Приметы к скорой смерти: пятнадцать признаков

Умирающий человек знает, что умирает, для него это не тайна. С его глаз Ангелы снимают пелену и открывают его взору другой мир, который скрыт от глаз живых людей. В течение жизни каждого человека оберегают два Ангела, но, когда приходит третий – Ангел Смерти, он забирает Душу человека, а его безжизненное тело, которое служило всего лишь скафандром для Души, предает земле. Умирающие видят умерших родственников, которые приходят их встречать. Они зовут их с собой и ждут последнего вздоха, чтобы проводить и показать новый дом. Окружающие люди могут лишь догадываться, что чувствует умирающий. Существуют признаки, по которым близкие люди могут предположить, что человек скоро умрет.

БА (2)

– Давай дальше. Что замолчал? Хоси, Овик.
Вартан Гургенович не повышал голоса, не стучал по столу. Спокойная уверенная сила, непререкаемый авторитет в его осанистой фигуре заставляли слушать, подчиняться. Сейчас Овик Вартанович – всего лишь провинившийся младший сын, будто смятый и скомканный суровым взглядом отца.
– Потом вот это началось. В это время пацан в туалете в окно и вылез.
Они сидели в кабинете Абгаряна старшего. Тяжёлая деревянная мебель с резьбой и золочёной отделкой. На столе с инкрустацией перед Полянским развёрнут небольшой ноутбук, видео на нём как раз и комментировал Овик Вартанович.
Тимофей смотрел запись камеры наблюдения. Вот молодой человек поднялся с места и направился к узкой двери в санузел. Видно, что охранники колебались, нужно ли его проводить. Но в этот момент над игорным столом, с которого не убрали ничего, стали взлетать в воздух карты. Мужчины растерялись и в замешательстве оглядывались. Невидимая сила разбросала по комнате четыре колоды, устроив настоящий картонный вихрь. Когда всё улеглось, один из охранников бросился в санузел, обнаружил пропажу парня, метнулся за напарником...
Полянский легко коснулся тачпада, перемотав запись назад. Игра в разгаре. Он чуть повернул голову к Николь, которая стояла у него за спиной. Чувствовал, как она легонько поглаживает его по плечам.
– Видишь?
– Что, котик? – гибко качнулась она.
– Смотри, – снова запустил видео и указал на монитор. – Он головой вертит... Вот, опять. И сейчас.
– Он смотрит ещё на кого-то! – догадалась Ника.
– Да. Следит за кем-то, кто ходит вокруг стола, – Тимофей нашёл нужный момент в записи, поставил на паузу и обратился к младшему Абгаряну. – Вот это кто? Он не играл, но они пришли вдвоём.
Овик, бросив на отца смущённый взгляд, посмотрел на экран.
– Цыбров. Евгений, кажется. Он бывал у меня в клубе, проигрался на бильярде. Кредитовался. Именно Цыбров рассказал мне о своём знакомом, который видит карты насквозь.
– Он не видит карты. Ему помогают, – Полянский сосредоточенно наблюдал за происходящим на видео.
С Вартаном Гургеновичем он познакомился лет семь назад. Абгарян похоронил мать, трепетно чтил память и тяжело переживал траур. В её комнате, где он сохранил всё на своих местах, начали сами передвигаться предметы. Дверь заперта на ключ, внутри никого, а по паркету скребут кресла, раскололись два зеркала, с полок падали книги. Необъяснимые происшествия нервировали домочадцев. На Полянского по рекомендации уважаемых людей вышла сестра Вартана. Измученный переживаниями, он не сразу согласился принять помощь медиума. Как и многие, сначала посчитал выскочку мошенником.
Тимофею повезло. Покойная пошла на контакт. Нунэ Аванесовна, разумеется, была расстроена печалью сына, но больше сокрушалась, что внезапная смерть от тромбоза помешала распорядиться наследством. А дочери и невестки уже успели перессориться, пока делили её украшения.
Старательно повторяя за Нунэ Аванесовной, коверкая армянские слова, Тимофей передал её последнюю волю и напутствие детям. Вартан Гургенович лишился чувств, ему вызывали скорую помощь. С того странного вечера Абгарян проникся внимательным почтением к медиуму. Присылал ему других клиентов. С радостью принимал у себя в гостях.
