Рассказ-быль
Моей младшей дочери скоро двадцать. Она студентка педагогического колледжа. Еще немного – и получит диплом по специальности «Учитель физкультуры. Тренер». Диплом обещает быть красным. Работать дочка намерена только по специальности, жизнь свою хочет связать с детьми и спортом. Я радуюсь и благодарю Бога!
Думаю об этом, и мысли уносят меня в далекий уже 2002 год. Тогда я лежала в больнице на сохранении. Мне 30 лет. В палате гинекологии нас двое. Моя соседка Елена, бойкая, шумная двадцатипятилетняя медсестра. Мы обе с одинаковым диагнозом и сроком беременности. Непрестанно её навещали коллеги-медики, людской ручеек не иссякал. Громко, энергично и радостно Лена всем говорила одно и то же, озвучивала одну и ту же мысль. 
От цинизма её слов меня бросало в жар. Её речь была примерно такой:
«Если опять будет мальчишка – сделаю аборт, девчонку – оставлю».
Услышав такое, многие её коллеги менялись в лице, в глазах у некоторых я видела ужас. А кто-то сразу соглашался, одобрял её решение. Я со скорбью слушала её уверенный, бодрый голос, даже какое-то хулиганское веселье.
Через несколько дней меня выписали из больницы, а Лену я не видела больше 15 лет. Но однажды мы всё-таки встретились. С грустью и тоской она смотрела на меня и поведала свою историю.
Оказалось, что на УЗИ она узнала о мальчике и, не раздумывая, избавилась от него. И постаралась бы забыть об этом, но этому неожиданно помешала… наша районная газета. На её страницах были многократно опубликованы репортажи со спортивных соревнований и интервью, рассказывающие об успехах моей дочери. Она побеждала во многих соревнованиях и олимпиадах, а её фотография регулярно появлялась на страницах газеты. И видя её, Лена словно отсчитывала время жизни её неродившегося сына. Вот сейчас ему было бы 10 лет, а теперь уже 12, а вот и все 14 лет. Брать в руки нашу газету стало для неё мучением. По её словам, там как будто тень её нерождённого ребёнка.
– Может, он тоже был бы спортсменом, и я встречала бы его с соревнований, – с тоской в голосе говорила Елена. – Муж у меня хороший, добрый, детей любит…
Голос её дрогнул. Мне хотелось обнять её, прижать к себе. Я заметила, что у неё парик. Задержала на секунду взгляд на нем. Лена перехватила мой взгляд и с грустью сказала: «После химии».
Тут к нам подошёл полный парень и с некоторым раздражением изрёк:
– Ма, долго тебя ждать?
– Это Максим, наш единственный сын, – сказала Елена.
Парень ушёл, и она рассказала о его проблеме лишнего веса.
– Перекормили, – только сумела сказать и заплакала.
– В детстве для сыночка всё самое вкусное, самое сладкое – и вот результат. Парень страдает, худеть не получается, да и не хочет уже. И мы страдаем, глядя на него.
Вот так на моих глазах промелькнули десятилетия жизни этой семьи.
Смотрю им в след, вижу – ссорятся, Максим резко пошёл прочь.
Таких детей в народе называют «перелюбленными». Как будто материнская любовь предназначалась на нескольких детей, а досталась ему одному. Но только от этого счастливее он не стал. Да, сытая жизнь, развлечения, достаток, хорошие жилищные условия.
В этой семье было всё, кроме счастья.
Имена главных героев изменены.
Автор: Наталья Крупнова

