Чёрмоз - история,документы,фото,видео,проза.

ПРЕДИСЛОВИЕ Рабочие Урала — один из многочисленных отрядов русского рабочего класса — создали свой фольклор, истоки которого уходят в устное поэтическое творчество мастеровых и работных людей. Это редкое, если не уникальное, историческое обстоятельство позволяет расширить рамки анализа и начать его с традиций комики в фольклоре горнозаводского населения XVIII века. Широкие хронологические границы позволяют увидеть, с одной стороны, органические связи комического фольклора рабочих с общерусскими традициями, а с другой — оттенить его характер ность. Попутно отметим, что собственно фольклор рабочих возни кает в 60-е годы XIX века — именно в это время, по В. И. Ленину, начинается формирование рабочего класса России. Бытование фольклора всегда связано с определенным коллек тивом. Коллективность фольклора — это не обязательно всенарод ное, общенациональное бытование тех или иных произведений, это может быть и бытование только в кругу жителей одного поселка, в кругу рабочих одного завода, даже цеха, артели. Такое пони мание коллективности фольклора, в частности фольклора рабочих, заставляет обратиться именно к первичному коллективу, тем более, что «человек осознает свою принадлежность к обществу через принадлежность к социальным группам, посредством деятель ности в которых он участвует в жизни всего общества. Каждая группа поэтому есть часть общества, класса, и в этом смысле она является проводником идей, установок, норм, существующих в обществе» К Анализ реальной жизни фольклора, т. е. его быто вания в рамках первичного коллектива (шире — завода, села, поселка), показывает, что могут бытовать произведения трех видов: 1) произведения, не получившие местной интерпретации, (например, песня о Разине поется в том же виде, в каком ее пели и поют по всей России); 2) произведения, локально преобразо ванные (например, международная «Марсельеза» на одном ураль ском заводе превратилась в «Чермозскую марсельезу», в которой отразились местный быт и заводские порядки) — эти произве дения принято называть локальными; 3) произведения, созданные и бытующие только в данном коллективе, данном заводе, данном поселке. Темы этих произведений могут быть различными, сред ства создания, жанровые формы — общефольклорными или лите ратурными, но, повторимся, поскольку они созданы и бытуют именно в местном коллективе, их для точности следует именовать узколокальными. Мы не касаемся вопроса взаимодействия локальных, узколо кальных и локально не преобразованных произведений, случаев широкого распространения узколокального фольклора и т. п. — это отдельная тема. Главное для нас — подчеркнуть, что импульсы развития, ростки нового возникают не столько в произведениях первого или второго вида, сколько в узколокальных. Именно они являются собственно новыми, современными. Можно сказать, что узколокальный фольклор всегда современен и даже злобо дневен. Это наиболее подвижный и вечно живой вид устного твор чества. Подвижный — потому, что здесь происходит постоянная предметно-тематическая смена: быстротекущая жизнь «подбрасы вает» новые темы, новые имена, новые события — новое появля ется ежедневно, ежемесячно, ежегодно, хотя и что-то исчезает с той же быстротой. Этот вид фольклора вечно живой — потому, что здесь народное творчество зарождается и живет, постоянно обновляясь. И когда мы говорим, что фольклор никогда не может исчезнуть, то имеем в виду узколокальный фольклор, этот «пер вичный» слой, где зарождается народное поэтическое творчество. Все сказанное о локальном и узколокальном фольклоре непос редственно относится к рабочей сатире и юмору, которые всегда связаны с конкретикой и современностью. В среде рабочего класса комедийный смех имеет особое значе ние, о чем скажем ниже, а сейчас подчеркнем, что, различая репертуар и фольклор рабочих, следует выделять в собственно рабочем комедийном фольклоре локальный и узколокальный фоль клор, созданный в трудовых коллективах. Труд дореволюционного уральского рабочего был тяжелым, порой почти каторжным, рабочий пел про себя «Истерзанный, измученный наш брат мастеровой», и вместе с тем, этот же рабочий оставался жизнелюбом, оптимистом. Никакой изнуряющий труд не мог заглушить в рабочей среде анекдот, остроумную пародию, сатирическую сказку, и на производстве всегда находилось место веселому розыгрышу, язвительной шутке: смех звучал на проход ной рудника, в сборных заводских избах, на пересменках, в пере рывах между работой. Социальный оптимизм, выраженный в комических жанрах, был неотъемлемой частью трудового бытия рабочих. То же самое можно сказать относительно разных видов досуга в семье и вне ее. Существует много определений комического. Нам представля ется вполне приемлемым определение, которое дает А. Карягин: «'...