22-го января 1922 года родился русский поэт Юрий Давидович Левитанский

Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает для себя.
Выбираю тоже — как умею.
Ни к кому претензий не имею.
Каждый выбирает для себя.
==============
Ну, что с того, что я там был.
Я был давно. Я всё забыл.
Не помню дней. Не помню дат.
Ни тех форсированных рек.
(Я неопознанный солдат.
Я рядовой. Я имярек.
Я меткой пули недолёт.
Я лёд кровавый в январе.
Я прочно впаян в этот лёд -
я в нём, как мушка в янтаре.)
Но что с того, что я там был.
Я всё избыл. Я всё забыл.
Не помню дат. Не помню дней.
Названий вспомнить не могу.
(Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня.
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня
и пламя гильзы в блиндаже.)
Но что с того, что я там был,
в том грозном быть или не быть.
Я это всё почти забыл.
Я это всё хочу забыть.
Я не участвую в войне -
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.
(Уже меня не исключить
из этих лет, из той войны.
Уже меня не излечить
от тех снегов, от той зимы.
И с той землёй, и с той зимой
уже меня не разлучить,
до тех снегов, где вам уже
моих следов не различить.)
Но что с того, что я там был!..
1981
================
За то, что жил да был,
за то, что ел да пил,
за все внося, как все,
согласно общей смете,
я разве не платил
за пребыванье здесь,
за то, что я гостил
у вас на белом свете?
За то, что был сюда
поставлен на постой
случайностью простой
и вовсе не по блату,
я разве не вносил
со всеми наравне
предписанную мне
пожизненную плату?
Спасибо всем за все,
спасибо вам и вам,
радевшим обо мне
и мной повелевавшим,
хотя при всем при том
я думаю, что я
не злоупотребил
гостеприимством вашим.
Осталось все про все
почти что ничего.
Прощальный свет звезды,
немыслимо далекой.
Почти что ничего,
всего-то пустяки —
немного помолчать,
присев перед дорогой.
Я вас не задержу.
Да-да, я ухожу.
Спасибо всем за все.
Счастливо оставаться.
Хотя, признаться, я
и не предполагал,
что с вами будет мне
так трудно расставаться.
/Юрий Левитанский/
==================
Стихи Левитанского «разобрали» на песни: они звучат с пластинок Никитиных, Берковского, и многих других. Да Юрий Давыдович и сам пел свою «Кепочку», хотя к песенной славе относился слегка скептически: Мне это приятно – не более того. Это более лёгкий, что ли, способ, понимаете? Для поэта, всё-таки, немножко обидный. Хорошо бы узнать: помнят ли стихи, а песню – каждый запомнит.
Помнят. Потому, что в поэзии Левитанского вместе с музыкой живёт созвучная с нею мудрость. Мудрость, не вгоняемая в рамки чьих-то канонов, тем и ярлыков.
Один журналист, придя к нему брать интервью, попросил: давайте обозначим круг тем, главных идей вашего творчества. Левитанский печально вздохнул:
– Дорогой мой, у поэзии и у любви круга нет...
***
Конечно, Левитанского постоянно пытались втиснуть в какие-нибудь рамки. Для начала – в плеяду поэтов-фронтовиков. Да, он был на войне, он лежал на подмосковном снегу сорок первого года вторым номером пулеметного расчёта рядом со своим другом поэтом Семёном Гудзенко. Да, он дошёл фронтовыми дорогами до Будапешта. Но на том его общность с фронтовой плеядой и закончилась. Ведь Левитанский – поздний поэт. По-настоящему, как поэт, он родился только в «Кинематографе» – в 1970 году, уже сорокавосьмилетним. А в 54 года книгой «День такой-то» это рождение узаконил окончательно. И если и писал о войне, то совершенно с другой высоты – с высоты более позднего духовного опыта.
Отдельные, наиболее «продвинутые» ценители, пытались сделать из него чуть ли не поэта-песенника, хотя песен он не писал никогда. А то, что его стихи поют, доказывает только одно: ритм его поэзии совпал с ритмом его времени. Поэтому не петь стихи Левитанского оказалось просто невозможно.
Уже после смерти его попытались втиснуть в какой-то строй, поставить по ранжиру, по росту в некую шеренгу поэтов, чтобы, не дай Бог, не высунулся, не занял места, которого ему критики не отводили. Воспользовавшись тем, что умер он прямо в каком-то собрании, протестовавшем против чеченской кампании, объявили его чуть не пламенным трибуном и жертвой этой самой войны.
А на самом деле он был просто поэт. Не поэт-фронтовик, не поэт-трибун. Просто поэт, каких мало. И этого вполне достаточно. Выше звания не бывает. И никакая он не жертва войны – ни той, на которой сам воевал, ни этой, которую наблюдал по телевизору. Если уж жертва, то не войны, а мира, который так ничего и не понял ни в его поэзии, ни в его жизни. Но, к счастью, поэты жертвами не бывают.
Они бывают жертвующими.
/воспоминания современников/