Го странным образом – предложил перевести меня в другую организацию с повышением. И всё так быстро. Вышел приказ, я ничего не знаю, мне сообщают о том, что меня убирают, – люди-то всё прекрасно понимали. я в машину и в управление, к главному инженеру, к Меркулову.
Уважаемый человек был, лауреат государственной премии. Отличался такой чертой: очень опекал молодых специалистов и сразу запоминал всех и каждого. Меня увидел в приёмной: «Подожди минутку, Чумаков».
Потом приглашает в кабинет: «Ну, что у тебя?» Я рассказал, а он мне житейский вопрос: «А для жены место там будет?» – «Нет!» – «А кто она у тебя?» – «Химик». – «Всё, езжай на своё место, работай и ни о чём не думай». И отдал распоряжение начальнику экспедиции: Чумакова не
трогать! Вот ведь какой был человек замечательный! Потом мы с начальником партии потихоньку контакт наладили. Вот как жизнь порой поворачивает. А какие геологи были талантливые! Насколько были одержимы идеей разгадки этой тайны, загаданной природой! Алмазы! Опять алмазы. Я чувствовал, что рано или поздно Анатолий Михайлович снова вернётся к ним, и я не ошибся.
– Я очень часто вспоминаю Юрия Ивановича Погорелова, – сказал Чумаков. – Какой прекрасный был человек и геолог от Бога! Мы звали его Юрой. Эрудиция его не поддавалась никакой оценке, он был на голову выше всех… и очень добродушный, приветливый, весёлый, я бы даже сказал, смешливый. Идеи так и сыпались из него. В своих «Критериях…» я делаю ссылки на него. Очень уж мне нравилось, насколько творчески он подходил к делу. Он очень любил и умел говорить. Мы с Аней часто с ним общались. А он обожал людей, которые его выслушивали, вот и Аню мою любил за это. В лабораторию придёт к ней и говорит, говорит, говорит… Да, говорил много, но отнюдь не ерунду! Всё по делу говорил. На таких людях и держится геология. Валера Колобянин тоже предан был геологии. Жаль, что ушли эти ребята рано. Переживали они сильно за дело, и переживали в себе!
Что касаемо туффизитов, я тогда ещё говорил, что алмазы зарождаются в мантии, а дорастают в земной коре, а сейчас я убеждён в том, что и растут и дорастают они тут! Наши алмазы, по крайней мере. Сам же вопрос, туффизит не туффизит – спорный: кто как считает. Конечно, газ работает в первую очередь и раствор. Мощность земной коры у нас сорок два километра, а, скажем, в Якутии – тридцать. У нас пять километров осадочного чехла, а там – два с половиной – три. Поэтому проникновение, вязкость у наших должны быть значительно меньше, потому что при
такой же вязкости им приходится преодолевать двойную нагрузку. И я не думаю, что алмазы могут это делать! Поэтому они избрали другой путь…
В этот момент я поймал себя на мысли, что Анатолий Михайлович говорит об алмазах как о неких живых существах. Бережно, уважительно и с любовью.