Склонность и страсть сына к азартным играм в своё время дорого обошлась Вартану Гургеновичу. Не раз он выручал младшенького, закрывая долги, верил честному слову и обещаниям. И вот Овик снова нарушил запрет отца, об этом донёс Абгаряну начальник службы безопасности.
– Найди мне его, пожалуйста, Тимофе-джан, – весомо и негромко говорил Вартан Гургенович.
– Зачем? Ведь он даже деньги не взял? – удивлённо зазвенел голос Николь.
Тимофей успокаивающе дотронулся до её худой ладони на своём плече. Абгарян со сдерживаемым неудовольствием покосился на спутницу медиума, но терпеливо вздохнул.
– Этот юноша играет нечестно. И не остановится. А если где-то в компании он осмелится упомянуть, что играл с моим сыном, это оскорбит и скомпрометирует меня лично. Я слишком дорожу своим честным именем. Поэтому хочу найти и наказать этого молодого человека.
– Но как он выигрывал, вы тоже хотите узнать. Поэтому обратились ко мне, а не пустили по следу Сурена с его ищейками? – проницательно усмехнулся Полянский.
Вартан Гургенович согласно качнул изрядно посеребрённой шевелюрой. Полянский записал в блокнот всё, что могли сообщить свидетели. Также ему сделали копию видеозаписи с камер наблюдения. Нужно было найти этого Цыброва. А уж он приведёт к Петру, который так опрометчиво выбрал, с кем за столом испытывать удачу.
Через два дня Овик Вартанович позвонил Тимофею, когда нужный клиент появился в клубе. Они приехали довольно быстро. Вместе с Никой Полянский расположился в углу, им принесли кофе. Откинулся на спинку дивана.
– Ты где-то далеко, котик. Не со мной, – подруга осторожно коснулась его колена.
«Как будто мысли читает!» – вздрогнул медиум. Он действительно снова думал о Софии. Постоянно про себя проговаривал бесконечные монологи, искал подходящие слова для встречи. Полянский растерялся. А зелёные глаза цвета речной воды улыбнулись мудро и устало:
– Проблема в том, что порядочная женщина тебе не по средствам, Тимоша.
– По-твоему, я мало зарабатываю? – удивлённо повернулся он на диване.
– Дело не в деньгах, – покачала она головой. – Необходимы и другие ресурсы. Нужно твоё время, силы, внимание. Ты слишком долго живёшь один, и...
– У меня есть ты.
– Это не то, ты же понимаешь. Твоя жизнь устоялась. И ты просто не сумеешь расстаться с привычным укладом. Не переломишь себя. Не сможешь жить с ней, даже если эта женщина прямо сейчас упадёт тебе на руки...
В этот момент младший Абгарян подошёл поздороваться.
– Доброго вечера! Вон там, за третьим столом Цыбров, что в серой кофте. Только скажите, и его притащат к вам.
– Нет, справлюсь, думаю. Спасибо, – мягко ответил детектив.
Он видел, как не терпится Овику реабилитироваться в глазах отца и скорее развязаться с этой неприятной историей.
Публики становилось больше. Полянский некоторое время следил за кругленьким кудрявым Цыбровым. Потом оглядел Николь. На ней туфли на высоких каблуках, мягкие чёрные брюки. Под серо-зелёной трикотажной туникой нет бюстгальтера, и маленькая грудь отчётливо прорисовывается. Длинные волнистые волосы небрежно заплетены колоском по голове и спускаются на спину свободной косой. Она посмотрела на него и хитро улыбнулась, понимая без слов.
– Ты хочешь, чтобы я привела его? – с готовностью поднялась с места.
– Да, расслабь клиента. Вон, какой молодой и свежий, может быть тебе даже понравится. Давай!
Прежде, чем выскользнуть из-за стола, Ника наклонилась к нему, и легонько поцеловав, куснув мочку уха, промурлыкала:
– Плохо же ты меня знаешь, Тимоша, если думаешь, что я променяю гризли на хомяка!
Она направилась к бильярдным столам, ей вслед заинтересованно оглядывались мужчины. Полянский не смог сдержать короткой самодовольной усмешки, но быстро собрался.
