Продолжение

А. Н.Тумбасов, Заслуженный художник
России, член Союза журналистов России,
г. Пермь
Чёрмозский завод
Когда определялись границы Камского водохранилища, стало ясно, что оно
захватывает не только леса и поселки. В зону затопления попадали Добрянский, По-
жевской, Чёрмозской заводы старого Прикамья. Они сохранились до наших дней,
как история, и вот теперь должны были кануть в вечность. Незадолго до того в
Пермском краеведческом музее мне предложили командировку на Чермозский за­
вод. Чтобы окунуться в прошлое, я прочел «Летопись событий за 1889 год», описы­
вающую историю завода.
«Чёрмозский завод, чугуноплавильный и железоделательный, - говорилось в
летописи, - принадлежащий на полном праве собственности княгине Елизавете
Абамелек-Лазаревой, находится в 112 верстах от Перми и в 122 верстах от Соликам­
ска...».
Подробно рассказывалось там о нелегком труде мастеровых, об их быте, опи­
сывалась знать поселка, церковь и религиозные праздники. В частности о «гостить-
бе» писалось так: «...Женщины в гости ходят с работой, т. е. Болтая об обыденных
вещах и злобе дня, вяжут чулок, кружева... и с презрением относятся к тому сорту
барынь, которые зарекомендовали себя безделовицами».
В летописи описывались дом и сад управляющего на берегу пруда. Автор не
обошел вниманием и природу: «Леса Чермозской дачи находятся в довольно удовле-
творительном состоянии, относительно чисты, валежники и бурелом продаются, а
если нет покупателя, отпускаются рабочим...».
Читая эти строки, я невольно вспомнил леса так называемой Пермской дачи.
Чисты ли они хотя бы относительно? В иных местах не только пробираешься через
валежины или бурелом, а натыкаешься на сгнившие поленницы - рассадник корое-
дов... Но когда я прочел о том, что в правом приделе Чёрмозской церкви находится
копия «Сикстинской мадонны» Рафаэля, то забыл обо всем. Копия выполнена ху-
дожником Вольфом. Она два аршина вышиной, один аршин и десять вершков шири­
ной. Я посчитал, что сделал открытое, и побежал в галерею. Но оказалось, что «Сик­
стинская мадонна» давно в хранилище и, по словам искусствоведа Николая Нико­
лаевича Серебренникова, не стоит разговора. Меня подкупило то, что копия могла
быть выполнена с подлинника, но художник оказался, как видно, заурядный, выпол-
нил «икону» с бездушной немецкой точностью, а с Лазаревых, наверное, получил
113
Заочно познакомившись с поселком и заводом, я отправился в Чёрмоз на па-
роходе «Луначарский». Кама тогда была уже перекрыта, но шлюз не работал, паро­
ходы уходили на Верхнюю Каму от пристани Левшино. Я долго стоял на палубе,
смотрел на огни стройки Камской ГЭС. Смотрел, а мыслями был в Чёрмозе. Мне от­
четливо представлялись сад на берегу пруда, плотина и завод. «Обреченные» заводы
еще имели в запасе больше года и пока работали, постепенно свертывая производст­
во. Я знал, что нижний завод в Чёрмозе и часть поселка на лугах уже не существуют,
но верхний, наиболее старый завод, был нетронут.
На другой день показались его трубы. Однако пароход приставал в Усть-
Косьве, а от этой пристани до Чёрмоза шесть километров. Мне подвернулась подво­
да. Я обрадовался: раньше в Чёрмоз ездили тоже на лошадях. Обняв свой этюдник, я
сидел на тряской телеге рядом с кучером и воображая, что еду на завод более чем
полвека назад: «Ленивой трусцой бежит лошадка, короткая тень на пыльной дороге
будто впряглась в пару и не отстает. День знойный. Впереди показалась упряжка во-
роных. Кони гарцуют, взбивая облако пыли, сбруя в медных бляхах, под дугой и у
пристяжных звенят колокольчики. Мой кучер торопится уступить дорогу, соскаки-
вает с телеги и тянет лошадь в сторону. Мимо катится фаэтон управляющего заво­
дом...».
Лошадь и в самом деле свернула с дороги, телега качнулась, я ухватился ру­
ками за багаж. Кучер оглянулся: задремал я, что ли? Вместо фаэтона пронеслась
машина, расстилая длинный шлейф серой пыли, и мы поехали дальше.