Комическое—-эстетическая категория, отражающая несоответ ствие между несовершенным, отжившим, неполноценным содер жанием явления или предмета и его формой, претендующей на полноценность и значимость, между важным действием и его несовершенным результатом, высокой целью и негодным сред ством. Обнаружение и раскрытие этого несоответствия порождает чувство комического. Комическое — всегда смешно — и в этом состоит особенность его восприятия. Вместе с тем, в отличие от смешного, комическое имеет широкий социальный и обществен ный смысл, связано с утверждением положительного эстетического идеала» jB таком подходе к определению комического выдер жано реально существующее: с одной стороны, комическое явля ется категорией, характерной для действительности, с другой — для искусства, которое в то же время есть лишь часть действитель ности. Кроме того, ясным оказывается и источник возникновения чувства комического, и его отличие от смешного. Хотя последнее обстоятельство требует пояснений. Смех, во-первых, может быть вызван причинами физического порядка или воздействием хими ческих веществ — тогда реакция смеха носит безусловно-рефлек торный характер; во-вторых, смех может быть проявлением эмоции радости, удовольствия, восторга и т. п., например, когда человек улыбается, увидев хорошего знакомого, или беззаботно смеются несколько девушек, собравшись вместе, или нервно смеется человек после минувшей опасности. Такие эмоции, пишет Ф. С. Лимантов, могут переплетаться с эстетическими чувствами, но сами по себе эстетическими, конечно, не являются, а физиоло гической основой такого смеха будет не только безусловно-рефлек торная деятельность подкоркового слоя мозга, но и условно- рефлекторная деятельность коры больших полушарий головного мозга . Некоторые современные исследователи также пишут о двух видах комического—«элементарном», «прос том» и «сложном», «социально-комическом», открыто или с оговор ками отказывая первому в выраженной социальной оценке. Думается, такая оценка, хотя и опосредованно, есть всегда в коми ческом, поэтому вряд ли правомерно говорить о двух его видах. Кстати сказать, носители фольклора подобного подразделения никогда не подразумевают. Сатира и юмор являются равноправными формами комедийной критики, хотя критический пафос по-разному реализуется в сати рических и юмористических произведениях. Фольклор рабочих дает основание говорить о сатире как комедийной критике, отвер гающей осмеиваемый предмет с позиции идеала, при этом объектом сатиры может быть любой факт, явление, лицо, которые с народной точки зрения имеют общественно-негативную значи мость; юмор — также комедийная критика с позиции определен ного идеала, но критика не столько отрицающая, сколько утверж дающая осмеиваемый предмет и стремящаяся его совершенство вать. Если смех сатиры острый, гневный, бичующий, то смех юмора мягкий, дружелюбный — здесь решающую роль играют чувство меры и точная определенность социально-политической, гражданской позиции, которые в равной степени необходимы сатирику и юмористу. Надо заметить, что и в рабочем, и в крестьянском фольклоре точность социальной, классовой, национальной позиции выражена настолько предельно, что у современного читателя может вызвать иногда недоумение. Например, в эпосе обычно сатирически изобра- жаются враги Русской земли, которые, с народной точки зрения, всегда «нехристи», «поганые»,— позиция очень четкая. Но ее логи ческое продолжение приводит к «современной алогичности», когда Калин-царь говорит про себя: «Я — собака Калин-царь», а обра щаясь к своим воинам, он восклицает: «Ай-да вы татары, ай-да вы мои поганые». В. Я. Пропп по этому поводу очень правильно сказал, что народ или любит, или ненавидит, средних чувств в его поэзии не бывает. Если в литературе «возможна сатира без смеха, но невозможна без остроумия», то в рабочем фольклоре нет несмешной сатиры. Смех может иметь различные оттенки, но он непременно прони зывает все сатирические произведения с локальной, региональной или общерусской тематикой. В эстетической литературе достаточно полно освещен вопрос об исторической, социально-классовой, национальной обусловлен ности сатиры и юмора. Тем не менее следует остановиться на свое обычности национального характера комического и привлечь народное мнение. Народные пословицы, поговорки, притчи иногда несут на себе следы былых церковных