– И Погорелов один из первых это засёк, но тогда его никто не понял, вернее – не хотели понимать. Потом был наш совместный отчёт – Колобянина, Васильева, Чумакова. В нём тоже есть «обломки» истины, но Колобянин всегда был настроен на кимберлиты, а это был тормоз! Ну что
тут поделаешь, многим ведь геологам если блажь в голову войдёт, её так просто из башки не выкинешь. И очень трудно человека переубедить…
А взять Зильбермана, к примеру. Анатолий Миронович не один десяток лет занимался алмазами. Он был зубр к тому времени, когда я выступил со своим сообщением. Потом проект. Так он никогда не выражал протеста – ни словом, ни жестом, ни усмешкой. Он очень внимательно прислушивался и поддерживал меня. Мы с женой Анатолия Мироновича родились в один день, и всегда 5 мая с Александрой Савишной поздравляем друг друга. Она одна теперь, и я один…
Но самым первым в нашем крае начал говорить о необычности алмазоносных пород Шурубор, и я хочу привести ссылку на его работы, – сказал Анатолий Михайлович и процитировал: – «Предположение, что уральские первоисточники должны отличаться от типичных кимберлитов, также было сделано Юрием Владимировичем Шурубором (1968 год. Фонды). В Пашийском алмазоносном районе им выделена группа магматических пород, получивших условное название “пикритовые порфириты – туфобрекчии”, которые считаются членом общего семейства алмазоносных изверженных пород. Это семейство охватывает как кимберлиты, так и филлиты (вулканические брекчии) бразильских алмазоносных месторождений. В качестве генетических спутников алмазов автор предложил ставролит, кианит и флоренсит. Правда, некоторые исследователи (М. А. Гневушев, К. П. Капралов, М. Т. Орлова) отрицали генетическую связь кианита и ставролита с алмазом. Что бы ни высказывалось, но Юрием Владимировичем Шурубором были даны рекомендации на постановку крупнообъёмного опробования пикритов и
туфобрекчий с целью предположения их алмазоносности. Опробование пяти тел указанных пород привело к отрицательным результатам – вероятно, при опробовании не учитывался ряд существенных особенностей алмазообразования: тектонический фактор, метасоматический
и гипергенные преобразования пикритов и туфобрекчий». Анатолий Михайлович сделал паузу и продолжал:
– Когда я делал первое сообщение о туффизитах, Шурубор воскликнул: «А, я понял, в чём дело!»
Я считаю, что это название – «пикритовые порфириты – туфобрекчии» – очень близко уже было к истине, и он говорил «вулканические брекчии», а теперь этот термин навязывается вместо термина «туффизиты». Если бы в ряд вышеназванных спутников он добавил бы пироп, пироп-альмандин, хромшпинелид, хромдиопсид, то его концепция была бы более совершенной. Прежде чем брать валовую пробу, необходимо анализировать породы именно в тех пределах, в которых мы берём. Иначе мы бы не стали столько опробовать, сколько опробовали, понимаешь?
В своём проекте я не стал умалять и заслуг старшего Остроумова. Сейчас зачитаю страничку: «По инициативе автора проекта за 1970 год (проект я начинал, он заканчивал отчётом) были начаты поисковые работы в бассейне верхнего течения реки Койвы. Обоснованием для постановки поисковых работ послужило наличие алмазоносных россыпей Крестовоздвиженско-Кладбищенско-Адольфовского лога, где впервые в России были обнаружены алмазы, выделение геохимической аномалии № 95 с элементами-индикаторами никеля, хрома, кобальта, фосфора,
лития и рубидия, локализация аномальных концентраций графита и коренных пород. В результате комплексных исследований были обнаружены шесть тел ортосланцев, из них два тела отнесены к метапикритам (метакимберлитам) и четыре – к метадиабазам. Породы претерпели
региональный метаморфизм зелёно-сланцевой фации и более полные гидротермально-пневматолитовые изменения» (Остроумов. 1974 год. Фонды).
Это тоже реальная точка зрения, – комментирует Чумаков и продолжает цитировать предшественников:
– «В метапикритах обнаружены три мелких алмаза размером в двадцать семь сотых миллиметра.
На участках находок алмазов, в верховьях реки Койвы, были обогащены сто десять проб в общем объёме в плотном теле 1094,5 куб. метра. Объектами исследований стали пикриты, метапикриты, пироксениты, пикрит-диабазы, диабазы, эссексит-диабазы и карбонатиты. Алмазов не обнаружено. В результате выполненных работ сделан вывод, что пикриты и все остальные проанализированные породы источником алмазоносных россыпей быть не могут» (1979 год. Фонды).