В Рождественское утро я пошёл вынести мусор и немного утрясти в животе все яства, которыми успел закинуться по окончанию поста. Приблизившись к помойке, я увидел как дворник наводит какую-то суету. Ну, думаю, работает человек… но присмотревшись, я уже не смог оторваться от этой картины.
Дворник из страны средней Азии, с добрыми глазами, с широкой улыбкой говорил со своим сыном по видеосвязи. Он доставал игрушки из лежащего в помойке пакета, и показывал их ребёнку по ту сторону экрана.
«Тебе нравится? Это твои новогодние подарки, скоро отправлю тебе, как и обещал!» - говорил этот дворник, вытаскивая из помойки найденные игрушки. Я успел заметить содержимое пакета: грузовичок, кукла, машинка и ещё какие-то игрухи. Особых поломок в них не заметил. Видимо, кто-то ревизию делал. Но больше всего зацепило моё внимание улыбка и восторг ребёнка в разбитом экране смартфона дворника. Мальчик лет пяти улыбался во все зубы и жестикулировал руками, крича что-то. А отец только смеялся и доставал новые игрушки в ответ на каждый «Уау!» со стороны дитя.
Наконец я отлип от этой картины и побрёл домой со сжимающимся сердцем. Весь путь обратно я себя спрашивал: «А когда я в последний раз благодарил Бога, что не приходится искать подарки детям в помойке? Когда я благодарил Бога, что не пришлось уезжать от семьи на заработки в другие страны? Некогда мне благодарить, когда постоянно ропщу и не могу насытиться». Много неописуемых словами чувств от увиденного.
У меня всё. Кстати, поздравляю вас с Рождеством Христовым!
— Мансеф Матни

Люди никогда не меняются к лучшему через ненависть, осуждение или приговор. Мы меняемся к лучшему через прощение, любовь и веру.
— Схиархимандрит Илий (Ноздрин)

Двадцать лет назад я ездил вахтовиком в якутский край. Жил в общаге, на втором этаже, а первый этаж занимал временный приют для детей оленеводов. Детки, которые не могли кочевать с родителями, весь сезон кочевья жили здесь. Возраст разный, старшие учились, младшенькие просто под присмотром нянечки. После работы мы всей бригадой готовили ужин, травили байки, коротали время за телевизором. Как-то раз, в нашу комнату кто-то тихонечко постучал. Я открыл дверь, на пороге стоял мальчонка, годика 2-3 не больше. Крепенький, волосы как смоль, ежонком на голове торчат, узкоглазенький, водит носом, принюхивается, а у нас на ужин гречка с тушёнкой. Спрашиваю: — Ты есть хочешь? Кивает головой и вперёд прямо к столу, опустошил тарелку молниеносно, забрался ко мне на колени и уснул. Что делать? Отнёс, отдал нянечке. У нас с женой детей нет, Бог не дал, да мы уж и свыклись с мыслью, что старость вдвоём коротать будем. А тут, пока нёс мальчонку, что-то тоскливо стало. Вроде и дом большой и хозяйство своё есть, а детского смеха в доме не слышно. Каждый вечер, на ужин, приходил якутёнок. Говорить не умел, то оленя покажет, то медведя изобразит, смешил нас и сам смеялся заливисто. Последний вахтовый день, вещи собраны, ждём, нам пора уезжать. В дверь тихонечко постучал и вошёл наш новый дружочек. Тычет в меня пальчиком и приглашает ручонкой за ним пойти. Пришли на чердак, достал из угла, завёрнутую в тряпицу странную штуку и заиграл. Странные звуки заполнили чердак, слышался и шум деревьев и крик птиц, и вой вьюги. Что-то природное мистическое и, в то же время, жалобное в этих звуках. Мальчонка играл на варгане. Прощался. Следующую вахту еле дождался, набрал сладостей, игрушек. Приехал и сразу в приют, а мальчонки моего и нет. Три года ему исполнилось, перевели в детский дом, сиротой оказался, родители в тундре пропали. И так мне грустно стало, привык я к нему. Поехал в детский дом. Захожу, а он ко мне навстречу несётся, ручки растопырил, что-то на своём якутском языке лопочет. Тут-то я и принял решение: — Мой ребёнок! Заберу, отогрею, полюблю... Не доработал смену, отпросился и к жене. Рассказал ей историю якутского мальчишки. Уговаривать не пришлось, собралась и вместе со мной знакомиться поехала. Долго не буду рассказывать, как нам это удалось. Обратно возвращались уже с сынишкой. Имя его Толлуман — безстрашный значит, по-якутски. А мы с женой его Толей стали называть. Толюшка — сыночек, радость наша! Автор: Юрий Рубцов