запретов на смех, увеселения: «смехи да хихи ведут во грехи»; «где смех, там и грех»; «в чем живет смех, в том и грех»; «сколько смеху, столько греху»; «и смех наво дит на грех». Но русский народ всегда очень высоко ценил умест ный смех в разных формах его проявления, как и самих носителей комического: балагуров, весельчаков, рассказчиков юмористичес ких и сатирических историй, небылиц... ^Народная фольклористика считает склонность к смеху нацио нальной чертой русского человека. Если судить в целом по фоль клорным произведениям и употреблять народную терминологию, то в первую очередь следует отметить одно очень глубокое свой ство натуры русского человека, одну сущностную черту, без которой немыслим русский национальный характер,— это веселость или шутливость. Она всегда связана со смехом, хотя и вариативна в своих проявлениях как в жизненно-практической, так и в социаль но-художественной деятельности русского человека.^ Веселость, или шутливость, может быть разных оттенков в пределах трех типов. Во-первых, выступать как природное свой ство, состояние натуры — это жизнерадостность, природный опти- мизм, чуткое чувство юмора русского человека. Во-вторых, это талант и постоянная, органическая склонность к комическому выражению своего отношения к жизни. «Веселого нрава не купишь», — говорит народ про такого человека и подчеркивает его общественную ценность: «Кто народ веселит, за того весь свет стоит» . И в-третьих, веселость, или шутливость, может быть результатом горестной жизни, предельной бедности и неустроен ности— испытав это, русский человек зачастую обретает беззабот ность, доходящую до бесшабашности. Такая веселость отражается пословицами типа «и то смешно, что в животе тощо», «и смех и горе». Смех бедного, неимущего, иногда просто голодного человека сопряжен с печалью, с горькой усмешкой, это народный «смех сквозь слезы». Народ считает, что шутливость, оптимистический настрой необходимы, чтобы легче перенести тяготы, жизненные трудности: «кто в радости живет, того кручина неймет»; «в веселый час и смерть не страшна». Шутка может развеселить, распотешить, но может ранить, больно задеть, унизить, оскорбить: «всякая шутка надвое раство рена: коту потешно, ин мышке за беду»; «тебе смешно, а мне до сердца дошло», поэтому требуется осмотрительность при выборе предмета насмешки: «тем не шути, в чем нет пути». Народ советует не обижаться на шутку: «За шутку не сердись и в обиду не вдавайся», но особо ценит умение шутника направить смех на самого себя: «нет лучше шутки, как над собой»; «шутку любишь над Фомой, так люби и над собой». Кроме того, есть люди, лишен ные чувства юмора, поэтому их лучше не затрагивать: «кто не разумеет шуток, над тем не шути». По этим и другим народным произведениям, о которых речь впереди, видно, насколько значительна роль комического в жизни и искусстве человека труда. И показательно, что русский народ непременно связывал смех, шутливость с трудовой деятельностью: «работа веселье любит»; «у веселого и работа спорится»; «шутки ходят в шубках, шутка-то — ряд делу», хотя те же пословицы предостерегают: «смехом сыт не будешь»; «смешки смешками, а дело делом», т. е. здесь нужна мера: «мешай дело с бездельем, проводи время с весельем». Связь веселости, или шутливости, с трудом тем более показательна, что трудолюбие является одной из важнейших норм русской народной морали. . Один из дореволюционных авторов писал, что у русских людей «пересмешка» меткая и мягкая, что ее можно услышать везде: смеется «губерния над губернией, бурлаки с мимо идущими судами, солдаты друг над другом, артели одна над другой, — зубо скалит вся Русь безобидно, без сердца, для того, чтобы душу отвести и полегче жить на белом свете... наш народ глубоко сознает, что без смеху пришлось бы плохо на белом свете». Все сказанное в полной мере относится, конечно, и к рабочим Урала. Таким образом, возникает ряд вопросов: какое место занимал сатирический и юмористический фольклор в духовно-производ ственной деятельности уральских рабочих, какие жанры бытовали, как они функционировали, из какой поэтической традиции вырас тали и многие другие подобные вопросы, которые в целом обра зуют проблему сатиры и юмора в дореволюционном фольклоре рабочих Урала. Эта проблема более или менее исследована лишь в немногих аспектах по сказкам, частично по афористике, частуш кам и революционной сатире. Фактически в стороне остались все другие жанры рабочего фольклора, а также хронологический аспект всей темы в целом, не изучены типы заводских юмористов, их репертуар, роль смеха как оружия в