Поселок встречал новыми домиками. За ними тянулись старые, выстроенные
по крестьянскому типу, на две избы с сенями посредине. Разглядывая старинный
дом с резными наличниками, я предположил, что в нем жил полицейский пристав. За
кустами пыльной сирени, в открытом окне, я увидел самовар и мысленно дорисовал
пристава, рядом барышню с гитарой и даже услышал романс «Белые розы...».
В двухэтажной каменном здании с железным навесом над входной дверью -
заводоуправление, оно осталось по наследству в том же доме. На второй этаж ведут
два марша широкой чугунной лестницы. Коридор, двери, на них вполне современ­
ные таблички: техотдел, бухгалтерия, директор...
- Чёрмозский завод почти два столетия давал лучшее листовое железо, - рас-
сказывал мне директор. - Оно производилось уральским способом, который во мно-
гом сохранился и до наших дней.
Последнее для меня было очень важно. Я порадовался, что смогу увидеть ста­
рое оборудование на заводе и зарисовать его.
Начальник техотдела Михаил Дементьевич, низкорослый, седой, будто ро-
весник заводу, взялся показать мне его. Он начал с шихтового двора, где в куче ме­
таллолома можно было увидеть сплюснутую кабину автомашины, спинку кровати и
обыкновенную столовую ложку. Пекло солнце, и, когда мы подошли к чугунолитей­
ному цеху, я напрасно искал спасения под крышей: в цехе было еще жарче - литей­
щики возились у большого ковша с расплавленным металлом. Оборачивая к нам
потные лица, они в шутку сказали:
- Погреться зашли, Михаил Дементьевич?
- Нет уж, скорее попариться! - отшутился он и обратил мое внимание на за­
коптелые своды: - Здесь настоящая старина, цех основан более ста лет назад.
В задней стене цеха был небольшой лаз, через него мы проникли в темную
келью, похожую на кирпичный мешок.
- Сюда сажали рабочих за провинность, - обьяснил Михаил Дементьевич. - В
стену были вделаны цепи, мы их давно выдрали с корнем и сожгли - иначе сказать,
переплавили...
114
Перед глазами возникает ужасная картина. Избитые кирпичи воспринимаю
как кровавые раны. Мне стало не по себе, я прислонился к холодной стене и отпря-
нул: «Неужели, приковывали?»
Время донесло до наших дней лишь отдельные штрихи, но чем они скупее,
тем острее работает воображение. Почти в каждом цехе я слышал: вот здесь-то и
есть настоящая старина. Старины действительно хватало, все усовершенствования
на заводе, как я понял, были только приложены к старому, но не главенствовали.
Старое и новое уживались рядом: паровозишко на узкоколейке - и тут же лошадь,
впряженная в платформу с железом.
В сутуночном цехе раскаленную полосу раньше тянули, будто огненного
змия, вручную, а теперь механическим зацепом, но к этому люди пришли только че-
рез века.
Я представил себе рабочих в домотканой одежде и в лаптях. Они, словно бур­
лаки, тащат длинными клещами огненную полосу. Труд не из легких: ожоги и несча­
стные случаи описаны в старой летописи Чёрмозского завода.
В прокатном цехе гул, лязг, пыль. Крутятся, словно бегут на одном месте,
вальцы - чугунные валки, а прокатчики и подручные протягивают между ними лис­
ты кровельного железа. Прокатные клети состоят из неуклюжих станин; наверху ра-
ботают, как рулевые, обжимщики. Вращая «штурвал», обжимщик регулирует сбли-
жение вальцов, прокатчик ловко сует между ними раскаленную заготовку, она про-
скакивает, ее клещами подхватывает подручный, подает обратно, прокатчик - снова
в вальцы... И так до тех пор, пока не раскатают, будто сочень, лист железа... Воздух
горячий, вальцы перегреваются, иногда не выдерживают и лопаются пополам.
Я ходил по заводу, рассматривал в цехах старинушку. В листобойном цехе
старина надвинулась на меня грохотом тяжелых молотов. На деревянных рычагах
они поднимались вверх и всей тяжестью опускались, ударяя по горячим пачкам же­
леза. Грохот стоял оглушающий, рабочие орудовали у подставок-наковален, и мне
казалось: молоты вот-вот прихлопнут кого-нибудь - но люди трудились ловко и
слаженно.