«Конечно же, Николь права. Я ни черта не понимаю в женщинах. И действительно, если вдруг волшебным образом София появится на пороге квартиры, повиснет на шее «я ваша навеки!». И что я буду делать с этим кромешным счастьем? В доме даже места для женщины нет! Совершенно не представляю себе... Так, всё, надо сосредоточиться на работе!».
Тимофей наблюдал, как Ника подошла к пухляшу Цыброву. Познакомились. Попросила научить её играть, наверное. Профессионально уничтожила дистанцию между ними. И пока девушка нагибалась с кием, пытаясь попасть по шару, Женя с удовольствием придерживал её за талию.
В течение получаса продолжалась эта неловкая игра. Потом Николь приобняла за плечи обалдевшего молодого человека, и они прошли к бару, уселись рядом и заказали напитки. Ника что-то тихо говорила, нескладный ухажёр хихикал. Полянский поймал её внимательный взгляд поверх головы Цыброва, понял, что пора прервать их задушевную беседу.
– Привет, Женя, – он взгромоздился на высокий табурет рядом.
Парень беспокойно завертелся между Тимофеем и Никой.
– А в чём, собственно, дело, уважаемый?
– Лично к тебе у меня никаких дел, – успокоил медиум. – Мне нужен один твой знакомый. Как мне найти Петра Ефимова?
– А что, он разве кому-то должен? – напряжённо выпрямился Цыбров.
– Нет пока. Его просто ищут добрые люди с добрыми намерениями, – Тимофей участливо положил руку на плечо парню, который был вдвое меньше детектива.
– Я не знаю, где он живёт, честное слово. Вроде бы снимает квартиру. Я не в курсе, – заблеял Женя.
– Тогда давай его номер телефона.
Цыбров достал смартфон, ни на секунду не сомневаясь, поделился контактом. Полянский запросил информацию у бывшего коллеги с доступом к базам данных. Через полчаса получил паспорт Ефимова Петра, сведения о регистрации в Тамбовской области. Только тогда позволил Цыброву ретироваться из клуба.
Ещё час времени и несколько телефонных звонков потребовались Тимофею, чтобы найти квартиру, пробить договор на аренду которой провели в реестре налоговой. Повезло, что хозяева жилья перестраховались, подписали официальные документы.
Он хотел, чтобы Николь вернулась домой и дожидалась его. Но она не слушала уговоров, поехала за компанию.
– Тимоша, вряд ли меня там что-то напугает! – смеялась Ника.
По Ярославскому шоссе народ стремился в центр города, чтоб погулять на выходных, а в область как раз было почти свободно. Через час они припарковались в тесном дворе на Силикатной улице.

БА (1)

Он растерянно оглядывался по сторонам, с отвращением принюхиваясь к затхлому запущенному жилью. Дуэт холодного табачного перегара и запаха стариковского тела угнетал нежное обоняние. Въевшийся дух корвалола также не сдавал позиций в борьбе с нашатырём и валериановыми каплями. Порыжелые обои с выгоревшим рисунком. Шапку и зимнюю куртку снял, но держал в руках, брезгуя положить или повесить её в этой помойке . Разуваться тоже не стал, и теперь снег с ботинок подтаял, добавив грязи.
– Дело хозяйское, смотри сам. За такие деньги вряд ли что-то ещё найдёшь.
В дверях на потёртый косяк тяжело облокотилась необъятная тётка-хозяйка. На ситцевое голубое платье в мелкий ромбик повязан засаленный фартук в пятнах от свёклы. С полной шеи свисал цветастый платок. Пальто набросила и не застегнула. Сапоги на босу ногу. «Показать квартиру» женщина пришла из соседнего дома.
– А кто тут раньше жил, Татьяна Ивановна? – Петя Ефимов старался не слишком глубоко дышать, но пыль и смрад всё равно лезли в нос.
– Мужа моего бабка. Померла вот только осенью. Муж всё оформил, чин чином. Не переживай, я чужие метры не сдаю.
– Убраться бы тут?
– Муж сказал, в ремонт сейчас пока никак не вложиться. Ты уж сам как-нибудь. Я тебе за уборку и ремонт за первый месяц скидку сделаю. Но депозит чтоб лежал. Тут лохов нет, – угрожающе нахмурилась хозяйка.