классовой борьбе пролета риата и т. п. Поэтому в книге делается попытка рассмотреть исто рию развития, художественную специфику и функциональную значимость сатиры и юмора уральских рабочих. Особое внимание будет обращено на то, что сатира и юмор рабочих, обладая эсте тической ценностью, одновременно представляли собой, как говорил А. В. Луначарский, «очень серьезное орудие самодисцип лины класса» и «давления на другие классы». Многие исследователи, занимавшиеся историей горнозаводского Урала, с полным основанием пишут о характерности уральского рабочего. Мы сочли необходимым предварить фольклорный анализ кратким очерком духовного облика носителя фольклора — уральского рабочего. Монография вводит в научный оборот новые материалы, собранные автором в Центральном государственном архиве литературы и искусства СССР, в архиве Института этнографии АН СССР, а также в государственных архивах Свердловской, Пермской, Челябинской областей; использованы также записи фольклора, сделанные участниками фольклорных экспедиций Уральского государственного университета им. А. М. Горького. ЧЕРТЫ ДУХОВНОГО ОБЛИКА УРАЛЬСКОГО РАБОЧЕГО Вводный очерк Поскольку искусство устного слова самым непосредственным образом связано с жизнью человека, возникает необходимость хотя бы в основных чертах обрисовать духовный облик уральского рабочего. В. Белов, Р. Попов, К. Пажитнов и другие дореволюционные авторы, писавшие об уральском рабочем, обстоятельно характе ризовали оплату труда рабочих разных категорий, их взаимоотно шения с работодателями, формы социального протеста, исполь зование рабочими мизерных земельных наделов и т. п.; непремен ным методическим приемом у них было сравнение уральского рабочего с западноевропейским или с рабочим центральной, южной России. Советские историки также внесли свой вклад в разработку темы, но, как пишет Т. К. Гуськова, автор специаль ной работы, во всех исследованиях характеристика особенностей облика уральских рабочих «дается чрезвычайно поверхностно». Она считает, что нужно шире привлечь литературный, фольклор ный, этнографический материал, и в целом «освещение такой многообразной и сложной проблемы, как проблема облика ураль ского рабочего, требует координации усилий целого коллектива исследователей разного профиля». Как и другие историки, Т. К. Гуськова видит своеобразие уральских рабочих уже в том, что кадры на промышленных предприятиях Урала формировались не из крестьян, как это было в других районах России, а из местного горнозаводского населения, которое до 1861 года являлось особо замкнутым сословием, при крепленным к заводам. В условиях крепостного права в этом сословии в течение XVIII — первой половины XIX века сформиро валась устойчивая общность бытового и хозяйственного уклада, материальной и духовной культуры, во многом отличных от быта В специальном параграфе «Тип уральского работного человека» А. И. Лазарев приводит богатый фольклорно-этнографический материал. и культуры крестьянства. Горнозаводские рабочие имели более высокий уровень материальных и духовных потребностей, чем крестьяне; концентрация на предприятиях сплачивала их и дисцип линировала; «работа со сравнительно сложными механизмами, борьба с суровой природой способствовали развитию личности и формированию мировоззрения, которое глубже и вернее, чем у крестьян, отражало окружающую действительность»; у работных людей и мастеровых зарождалась новая мораль, основывающаяся не только на стихийной ненависти к крепостному строю, но и на крепнувшем чувстве общности производственных интересов; нако нец, в их сознании прочно утвердилось представление «о нераз рывной связи их жизни с заводским трудом — главным источником существования». Другие авторы подчеркивают, что до государственных и круп ных частных заводов на Урале существовали так называемые «мужицкие» заводы, на которых впервые началось сыродутное производство железа. Они возникали благодаря народной инициа тиве; благодаря народной предприимчивости были открыты и все крупные месторождения железа, цветных металлов, асбеста. Золотое богатство Российского государства в XVIII веке было также обеспечено инициативой и талантом уральских рабочих. Л. И. Брусницын, который начинал свой трудовой путь простым промывальщиком, в дальнейшем создал оригинальную технологию добычи россыпного золота, после чего в России стали добывать золота по тысяче и более пудов в год. «...