Армянская живопись: Мартирос Сарьян

Да, Мартирос Сарьян армянин, а это значит, что он выжил. Поэтому вслед за его именем идет имя Марка Шагала. Их роднит еще и невероятный талант - превращать все мертвое в живое. Вы не увидите погромов на картинах Шагала и не увидите резни на картинах Сарьяна. Они - маленькие дети с широко раскрытыми глазами, они радуются жизни умом и сердцем. В последние годы у Мартироса Сарьяна сложилась своя манера рисования, которая подходила для него в той мере, в какой с возрастом позволяло здоровье. Маленькими штрихами он рисовал прекрасные, причудливой формы пейзажи. Когда я приехал в Ереван в мае 1935 года, Мартиросу Сарьяну было 55 лет, а я, с похожей фамилией - Сароян, был на 28 лет моложе, но ровным счетом ничего не знал о нем, как, впрочем, и о других, поэтому я и приехал в Армению на деньги, заработанные сочинительством. Мне хотелось увидеть эту страну - родину отца, родину предков, подышать воздухом, которым мы дышали столетиями. Как и все народы в мире, армяне преданы своей родине, земле, воздуху, которым дышат, и всему, что французы называют patrie - отчизна. Как хорошо мне было ходить по улицам города, я попал в мир, где меня окружало все армянское. Мне казалось, что в лице каждого прохожего таится какая-то загадка, головоломка, парадокс - любой человек с такой внешностью мог бы вполне и не быть армянином, и все же в каждом из этих лиц было что-то особенное, оно как бы говорило: "Смотри, вот еще один армянин, и он живет в этом скалистом уголке земного шара". То же чувствовалось в выражении их глаз и еще в чем-то, что трудно уловить: в осанке, в манере держаться, в движениях, в жестах, в дыхании. Вскоре я стал встречаться с поэтами, писателями, драматургами. Кто-то из них подарил мне книгу народных сказок на армянском языке. Я не мог ее прочитать, хотя говорю по-армянски с восьми лет, после того как пробыл пять лет в Окленде, в сиротском приюте. Дома, во Фресно, я не больше, чем за две недели выучился говорить на диалекте битлисских армян. Во время плавания по Черному морю из Батуми в Севастополь я разглядывал безмолвный армянский шрифт армянских сказок и наслаждался им, как можно наслаждаться шрифтами других языков мира, зная, что все эти значки, картинки и узорчатые иероглифы о чем-то говорят. Мне попалась цветная иллюстрация, потом еще одна, и эти два солнечных, осязаемых, красно-желто-коричневых пейзажа говорили о том же, только еще красноречивее... Художником оказался Мартирос Сарьян. Дальше помню: Ереван, 1960 год, я сижу в его мастерской, ему 80 лет, мне - 52 года. Уильям Сароян