Завещание

Вадим сидел в кабинете нотариуса и не мог найти слов, чтобы выразить негодование, которое клокотало у него внутри. Старый продавленный диван захватил Вадима в капкан, и это лишь добавляло масла в разгорающийся в его душе огонь. Вопросы, вопросы… Они мучили Вадима последние сутки. Почему дед, человек, воспитавший его с младых ногтей, не сказал, что продал квартиру, где растил Вадима после смерти матери и ухода отца? Почему все деньги упрятал на какой-то странный счет, даже не обсудив с ним? Почему он просто не завещал квартиру своему единственному внуку? Может, Вадим и не стал бы продавать недвижимость, а сдал бы в аренду и оставил будущим детям. Они ведь с дедом были так близки — оба одновременно потеряли одних и тех же самых важных для них людей: Вадим — мать, а потом и отца, дед — любимую дочку. И пусть дед был не из тех, кто треплется о своих чувствах, но Вадим знал, что этот хмурый крепкий мужичок не просто заменил ему родителей — он стал ему настоящим другом. А настоящие друзья ничего не скрывают… Или скрывают?
Больше всего Вадима напрягал даже не факт продажи дедом квартиры, а то, что нотариус медлил с завещанием. Вадим ерзал на проклятом диване и периодически покашливал, намекая на бессмысленно утекающее время, но нотариус никак не реагировал и лишь иногда, словно сам себе, повторял:
— Надо подождать, надо подождать…
«Да чего ждать-то?» — мысленно бесился Вадим.
Наконец дверь открылась, и в кабинет вошла молодая пара — парень и девушка, на вид обоим не больше восемнадцати. Назвав фамилию, они уселись на стулья возле окна и погрузились в тихий шепот.
«Это еще кто такие? — чуть было не сказал вслух Вадим, глядя в упор на незнакомцев. — Неужели у деда были еще дети, кроме моей мамы? Да они и не похожи на него совсем. Оба чернявые… Что происходит?»
Нотариус продолжал заниматься своими делами: с равнодушным видом подписывал бумаги, перекладывал их в папки, ковырялся в телефоне. Казалось, он специально тянет время, чтобы испытать терпение Вадима.
Через несколько минут в кабинете появился еще один неопознанный субъект. На этот раз — рослый ухоженный старичок в кашемировом пиджаке. Его белоснежные волосы и борода явно были уложены мастером в дорогом салоне. На пальцах и на шее Вадим заметил несколько давно поблекших, но еще узнаваемых татуировок. Вместе с мужчиной в кабинет зашел запах хорошего парфюма.
Спустя пару минут появилась еще одна личность — полная противоположность предыдущей: потрепанная косуха трещала по швам на шарообразном теле, лохматая голова и куцая бородка уже давно просили расчески, на поясе черных вытертых джинсов позвякивала серебряная цепочка, а из кожаных обрезанных перчаток торчали короткие пальцы с большими серыми ногтями. Вместе с мужчиной в кабинет зашел запах дешевых сигарет. «Какой-то стареющий байкер», — окрестил его Вадим.
— Ёксиль-моксиль! Шампаньола, ты что ли?! — радостно загорланил байкер, заметив стильного деда. — Ты че вырядился-то? Ой не могу, держите меня семеро! Это случайно не ты с рекламой сим-карт по телеку выступаешь? — байкер громко загоготал и хотел было обнять ухоженного, но тот увернулся и протянул морщинистую руку.
— Ага, щаз! Руки свои при себе держи. Не зря тебя Шампаньолой прозвали — твои липкие рукопожатия на всю страну прославились. Ничего себе встреча... Сто лет, наверное, не виделись.
— Ведите себя потише, пожалуйста, — попросил нотариус, изображая крайнюю занятость.
— Пардон муа, мсье, — с клоунским поклоном ответил байкер и все же успел хлопнуть Шампаньолу по плечу. Затем он развернулся к сидящей у окна парочке, взгляд его упал на парня. Лицо байкера расплылось в еще более широкой улыбке.
— Вадим Сергеич?
— Н-н-нет, — робко протянул руку паренек, — я Коля Зайцев…
— А-а-а! Заяц третий! — обрадовался толстяк. — А это, я так полагаю, зайка? — он широко улыбнулся девушке, которая прижалась к Коле, явно испытывая ужас. — Да не бойся ты. Лизка, так? Не помнишь меня?
Девушка замотала головой.
— Пожалуйста, потише, вы мешаете мне работать, — уже не так сдержанно повторил нотариус.
— Уи-уи, прошу простить, — байкер постучал себя по губам, а затем уже спокойно сказал: — Я с вашим дедом двадцать лет подряд на Дальний Восток гонял, а вот этот вот, — он показал рукой на Шампаньолу, — нашей кухаркой был.
Байкер-весельчак еле сдерживал накатывающий на него смех.