Крепостные рабочие, благодаря своей наблюдательности, напористости и сметке, при явном и тайном противодействии со стороны приглашенных специалистов, нашли-таки ключ, который позволил открыть двери для русской золотопромышленности». Процесс формирования пролетариата на Урале с начала XVIII века «складывался из индивидуальных судеб уральских крестьян и многочисленных пришлых — пишет А. С. Черкасова, — переселение на Урал от каждого требовало немало энергии, находчивости, физических и душевных сил... Тем, что в условиях феодально-крепостнической системы оказались возможными перемещения огромных по тому времени людских масс в столь отдаленный край, наша история обязана прежде всего инициативе, природной смекалке и мужеству представителей народа» К столь высоким духовным свойствам заводских рабочих XVIII века следует добавить развившуюся в их среде способность к техническому творчеству, или, как тогда Уоворили, сметливость к мастерствам. Дети крепостных рабочих и солдат были основным контингентом горнозаводских школ, открытых на Урале еще в первой половине XVIII века и ставших рассадником техничес кого образования в России. В екатеринбургской, тагильской и других школах занятия шли в первой половине дня, а во второй учащиеся были заняты непосредственно на производстве. Такая попытка увязать изучение теории с практикой, как пишет акаде мик А. М. Панкратова, явилась для того времени новшеством не только для России, но и для Западной Европы. Из горнозавод ских школ, вообще из среды крепостных рабочих вышли не только многие сотни технических работников, организаторов производства, обеспечивавших работу предприятий, но и изобретатели, творцы новой техники, или, употребляя термин того времени, вымышлен- ники: первый русский теплотехник И. И. Ползунов (1726—1776); выдающийся гидротехник К. Фролов (1728—1800); Ефим и Мирон Черепановы — создатели нескольких заводских механизмов и пер вого паровоза; литейный мастер Φ. Ф. Звездин — под его руковод ством были отлиты из ваграночного чугуна первые рельсы и чугун ные колеса; С. И. Бадаев (1778—1847)—изобретатель нового способа получения литой стали, Е. П. Бобылев (умер в 1809 г.) — плотинный мастер, создатель прокатной и других машин; И. Е. Софонов — изобретатель водяной турбины, хвостовых молотов и воздуходувной машины; К. Л. Архипов, изготовлявший метал лические изделия с помощью клепки и выковки в холодном состоянии; Гладков — создатель оригинальной конструкции жат венной машины; С. С. Ваганов (род. в 1737 г.) —мастер-камнерез, организатор переоборудования «шлифовальных мельниц», давших жизнь знаменитым вазам из уральских самоцветов. Справочник А. Г. Козлова, из которого взяты эти сведения, содержит около 800 биографических справок творцов науки и техники, из них примерно треть — бывшие крепостные рабочие. Не всегда известны их имена, отчества, точные даты жизни, а чаще всего в официальные документы вообще не попадали фамилии литей щиков, прокатчиков, плотинных мастеров, камнерезов, вносивших свой вклад в совершенствование технического оборудования и не раз помогавших родине в тяжелое время. Например, только благодаря энтузиазму и творческой активности рядовых формов щиков, литейщиков, шлифовщиков был выполнен правительствен ный заказ и армия Кутузова была вовремя обеспечена оружием в Отечественной войне 1812 года. И в той Отечественной войне рабочий Урал ковал победу. Повторим, что до нас дошла лишь часть имен из многотысячной армии талантливых крепостных мастеров. И далеко не все изобре тения рабочих получали практическое применение: хозяева не могли или не хотели оценить технические проекты своих масте ров, им выгоднее было использовать дешевую рабочую силу, чем вкладывать средства в совершенствование производства. Кстати сказать, это впоследствии привело к технической отсталости уральской промышленности. Обратим внимание не только на изобретателей и творцов тех ники, вышедших из крепостных рабочих, но и на самих рабочих, их отношение к труду как таковому. Как известно, положение крепостных рабочих в XVIII веке было чрезвычайно тяжелым: рабочего штрафовали, били палками, кнутом, сажали на цепь, заставляли работать скованным. «Навязав, яко татю, на шею колодки и водя по дровосекам и шалашам, а в заводе по улицам, плотинам и по фабрикам, ременным кнутом немилосердно зло дейски мучили» — подобными фактами насыщены подлинные жалобы пострадавших. В таких условиях рабочий оставался все- таки человеком, а не рабочей скотиной, хотя каторжные обстоятель ства какую-то часть тружеников нравственно калечили и застав ляли опускаться до положения барских лакеев. Были ежегодно сотни беглых, но показательно, что они не отрывались от труда, не становились бродягами или грабителями. «Подавляющее большинство беглецов вели в