Он рассматривал распахнутые створки поцарапанной «стенки», пустые полки и треснутые стёкла. Содержимое шкафа вывернуто на пол. У стены справа, наверное, диван или тахта, только мебель почти не видна под ворохом старых одеял и связок картона расплющенных коробок.
– А чего разбросано всё, бабка что ли буйная была?
– Нет вроде, хоть и поехала кукухой на старости лет. Вещи потом перебирали, гробовые искали. Не нашли ни книжки, ни заначки никакой, – вздохнула тётка, и тут же подозрительно прищурилась. – Ты смотри, если случайно найдёшь чего, так это наше. А если свалишь, так я на тебя сразу заяву напишу, что ты нас обокрал! Давай, в общем, думай. Пойду, на кухне форточку открою.
Петя осторожно перешагнул через разбросанные коробки и ком тряпья. Чувствуя себя будто на минном поле, проторил тропинку в мусоре к окну. Хотел отдёрнуть штору, но вовремя передумал, сообразив, что его тут же засыплет пылью и дохлыми тараканами, как снегом с дерева. Морщился, чувствуя, как всё лицо перекашивает, будто лимон жуёшь.
Крайне неудачное стечение обстоятельств привело его в эту дыру. Вдрызг разругались со Светкой, приревновала, глупая кошёлка. Её папаша приехал и выставил, обложив последними словами. Спустил с лестницы среди ночи, шмотки следом выкинул, сумку в спину швырнул. А Ефимов уже так тепло обосновался, думал, что устроился. Жил со Светкой «в гражданском браке» больше полугода. Чем плохо: кормят, поят, ублажают всячески. Ну, собачились, конечно, в какой семье этого нет. У него родители через день посудой бросались, пили, да лаялись. Больше двадцати лет спорили, выясняя, кто из них двоих кому жизнь испортил.
Со Светкой познакомились в интернете, плотно общались пару месяцев. Запала она, повелась на красивые разговоры. Петя, даром, что тощий и виду из себя особо не имеет, да болтать горазд. Много цитировал на память из бабушкиной библиотеки. Девушки искушённые и уверенные в себе не поддавались на такую мелочь, а вот на нежных и недалёких действовало. Вот и подтаяла неизбалованная вниманием девица. Договорились, что Петя к ней в Москву приедет в гости повидаться и погулять. Явился с вещами, да и остался у неё. Уж очень был рад уехать из разбитой родительскими ссорами квартиры. Медовый месяц удался: со Светкой полночи всякие выкрутасы вытворяли, тут он тоже огня давал, старался, как в кино. Утром потом она на работу уезжала, а он дома оставался. Валялся на диване, в телефон таращился, или на ноутбуке сериал смотрел.
Но всё-таки понимал, что за девушку с квартирой держаться надо. Так что не халявил: и убирался, и готовил. Благо, мать отца была культурная женщина, воспитывала внука, пока сын с женой куролесили за стенкой. Бабушка растила его хозяином в доме, но вот самого дома ему не досталось. Заслуженной работнице маленького ДК нечего было оставить внуку в наследство.
После ссоры тогда переночевал разок у приятеля, одного, другого. Пробовал со Светкой помириться, да она его в чёрный список уже внесла. Знакомился с девушками, но не везло, с жильём ни одна не подвернулась. Хотелось зацепиться в Москве, а не возвращаться к родителям в халупу. Петя недолго кантовался у приятеля на диване. Устроился на работу в магазин на сменный график. Занятие не пыльное: грузить, да выставлять товар. С нетерпением ждал первой зарплаты, чтобы обзавестись своим углом. Полез в интернет и совершенно обалдел от уровня цен. А на этот вариант со съёмным жильём его вывел знакомый одного приятеля через другого знакомого, у которого удалось занять ещё десятку. Случай обнадёживал, однушка не совсем в глуши всё-таки: на работу сначала от Силикатной до станции маршруткой минут двадцать, на электричке до Москвы полчаса добираться, да потом ещё на метро.
Квартира страшенная, но такая дешёвая – просто не верится. Прикинув порядочную выгоду, Петя подписал договор аренды, внёс плату за два месяца сразу и страховую сумму отдал. Затем закатал рукава и попросил у хозяйки взаймы ведро, швабру, тряпок, мыла и порошка для стирки. Татьяна Ивановна посмотрела с уважением, принесла всё необходимое, чтоб навести чистоту и гигиену. Перекрутила вентили, включив воду и газ. На лестничной площадке открыла своим ключом щит и включила электричество в квартире.
