***Выключатель***

Выключатель занимал на стене не особенно высокое положение, но возомнил о себе очень много. «Я, – решил он, – самостоятельная руководящая единица и не позволю каждому вертеть собой!»
Зажигают люди свет, – а он не зажигается. Гасят, – а он горит. Всё наоборот. В чём дело? Позвали монтёра. Тот проверил всё, осмотрел и говорит:
– Выключатель надо менять. Совсем испортился Выключатель.
Что ж, испорченный Выключатель сняли со стены, а вместо него поставили исправный.
– Что вы делаете? Какое вы имеете право? Я буду жаловаться! – возмущался Выключатель, когда его снимали.
А потом успокоился:
– Ничего, не пропадём. Нашего брата, руководящего, всюду нехватка. Вон и Солнце без руководства работает. Там меня с руками оторвут!
Но Солнце не нуждалось в руководстве, да и в других местах не нужен был испорченный Выключатель. И остался Выключатель ни при чём. Ничего не проворачивал, не давал никаких руководящих указаний относительно света.
Впрочем, света от этого не убавилось, а даже, говорят, чуточку больше стало.
***Чай в приятной компании***
Мишка Пузо был большой шутник, но шутить он еще не научился. Он даже штаны застегивать не научился, а это легче, чем научиться шутить. Известно немало людей, которые отлично застегивают штаны, а шуток просто-напросто не понимают. И при этом все же стараются шутить – к общему огорчению.
Пузо – это была не фамилия Мишкина, а прозвище, которое он сам себе придумал. Он был толстый и очень гордился своим животом, который называл по-приятельски пузом. И требовал, чтоб его самого называли Пузом. Он вообще требовал к себе уважения.
В тот день мы пили с Мишкой чай в приличном доме – у племянницы тети Лизы, нянечки из нашего садика. Нянечка взялась присмотреть за нами, пока наши родители проводили летние отпуска, и забирала нас из садика к себе домой, а оттуда, из дома, водила в гости к своим родственникам.
В знак уважения к нашей нянечке ее родственники угощали нас чаем, а потом отправляли играть за шкаф. У всех у них комнаты были перегорожены шкафами, чтобы не все время жить друг у друга на виду, а иногда прятаться друг от друга за шкафом. Это у них была такая игра: они играли в две комнаты.
И вот в одном из этих приличных домов, у племянницы тети Лизы, нашей нянечки, во время вечернего чаепития Мишка Пузо насыпал мне вместо сахара соль, считая это удачной шуткой. Сейчас я понимаю, что эго была шутка совсем не удачная, а в то время она мне казалась весьма остроумной.
Соль Мишкиной шутки дошла до меня с первым глотком, но я сделал вид, что ее не заметил. Как ни в чем не бывало я прихлебывал чай, и Мишка забеспокоился:
– Вкусно?
В ответ я только кивнул, не желая отрываться от чая.
Мишка смотрел на меня с недоверием. Потом недоверие сменилось сомнением, и, немного поколебавшись, он попросил:
– Дай попробовать.
Я решительно замотал головой: таким чаем я не был намерен делиться.
Мишке ничего не оставалось, как насыпать соли в свой стакан.
Он сыпал щедро, чтобы перебить вкус столь же щедро насыпанного в стакан сахара, и уже первый глоток был ему полным вознаграждением за все его пакости и неуместные шутки. Но он, конечно, взял себя в руки и выпил эту отвратительную бурду до конца. И при этом еще прихваливал:
– Ох и вкусно!
В то время мы не предполагали, что эта шутка надолго затянется, что мы еще не раз скажем: "Вкусно!" – когда будет с души воротить.
– Пейте, миленькие, – говорила племянница, занятая разговором со своей тетей и не замечавшая наших кулинарных опытов. – Давайте я вам еще налью.
От добавки мы отказались. Мы выпили чай, сказали спасибо племяннице, и Мишка Пузо виновато погладил свой живот, словно прося у него прощения за неуместную шутку.
Феликс Кривин