Это Зобачев. А у меня здесь написано: «Но они являются показателем, за счёт изменений, в которых у нас есть алмазы». Вот в чём вся разница. В середине 1990-х много слов было сказано, кардинально вопрос решить сумел только Рыбальченко – быстро разобрался и копнул вовремя
там, где надо было. А слова говорили тогда многие, это как в песне поётся:
Как по горенке моей бродят четверо парней.
Говорит дружок Василий: «Я дождусь такого дня –
Наша Маша согласится выйти замуж за меня!»
Все смеются хи-хи-хи да ха-ха-ха,
На любовь она глуха, да это просто чепуха!
А четвёртый промолчал, тихо в двери постучал,
И не знаю, почему дверь открыла я ему!
НУЖНО УСПЕВАТЬ
Мы с Чумаковым смеёмся. Потом он продолжает:
– Многие говорили, что верят или не верят, а он пошёл и взял. И молодец! Это много значит. Тут всё как в шахматах: есть быстрые шахматы, есть блиц, есть классическая игра. В блице человек должен быстро работать мозгами, а руки – за мозгами успевать. Так и в жизни: во всём успевать нужно! Успевать и улыбаться! Улыбаться всегда!
Я перед защитой отчёта в 1997 году поехал в Ленинград на заслушивание. Там женщина одна мне и говорит: «Вы приходите тоже вечером сегодня на заседание. Мы будем слушать пермского геолога о происхождении уральских алмазов». Она не знала, что это я и есть. А потом: «Боже мой! Боже мой! До чего мы дожили – будем слушать уральского геолога о происхождении уральских алмазов!» Я усмехнулся и сказал: «Хорошо, я обязательно приду».
Рецензию на отчёт было поручено писать Норе Алексеевне Румянцевой. Утром, часов в десять, я ей отчёт отдал лично в руки, и она мне сказала: «Приходите после обеда, я вам отдам отчёт». Я удивился. Прихожу после обеда, она мне: «Я не готова! Приходите завтра утром». Прихожу утром: «Я не готова! Давайте вечером». Вечером опять не готово. На следующий день только она сказала: «Я бы вам поставила отлично, даже не за результаты, а за изученность!»
А ещё одна женщина из алмазного отдела тоже должна была написать отзыв. Ей что-то не понравилось, и она давай бегать кругами. Прибежала к Румянцевой, та её успокоила быстренько… У Румянцевой муж геохимик, он тоже отчёт прочитал и кратко сказал: «Высший класс! Особенно
с позиции геохимии всё отлично: и вполне логично, и обоснованно».
Но отзыв читала не Нора Алексеевна, а именно та, другая женщина, не могу вспомнить фамилию. она начала читать и заревела. А присутствовавший на заседании Мареичев высказался: «Впервые вижу в своей жизни, чтобы женщина ревела, читая производственную рецензию».
Потом был междусобойчик, на нём присутствовали Мареичев, Румянцева, наш Морозов, та женщина. И Мареичев сказал: «Вот, никогда о людях не думаешь, а тебе – раз! – и преподнесут такое. Ты бы убрал термины гидротермальность, метасоматоз, уж больно слух режет!» очень
ему это не нравилось. А Михайлову наоборот: «Должна быть точка зрения о гидротермальных процессах!» Чумаков помолчал немного, отпил вина.
– Конечно, мы можем говорить сколько угодно, но видеть это нам здесь не дано. В Якутии геолог Боткунов спускался в шахту и смотрел, как ведут себя алмазы в недрах, на глубине, как проникают через трещины, и пришёл к выводу, что не могли они в такие трещинки проникнуть. Большинство из них образовалось in situ. И происхождение их Боткунов определял как гидротермально-метасоматическое. Потом он защищал докторскую диссертацию, в прениях его все поддерживали, а при тайном голосовании все были против. Вот ведь как!