Больше всего меня изумили деревянные рычаги. Сделаны они из березовых
кряжей, концы затесаны, и на них, как обыкновенные молотки, насажены тяжелые
молотищи, укрепленные всевозможными клиньями и клинышками. Березовые рыча­
ги перехвачены железными хомутами. Все это показалось мне чем-то несерьезный и
далеко не прочным. Я сказал рабочим, но они тут же возразили: деревянные рычаги
пытались заменить железными, да береза оказалась выносливее.
- Проверено делами! - крикнул кто-то.
В общем, старики-молоты служили внукам и правнукам, не собираясь усту­
пать никаким совершенным машинам, все ухали да ухали. Но судьба их, как и судь­
ба всего завода, была уже предрешена.
Листобойные молоты напомнили мне ископаемых мамонтов, один их них мог
бы стоять в краеведческом музее и удивлять наших потомков, для которых космиче-
ские корабли, возможно, будут обычным транспортом. В то недавнее время, когда я
смотрел на работающие «живые» молоты, еще не был запущен даже первый спутник
Земли.
Кровельное железо под листобойными молотами проходило окончательную
обработку. Листы выравнивались, повышалась их эластичность и гибкость. Из-под
молотов выходило качественное железо. Раньше, по рассказам рабочих, на одну пач­
ку полагалось пятьсот-шестьсот ударов, в последнее время - меньше, так как техно-
логия производства изменилась.
115
Молоты затмили все, что я видел. Мне уже не интересно было смотреть, как
на специальных станках-ножницах обрезались листы, скучно на складе готовой про-
дукции, где сортировали и упаковывали железо.
На следующий день с этюдником и холстом я снова пришел в листобойку.
Молоты все так же торопились и ухали наперегонки. В горячем воздухе кружили
окалина и пепел, пахло жженым железом. На этюд сыпалась сажа, а иногда край
проносил пышущие жаром пачки железа близко от меня, краска на палитре таяла,
как на горячей сковороде. Иногда я нечаянно наступая на что-нибудь и чуть не про­
жигая подошвы. Не раз я обманывался синим цветом железа, собираясь присесть, но
спохватывался, плевал для страховки на пачку - железо шипело, как угрожающая
змея. У меня выработалась привычка не наступать на заводе ни на что железное и
тем более не садиться.
Двор завода, утоптанный поколениями рабочих и густо усыпанный окалиной,
после дождика ржавел, будто весь завод стоял на железе. Да и на самом деле земля
заводская со временем стала железной, а когда она ржавел а, то казалась красной.
Так, красным, я и написал бы заводской двор, но был слишком увлечен тогда моло­
тами, прокаткой, рисовая конную тягу...
В Чёрмозе жили потомственные железоделатели. Старожилы помнили управ-
ляющего, среди них были участники или свидетели забастовки на заводе в 1905 г.
Пенсионер Балабанов, опираясь на посошок, рассказывал: «Управляющий
Пивинский чувствовал себя барином, близко к себе не подпуская, палку выставляя:
не подходи! - при этих словах Балабанов сделал строгое выражение и вскинул свой
посошок вперсд. - Забастовку помню. Управляющий тогда струсил и закрылся у се­
бя, но рабочие вытребовали его на завод, обули в лапти и водили по цехам. Тогда
Пивинский узнал, чем пахнет рабочий кулак, подносили к носу - помалкивая, только
мордой воротил...».
Документы того времени свидетельствуют, что в Чермоз были вызваны каза­
ки, но из Перми ответили: «Выслать невозможно, ввиду беспокойства Мотовилихи,
сдерживаемой присутствием казаков».
Старик-завод днсм и ночью катал железо, но дыхание его было тяжелым, над-
садным, будто он страдал одышкой и доживая последние дни. Жаль было разда­
ваться со стариком: ведь, уезжая, я прощался с ним навсегда.
Через два года по полноводью Камского моря я плыл в верховья. Пароход
пристал к поселку Чермоз, который совсем недавно был в шести километрах от ста­
рой Камы. Пруд слился с водохранилищем, не стало плотины, нет и старика завода.
Он ушел на дно. Правда, его сломали, но земля, ставшая железной, оказалась части­
цей дна. Бывший сад управляющего теперь на берегу нового водохранилища, под
старыми деревьями сада - пристань Чёрмоз.
Я воспользовался стоянкой и сошел на берег. Странно было видеть на месте
завода синие волны, на которых покачивались разноцветные лодки. Дорогу, по кото­
рой почти два столетия ходили рабочие, обрывала у сада набегавшая волна. Чуть по­
дальше - там стоял теперь озерный баксн, была проходная. Словно никогда не суще­
ствовало Чёрмозского завода.