побеге трудовую жизнь, нанимаясь для работы в крестьянские хозяйства или на частновладельческие предприятия. Иными словами, крепостные рабочие бежали не от труда, а от худших условий труда Даже в каторжном труде крепостные рабочие видели не только источник заработка, но и сферу приложения своих способностей. Нужно подчеркнуть, что отдельный работник, мастер выдвигался на первый план самим производством, которое было лишено дробной дифференциации процесса изготовления продукта и, как следствие, подобающей специализации. Даже в конце XIX века на уральских заводах, рудниках, вспомогательном производстве было всего несколько десятков профессий, считая такие как будильщик, дровокол, относчик, рассыльный, светильник и т. п. Такое производство требовало активного участия работника в создании вещи: «...работник участвует в процессе не только физическим усилием, но и обусловливает качество продукта, поскольку решающее значение в производстве получают индиви дуальные качества работника — его навык, природная ловкость, внимание и другие свойства, которые играют роль и у работников других цехов, например у кузнецов, молотобойцев при ковке — верность глаза, твердость руки и пр.» Следовательно, в процессе труда появляются разного рода при думки по оснастке, полезные навыки, знание особенностей мате риала, наиболее выгодные приемы его обработки и т. п. «Старый и опытный мастер чувствовал свойства каждой крицы не меньше, чем ревматизм в своих ногах. Молот стукнет первый раз по крице, мастер уже знает: «Ненастье скоро кончится: крица крепкая». Или скажет, глядя на брызги сока: «Совсем прелая крица. Видно, оттепель на дворе будет. Больше восьми пудов не вытянуть сегодня». У него все связано: и погода, и звон чугуна, и влажность угля, и напор воды на колесе, и заработок. И он знает, как и чем дело поправить». Производственный опыт не только облегчал работу, но и при носил удовлетворение, рождал чувство душевной комфортности, самоуважения, толкал к дальнейшему совершенствованию. Отсюда один шаг до творчества «вымышленника», поэтому не случайно так много творцов техники вышло из крепостных рабочих. Кроме того, рабочий осознавал, что трудовой опыт — единственное богат ство, принадлежащее ему и только ему. И лишь эту единствен ную ценность рабочий может оставить своим детям. Отсюда особое значение всякой информации, связанной с производственным процессом, и особая роль семьи, семейных традиций в производ ственном процессе. Рабочий стремился приумножить, сохранить в тайне секреты трудового мастерства, даже унести с собой в могилу, но не передать чужому человеку. Опыт передавался только сыновьям или, если их не было, родственникам — здесь лежат истоки традиции трудового семейного воспитания. Кстати отметить, что число горнозаводских школ, о которых речь шла выше, во второй половине XVIII века сокращалось по мере того, как государственные заводы передавались в частное владение. Заводчики не хотели тратиться на содержание школ и процесс обучения переносился непосредственно на производство — в этот период и возникают рабочие династии. Семья играла основную роль в формировании нравственного облика крепостного рабочего, она была школой морального и трудового воспитания, в ней в первую очередь сохранялись и приумножались народные знания, культурно-исторические цен ности и трудовые традиции. На Урале почти не было дворян и разночинцев. Вместо послед них в школах, различных учреждениях трудились выходцы из среды крепостных рабочих, поэтому их часто называют крепост ной интеллигенцией. Контакты между крепостными интеллиген тами и крепостными рабочими существовали в различных сферах общественного быта, в том числе и в социальной борьбе первой половины XIX века. «Крепостные интеллигенты и боровшиеся вместе с ними передовые и наиболее образованные мастеровые были еще далеки от понимания общих целей борьбы, но они самоотверженно искали путей освобождения от крепостного гнета и сыграли извест ную роль в формировании сознания мастеровых и крестьян». Отмеченные сущностные черты горнозаводского сословия, при крепленного к заводам, стали основой духовного облика рабочего класса Урала, бурное развитие которого началось сразу после отмены крепостного права. В. И. Ленин связывал начало формирования рабочего класса в России с падением крепостного права в 1861 году и с переходом к машинной индустрии, или фабрике — высшей стадии развития капитализма в промышленности. Капиталистические элементы в промышленности Урала существовали до 1861 года, например, практиковался на некоторых заводах частичный наемный труд.