— Я не кухаркой был, я просто единственный из всех вас не мог без конца травиться одними сухарями и самогоном, — фыркнул ухоженный, садясь в кресло.
— Ага, зато тухлой курицей в шампанском — запросто! — прыснул байкер. И даже молодые люди, заразившись его весельем, неуверенно улыбнулись.
— Значит, Вадим — это ты? — повернулся лохматый к Вадиму. — Ну да, сразу видно Лешкину горделивую осанку и вечно мрачную физиономию.
— Да, я Вадим, — встал с дивана молодой человек и со всей холодностью, какая поселилась у него в душе после смерти деда, спросил: — А вы кто? Я вас первый раз вижу.
— Я дядя Боря, — протянул обе руки мужичок, — тебе дед про меня разве не рассказывал? Мы с ним лучшими друзьями были.
Он покосился на Шампаньолу и озорно подмигнул.
«Ага, как же. Дед с такими клоунами даже здороваться не стал бы», — подумал Вадим, не желая отвечать на рукопожатие.
— Нет, не рассказывал. А вы что тут делаете? Я вас на похоронах не видел.
— Так меня никто и не звал. Я о похоронах-то узнал, только когда они уже прошли, — развел непожатыми руками дядя Боря. — Дед твой сам все связи оборвал.
«И правильно сделал», — решил Вадим, глядя на этого типа.
— Я, кстати, очень соболезную. Нам всем жутко будет его не хватать, честное слово, — продолжил байкер. — Хотя последние двадцать лет нам его и так ужасно не хватало. Но это его решение, не нам судить.
Стильный старик коротко кивнул в знак согласия со словами товарища и тоже принес свои соболезнования Вадиму.
Тем временем в кабинете почти бесшумно появился еще один человек. На этот раз — женщина лет сорока. Она ни с кем не поздоровалась и, негромко сообщив свою фамилию нотариусу, присела в стороне от всех.
После нее заходили всё новые и новые люди разных полов, возрастов и разной степени достатка. Все они называли фамилии и занимали свободный стул или угол. Одни из них были знакомы между собой, другие знакомились прямо на месте, и почти все подходили к Вадиму, чтобы выразить соболезнования.
Вадим все так же холодно благодарил незнакомцев и периодически бросал нетерпеливые взгляды в сторону нотариуса, который до сих пор не зачитал завещание, ради которого молодой человек сюда и пришел. А вот зачем пришли все остальные, было вообще не ясно.
Наконец, когда в кабинет забилось столько людей, что пришлось открыть одно из окон и запустить свежий воздух, нотариус попросил тишины и, коротко представившись, начал зачитывать завещание.
Как и предполагал Вадим, ничего кроме счета в банке, где хранились деньги после продажи квартиры, у деда не осталось. Все свои вещи, не считая тех, в которых его провожали в последний путь, он оставил вместе с недвижимостью покупателям, а сам провел остаток дней в какой-то съемной комнате на отшибе, о которой Вадим тоже ничего не знал. Дед пропал с радаров несколько месяцев назад. Но вот что действительно было совершенно неожиданным и повергало в шок, так это то, что деньги от продажи квартиры распределялись между этими незнакомцами, пришедшими сюда сегодня.
Вадим просто не мог поверить, что дед так поступил с ним. Тот самый дед, который был для него всем, просто взял и лишил его наследства ради каких-то посторонних? Разве такое возможно?
Когда нотариус зачитал третью фамилию и причитающуюся человеку сумму, Вадим не выдержал и вскочил с места:
— Что вообще происходит?! Вы кто такие? Развели старика прямо перед смертью?! Почему он завещал вам свои деньги?
— Пожалуйста, сядьте на место и дождитесь очереди, — флегматично попросил уставший нотариус, но Вадим и не думал успокаиваться.
— Вы сами все сядете скоро! За мошенничество! Все вы, — он ткнул пальцем в нотариуса. — У моего деда никого, кроме меня, не было! Я еще раз спрашиваю: с какой радости он вам что-то оставил?! Где вообще это записано?
— Вот тут, — спокойно протянул лист бумаги дядя Боря.
Вадим выхватил пожелтевший от времени листок. В наступившей тишине под десятками любопытных взглядов он прочитал расписку. Его дед, Юдин Алексей Петрович, обязывался вернуть своему другу Козлову Борису Семеновичу (или его наследникам) пятнадцать тысяч рублей, полученных в долг такого-то числа такого-то месяца и года.
— Сумма должна быть пересчитана в соответствии с инфляцией, — прочитал Вадим последнюю строчку и взглянул на дату. Этой расписке было двадцать два года. Как раз в тот год дед забрал Вадима к себе. Да и почерк был дедов. Вадим прекрасно знал его, ведь дед всегда писал ему письма в летние лагеря и потом в армию. — На что он у вас занимал? — строго спросил Вадим, возвращая расписку.
