Последнее дело матери...

Ей снился сон, что её дети переругались и передрались. Она даже видела, как один сын другого душит, как хватают друг друга за волосы дочери. Когда этот страшный сон, наконец, ушёл, она села на кровати. Солнце золотило край неба. Наступал новый день. Она слышала первый падающий снег, но уже не могла его видеть. А вот золотую полосу, поглощающую тьму, видела хорошо. Затем она прилегла опять.

Галя вдруг с ужасом поняла, что рядом с ней совершенно незнакомый человек...

– Нет, Галя, ну ты представляешь, я спросил у своего заместителя, которого мне навязали, номер СНиП, а он вместо того, чтобы ответить по существу, начал меня жизни учить! Мол, Антон Борисович, при всём к вам уважении, никаких этих ваших СНиПов уже года три как не существует.

Время покажет

Каждое утро, закутавшись в просторный халат, первым делом она подходит к окну. Сдвигает в сторону штору. Отросшая после стрижки ещё недавно изумрудная трава уже становится рыжей и в лучах восходящего солнца отливает медовым золотом. Осень, как и старость, беспощадна. Медленно, но верно обступает со всех сторон, способствует забвению всего, что тревожит, заставляет ценить жизнь, учит отдавать любовь, а не получать. Приносит успокоение, принятие себя и ничего не требует. Пахнет красным вином, рябиновым вареньем и холодными дождями. Иногда, когда Глория хотела, чтобы мир позволил ей желаемый покой, именно вот таким — осенним — он ей и представлялся.

МАТЬ

Утром, чуть свет, подоила корову, Печь затопила, воды принесла. А ребятишек у матери прорва. Всех ублажила: блинов напекла. Ну да чего там... Оравой живою – Разве ж у юбки чертей удержать? – С мест повскакали, умчались на волю Голою пузой на солнце сверкать. Шила, стирала, тем временем – пела. Как-то само выходило собой. Крошки не съела, присесть не успела: Глядь, уже месяц взошёл над избой. Утром, чуть свет... Алексей Назаров

ДОНОР (притча)

Он подсел ко мне в очереди к терапевту. Очередь тянулась медленно, читать в темноватом коридоре было невозможно, я уже истомилась, поэтому, когда он обратился ко мне, я даже обрадовалась. — Давно ждете? — Давно, — ответила я. — Уже второй час сижу. — А разве вы не по талону? — По талону, — уныло ответила я. — Только тут все время без очереди проходят. — А вы не пускайте, — предложил он. — Сил у меня нет с ними ругаться, — призналась я. — И так сюда еле дотащилась. Он внимательно посмотрел на меня и сочувственно спросил: — Донор? — Почему «донор»? — удивилась я. — Нет, никакой я не донор… — Донор-донор! Я же вижу… — Да нет же! Я кровь сдавала в первый и последний

Проказник

Валера Вислобрюхов глянул на свою жену, спящую на диване, и тяжело вздохнул. Рая была уже не той тонконогой ланью, как 25 лет назад. Двойной подбородок, по которому стекает слюна, рот открыт, спит крепко, иногда похрапывая так, что аж хрусталь в серванте содрогается.

Счастье своими руками

В семье Поляковых росла единственная дочь Оксана, красивая, воспитанная девочка. Отец был главным инженером крупного завода стройматериалов. Мама главврачом детской поликлиники. Семья жила в достатке, и Оксана всегда выделялась из подруг.

Молодожён

- Вот поедешь в санаторий, да как найдешь там молодую кралю, глядишь, женишься… да, Никитич? Водитель самосвала Серега Редькин, известный в Нечаевке балагур, и отчасти, сплетник, подмигнул односельчанину Николаю Бородину, явно намекая, что тот еще ничего. А он, и в самом деле крепкий, хоть и бородой прикрывается. А лицо-то молодое, глаза такие еще с синевой, и лопату в руках уверенно держит. На пенсии давно Николай Никитович Бородин, вдовец, почти одинокий теперь, дети-то разъехались. - А чего нам - молодцам скучать, найду молодуху, пущай языками потом молотят, вот, дескать, Бородин на старости лет фортель выкинул. Серега расхохотался, прыгнул в кабину и умчался, оставив клубы пыли