Я не одну статью написал о гидротермально-метасоматическом происхождении уральских алмазов, а в монографии уже определял как метаморфогенно-флюидогенный тип. То есть там и метасоматоза хватает, и контактового метаморфизма, но я и раньше обращал внимание: если нет метасоматоза и, как следствие, высоких содержаний хрома, то нет и алмазов. Происхождение алмазов для меня не было самоцелью, важно было показать людям, с чем мы имеем дело, с каким веществом, далёким от кимберлитов, которые искали на Урале десятки лет. Это было
моей основной идеей. Ещё один важный момент: многие говорят о щёлочности пород. В работе Барсукова сказано, что это глубинные мантийные породы, выходящие на поверхность. А есть работа Борисенко, который изучил геохимию всего магматического Урала и сделал вывод: там, где большие массивы, там щелочных пород нет и, соответственно, наоборот. Иными словами, щёлочность возникает за счёт взаимодействия с вмещающими породами. И здесь это всё является важной особенностью. Возьмём Кусьинский участок. Он выполнен эссексит-диабазами, внутри которых отмечаются пикриты, и алмаз был найден там, где слюдистый пикрит. именно там,
где повышенное содержание калия – более одного процента. Имеются здесь и плагиоклазовые перидотиты. Этот участок хорошо изучила Лукьянова. Она проследила изменения плагиоклазовых перидотитов в гранатовые перидотиты, и в последних также было повышенное содержание калия. Идея Борисенко отлично подтверждается на этом участке. А ведь во всех кимберлитах, где бы их ни находили, есть гранатовые перидотиты. И что бы ни говорили про глубинные и прочее, Людмила Ивановна проследила их образование именно здесь, на месте, за счёт метасоматоза. Опять же, что касается метасоматоза. Если взять те же магнезиальные гранаты, посмотрите, как изменяются хром и алюминий: уменьшается алюминий, увеличивается содержание хрома. На это ещё академик Ферсман обращал внимание. Пневматолитовое воздействие подразумевает вынос алюминия, за счёт чего происходит увеличение содержания хрома. По аналогии точно так же можно подходить и к хромдиопсиду: в нём содержание хрома увеличивается за счёт другого компонента. Где хромдиопсиды, там и алмазы. Короче говоря, гидротерма, пневма плюс контактовый метаморфизм – это и есть залог алмазообразования у нас. Гранаты образуются при воздействии кислых пород на вмещающие. А у нас – под воздействием кислых флюидов на вмещающие породы. Не магмы, а именно кислых флюидов. Вот к этому я и шёл всю жизнь. И последнее. я уже говорил: мощность земной коры везде, где алмазы были найдены, в полтора раза меньше, чем у нас, а мощность осадочного чехла больше в два раза, чем где-либо. Иными словами, обстановка для кимберлитового внедрения крайне неблагоприятная!
На одну из конференций, проводившихся в Перми, приезжал геолог. У него мать в Черняевском лесу похоронена, он долгие годы не был на могиле. Так получилось, что я с ним поехал на кладбище. Часа четыре мы ходили между могил, так и не смогли отыскать. А на следующий день он сам нашёл. Взял иконку с собой – и нашёл сразу же! Могло показаться, что Анатолий Михайлович резко сменил тему, но это было не так. Он вёл сюжетную линию своей жизни, показывая отношение к идеям, идеалам и вере. Вере в людей, в дело и…
– Уверенность в человеке – это не простой элемент. Есть в человеке стержень веры, есть и уверенность. А когда веришь, то добиваешься всего. Жить надо активно, не обращая внимания на возраст. Я, скажем, мощно занимаюсь зарядкой, – Анатолий Михайлович, к моему огромно
му удивлению, стал показывать свой спортивный инвентарь.