— Да для тебя и занимал, — хмыкнул Борис. — Тебе тогда надо было спортивную форму покупать, учебники, одежду, еще что-то там. Лешка засранец, конечно, продал тогда свою «Яву», но денег всё равно не хватало. Ты же еще болел часто, не помнишь, наверное?
Вадим замотал головой.
— Ну мы с ним и договорились тогда, что отдаст, как сможет. Ну он и отдал. Все-таки он из нас самый честный был.
Вадима словно током прошибло. Он хотел было вернуться на диван, но слегка промахнулся и чуть не упал на пол. Его успели подхватить под руки и принесли воды. Когда ему стало легче, остальные присутствующие начали протягивать свои расписки, чему, конечно, не сильно обрадовался нотариус, чей рабочий день увеличивался на неопределённое время. Каждый человек честно рассказывал Вадиму о том, на что его дед брал заём, и воспоминания сами собой вспыхивали в памяти внука.
Вот он перенесся в то лето, когда дед единственный раз свозил его на море. А вот — новенький хоккейный шлем, клюшка и коньки. Вот та самая поездка в летний лагерь, откуда Вадим сбежал в первую же неделю. А еще брекеты, репетиторы по математике и английскому, водительские права, учеба в институте, первая, пусть и сильно подержанная машина, которую дед без конца чинил во дворе…
— Получается, все это... было куплено в долг? — прошептал Вадим, возвращая последнюю расписку.
— Твой дед много денег занимал не только у нас — своих знакомых и друзей, а еще раньше, когда твоя мама слегла, а отец запил. Лешка тогда все на ее лечение тратил, а отца пытался воззвать к разуму и принудительно таскал по наркологичкам и психотерапевтам, — сказал Шампаньола.
— Ну почему же он мне ничего не сказал? Почему я всех вас никогда не видел?
— Такое ощущение, что ты своего деда вообще не знал, — удивился байкер. — Да потому, что он упрямый и гордый осел. Был, прости господи. Многие из нас предлагали ему деньги просто так, но он начинал орать и требовал взять расписку. Еще грозился, что с того света придет отдавать долги, если понадобится... А он, знаешь ли, может... — Борис немного стушевался. — Видимо, не хотел, чтобы ты про это знал. Да и большинство из нас в те годы были не самыми примерными гражданами: любители азартных игр, пьяницы, гонщики, хулиганье... — он обвел взглядом присутствующих и громко объявил: — Да, смиритесь, это факт! Криминальных элементов среди нас, разумеется, не водилось, но вот отпетых балагуров — хоть отбавляй. Многих уже нет в живых. Сюда пришли их дети, внуки, братья, сестры... Ну и мы, оставшиеся в строю… — он кивнул на Шампаньолу.
— Хотите сказать, что мой дед тоже таким был? — нахмурился Вадим.
Он просто не мог поверить в услышанное. В его памяти дед был вечно измученным работягой, но никак не байкером или балагуром: после смены на заводе занимался с ним уроками, а по выходным брал его на картинг или в лес за грибами, учил делать удочки из орешника…
Тем не менее Борис кивнул.
— Как я уже говорил, он был намного лучше нас вместе взятых и очень любил семью, которой не стало, после того как твоя мама умерла... В общем, это его решение, и не нам его судить. Кстати, а ведь я ему так и не успел сказать, что это я тогда ему колесо погнул… Смелости, понимаешь ли, не хватило признаться. Ну, видимо, пронесло, — грустно хохотнул Борис.
Когда за окном уже истончался день и загорались первые фонари, из кабинета вышел последний наследник, не считая Вадима.
— Жуков, — произнес, зевая, нотариус, и молодой человек встал с дивана, чтобы узнать, что же ему причитается. — Вам только это, — положил на стол конверт нотариус и, получив подпись Вадима, попросил его покинуть кабинет, чтобы самому наконец собраться домой.
Выйдя на улицу и жадно вдохнув прохладный вечерний воздух, Вадим вскрыл конверт и встал под уличный фонарь, чтобы прочесть написанное. На тетрадном листе в клетку обычным карандашом знакомым почерком были выведены слова: «У тебя есть собственное жилье, машина, есть специальность и хорошая работа, а еще у тебя замечательная жена. Жалко только, что я правнуков не застал. Вадик, не обижайся насчет квартиры, но ты должен понять, что моя задача была — не дать тебе пропасть, и другого способа я не нашел. Надеюсь, ты понимаешь, какое наследство я тебе оставил. Уверен, что понимаешь. Будь счастлив, внучок».
Дед, как всегда, был немногословен, но говорил четко и по делу. Вадим несколько секунд постоял, задумчиво глядя куда-то в пустоту, затем перевернул листок и прочел: «P.S. Борьке передай, что про колесо я в курсе. Может, как-нибудь загляну к нему во сне и всыплю как следует за то, что сам не сознался. Так что пусть не расслабляется. Твой дед Алексей Петрович Юдин».
Александр Райн