Второй этаж кирпичной пятиэтажки, на фасаде мозаика «1967». Рамы деревянные, из прежнего времени, крашеные масляной краской. Балкон не застеклён и забит хламом, в высоком сугробе угадывались какие-то доски, ящики для рассады, алюминиевая выварка, какие-то тазы, коробки. Петя с опаской подёргал дверь, убедился, что открыть её можно. Надо будет заняться балконом, когда снег растает.
В коридоре неровно жужжал и стучал компрессором оживший исцарапанный холодильник. В малюсенькой кухне, покрытой жирной пылью, места ему не хватило. Рассохшийся светло-серый гарнитур «в ряпушку», с захватанными фасадами. На столе клеёнка прожжённая во многих местах сигаретами, с намертво завернувшимися краями. Липкий линолеум пузырями, в двух местах порван и заклеен несколькими полосами скотча. Окна выходят во двор, видно много деревьев. Летом должно быть тихо и зелено.
Санузел совмещённый. Петя долго спускал коричневую воду, трубы гудели и дребезжали. Аккуратно снял выцветшую целлофановую шторку в чёрных пятнах плесени. Съеденная временем шершавая эмаль в ванне, покрытой ржавыми потёками, вызывала дрожь. «Купаться тут нельзя, обдерёшься весь, как об наждачку. В душ перед сном слазаю, и ладно. Кстати, а душ-то работает?» – деловито размышлял он. Лейка заросла известью, но всё-таки брызгала, это обнадёживало.
Видно, что более или менее ценное и целое отсюда хозяева вынесли после похорон. Осталось сплошное барахло. Ефимов собирал в мешок лохмотья и старую обувь из покосившегося стеллажа в узкой прихожей, когда появился Виктор, муж Татьяны Ивановны. Возраст ему добавляли лысина и объёмное пузо, которое маячило складкой из под свитера в затяжках. От него стойко пахло варёной капустой. Виктор отдуваясь принёс железную стремянку, испачканную краской, со стуком прислонил к стене в коридоре.
– Вот. Держи. Это тебе. Жена сказала, чтоб окна помыть.
– Да какие окна! Мороз на улице! – изумился Петя.
– Ну, шторы снимешь, постираешь. Мало ли. Потолки низкие, но всё равно с лестницей-то удобнее будет, – Виктор пожал плечами и закурил, шагнув в комнату.
Петя длинной шваброй с мокрой серой тряпкой сгребал по паркету вдоль плинтусов в коридоре хлопья пыли, спутанные с паутиной и окурками. Протёр от пыли вешалки и полки в прихожей, с облегчением пристроил туда сумку и куртку, которые всё это время сиротливо висели на дверной ручке. Подошёл к Виктору, задумчиво дымившему на пороге.
– Татьяна Ивановна сказала, тут ваша бабушка жила?
– Да, Ба крепкая была старуха, старорежимная. Мать мою, свою дочь, пережила почти на пятнадцать лет, прикинь!
– Ох ты! Это ж сколько ей было?
– До ста лет года не хватило!
– Ни фига себе! – присвистнул Петя.
– Да, пожила Ба, повидала. От рака померла вроде, – Виктор равнодушно пожал плечами. – Мать с ней не ладила. Всё ждала, пока помрёт, думала, деньги останутся. Сначала мать обломалась, потом мы обломались.
– Не нашли?
– Неа... Ба широко жила, думаю, сама всё прожрала, прогуляла. Хоть квартира осталась, это ей от завода дали. Коммуналка за неё капает, решили сдавать. Да кто на такой клоповник сейчас польстится... Ты вот поживёшь, до ума доведёшь, тогда дороже сдать можно будет, – Виктор втёр окурок в паркет мокрым ботинком, откашлялся и вышел, захлопнув дверь.
Петя только рот раскрыл от незамутнённой откровенности квартирного хозяина. «Это ж надо! Правильно бабушка говорила, простота хуже воровства!». Нашёл розетку, придвинул трюмо поближе, включил телефон на зарядку. Петя протёр в комнате карниз от паутины, отцепил шторы, трухлявая ткань, расползающаяся в руках, стирке уже не подлежала, выбросил со спокойной душой. Зато в комнате сразу посветлело.
