Николай Евреинов в изображении Анненкова, 1920 год.
Перчатка Высотской и маска (перчатка?) Евреинова долго оставались на месте.
Возможно, они были там и тогда, когда завсегдатаи «Бродячей собаки» справляли поминки по человеку, изготовившему эту люстру из деревянного обода. Художник Николай Сапунов через полгода после открытия кабаре утонул во время лодочной прогулки... А тогда, в свою последнюю новогоднюю ночь, он со смехом объявил, что Высотская и Евреинов наилучшим образом дополнили его творение. И все согласились, что дополнение подходящее — оригинальный символ театра в самом артистическом клубе Петербурга.
Мы все бродячие собаки...
Вроде как Алексей Толстой, впоследствии Красный Граф, принимавший активное участие в становлении клуба, участвовал и в поисках помещения. Вообще, Борису Пронину, главному автору проекта «местечка для своих», изначально виделся мезонин. Или чердак. Все же ближе к небу, возвышеннее. Но активисты слонялись, слонялись по Петербургу, а подходящего места все не находилось. Тогда (будто бы) Толстой и воскликнул:
— А не напоминаем ли мы сейчас бродячих собак, которые ищут приюта?
(по воспоминаниям режиссера Николая Петрова)
Пронин же говорит, что про бродячую собаку — это была его идея.
Бог весть, кто озвучил ее первым, но факт, что образ лежал на поверхности — кому, знакомому с артистической средой, не придет в голову сравнение с бродячей собакой... А эти были не просто «знакомы». Они и были «бродячими собаками», самыми что ни на есть.
Отец-основатель
На визитке Бориса Пронина значилось: «доктор эстетики гонорис кауза». «А черт его знает, что это значит!» — говорил он сам про эту надпись. Вообще, он был очень непосредственный парень. Встречая гостей в «Бродячей собаке», всем говорил «ты», к каждому лез обниматься, как к родному, а спроси его, кто это был — ответит: «А черт его знает, хам какой-то...».
Нет комментариев