– Вот каток у меня – спину прокатывать, вот гантели, эспандер, трикол, на свой пятый этаж я поднимаюсь исключительно пешком, делаю прогулки быстрым шагом, каждый день не меньше часа. Это здорово помогает. Жить надо, а не раскисать! Ведь сколько сомнений было в те годы. Я чувствовал, что вот оно, где-то рядом уже, но как подступиться к ним, как опробовать – ещё не понимал. По ореолам работать – это одно, а если ты их не видишь конкретно? Людям-то конкретика нужна. Те же граниты – сколько споров вокруг них было! Базальтоиды, по Заварицкому, это от ультрабазитов до гранитов. Вот и смотри: в одном месте у тебя граниты, а в другом – диориты. Если базальтоиды не дифференцированы, то для алмазов это плохо; если они слабо дифференцированы – тоже плохо, сильно – та же картина. Дифференциация должна быть оптимальной. Там, где сильно, там много железа, кремния, алюминия, всё это есть у нас, но вопрос в другом. Чтобы алмаз образовался, необходима восстановительная обстановка, то есть необходимо влияние водорода. Если FeO – значит, восстановительная обстановка. Кое-кто считает, что кислорода должно быть гораздо меньше железа. А для того чтобы алмаз рос, необходимо, чтобы восстановительная обстановка менялась на окислительную. Поэтому мы и видим во вмещающих кимберлитах больше железа, больше алюминия и так далее, а непосредственно в местах нахождения алмазов создаётся камерная восстановительная обстановка. Это сочетание просто необходимо! Почему? Да чтобы больше было влияния кислорода, влияния газов, чтобы увеличивалось давление. Как следствие – рост алмазов! При сильной дифференциации ультрабазитовая составляющая отделится, останется гранитная – и там будет пусто. А что у нас? У нас обстановка, близкая к сильной дифференциации, близкая к гранитам. Как следствие – россыпи маленькие, содержания небольшие, мощность, площадное распространение и всё прочее. Но у нас преимущество вот в чём: много кислорода и большая возможность роста. При зарождении алмазов обстановка не совсем благоприятная, а для роста лучше, чем в Якутии, лучше, чем где-либо ещё. Взять тот же Казахстанский Кумдыколь. Там алмазы мелкие, там нет вообще крупных камней. Многие объясняют это наличием большого количества углерода во вмещающей породе, поэтому получаются скелетные формы и одна мелочь. Я считаю, что это только половина вопроса. Там состав алмазоносной породы находится в восстановительной обстановке, но нет окислительной обстановки, нет и роста. Вот и всё! Это
моя позиция. Вернёмся к Якутии: включения в центре, где зарождается алмаз, там доминирует железо, а на периферии – магнетит, Fe2O3. Это говорит о возможности подкисления вмещающей породы. У нас на Рассольной нехватки с магнетитом не прослеживается, вот алмазы и растут
потихонечку. А когда вместо магнетита гематит, это ещё круче! Что мы зачастую и наблюдаем на Вишере. В Архангельской провинции окислительная обстановка несколько выше, чем в Якутии, а у нас выше, чем в Архангельске. И это необходимо учитывать. На Кольском полуострове описана деамфиболизация. А когда амфиболизация и серпентинизация, то туда кальций приходит, CO2, а потом этот же углерод ювенильный. на Южном Урале есть Верблюжьегорское месторождение хромито-марганцевых руд. На Кольском амфиболизация описана в гранитах и ультраосновных породах, и серпентинизация, а на Верблюжьегорском месторождении идёт деамфиболизация, десерпентинизация, то есть серпентин превращается в оливин. Я, когда задумался об этом, стал понимать: мы получили серпентин, мы получили амфибол, а при помощи температуры и давления происходит обратный процесс, и ювенильный углерод и вода выделяются, возникает обстановка, благоприятная для образования алмазов. Многое, о чём я тебе, Володя, рассказываю, описано в моей монографии…
Заметив, что я украдкой поглядел на часы, Чумаков встрепенулся:
– Ну, спасибо за содержательную беседу! Заболтал я тебя!
– Да что вы, Анатолий Михайлович, это вам спасибо большое! Что позволили реабилитироваться и получить наслаждение от разговора на такую родную и близкую тему.
Чумакову нынче 94 исполнится. Здоровья вам, Анатолий Михайлович!
#ВладимирКуртлацков