Спускался к мусорным бакам семь раз. Чихая и кашляя от пыли сгружал в мешки разорванные книги, журналы с телепрограммой, пачки квитанций за многие десятки лет. Подобрал в хламе пять разных пепельниц, все со сколами и трещинами, всё на выброс. Промыл углы, выметя тряпкой залежи тараканьих мумий, комки седых волос. Выбросил два стула, колченогих и рассыпающихся. Ящики комода были пусты, а старушечье тряпьё в жёлтых разводах валялось на полу. Откопал в мусоре тахту со скрипучими пружинами и прожжённой в нескольких местах синей обивкой. «Надеюсь, что клопов в ней не водится, иначе мне конец!» – вздыхал Петя.
«Устал, как собака! Но главный треш вывез, дальше уже полегче будет... Наверное» – на автопилоте думал он, пока тащился до универсама. Продукты решил не брать про запас, холодильник вонял плесенью. На его мытьё сил уже нет. Ефимов прикупил два пледа и полотенце, мыло, новые тапочки и немного еды.
В комнате стало просторно, посвежело. Принёс крепкую крашеную табуретку и целый стул из кухни. У окна письменный стол. Замки на ящиках расцарапаны, щепки торчат: их взломали. Внутри тумбы несколько открыток, выцветшие квитанции и чеки, чернильные пятна, пыль. Тахту Петя застелил пледом, получилось симпатично, даже уютно. «Моя первая квартира!» – с гордостью подумалось ему.
Принял душ, горячая вода вернула к жизни. «Мыло – критерий цивилизованности!» – с улыбкой вспоминал он старое кино, с удовольствием смывая с себя пот и пыль. Мышцы гудели. С сырыми волосами он расслабленно приплёлся в комнату, шаркая по паркету со стёртым лаком. Уселся на тахте и стал медленно есть сэндвич из кулинарии, запивая томатным соком.
«Как же завтра всё будет болеть! Ничего, на работе разбегаюсь. Хорошо, что посуды много. Надо порошку с содой купить, перемыть и перечистить всё. А то, мало ли... Так противно там прилипает всё... А я будильник-то не отключил?».
Петя подошёл к трюмо. На старом зеркале вспучились чешуйки серебряной изнанки. Неловко потянулся за телефоном на зарядке и уронил его между тумбой и плинтусом. С досадой вздохнул и стал двигать трюмо.
«А это что?».
Ногтем зацепил уголок. Похоже на кусок картона или бумажный конверт. Не ухватить. Петя раскрыл дверцу, осмотрел изнутри. Получается, что к задней стенке прибита ещё одна фанерка? А вдруг там что-то ценное? Адреналин взбодрил. На кухне в ящике нашёл большую плоскую отвёртку с ручкой, обмотанной изолентой. Некоторое время поковырялся, сидя на полу и пытаясь поддеть фальшивую стенку. Фанера отошла с треском, ощетинясь мелкими гвоздями. На пол упал квадратный конверт из посеревшей бумаги. Внутри прощупывалось что-то небольшое.
С колотящимся сердцем Петя разорвал ветхий квадратик. На ладонь ему выпал маленький гладкий железный крест, потемневший и в пятнах ржавчины. В погнувшуюся петельку заправлен толстый вощёный шнурок с плоским сложным узлом.
«Да, так себе сокровище! Прям ни в чём себе не отказывай, миллионер в трущобе!» – разочарованно вздохнул Петя, рассматривая находку.
Родители его не крестили, а бабушка была идейно против. Ну, а чего такого? Он машинально расправил петлю шнура и надел его на шею. Подобрал телефон, собирался подняться с пола, глянул в трюмо... И заорал в ужасе!
В отражении за его спиной на тахте сидела дряхлая старуха. Редкие седые волосы собраны в пучок. Серое худое лицо густо иссечено глубокими морщинами, глаза запали в глубокие тени. Длинное светлое платье слишком свободное для тощей фигуры. Дряблый подбородок с шеей стекли складками в вырез. Её иссохшие бледные руки, оплетённые венами болтались в рукавах. Привидение подняло костлявый палец и губам, призывая к тишине, и Петя услышал прокуренный каркающий голос:
– Тихо, баклан!