ПЕРМСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ГАЛЕРЕЯ

КРЕПОСТНЫЕ И ЗАБЫТЫЕ ЖИВОПИСЦЫ ПРИКАМЬЯ КОНЦА XVIII — I ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА КАТАЛОГ ВЫСТАВКИ (окончание)
Способных к рисованию мальчи­ков, закончивших обучение в учили­ще, по рекомендации приказчика и приказу владельца направляли в живописные мастерские. Живописная мастерская в селе Ильинское, переведенная в 1760 го­ду из села Новое Усолье, просуще­ствовала сто тридцать лет (до 1890). Одним из .первых ее живо­писцев и учителей был Гаврила Юшков, приехавший также из Но­вого Усолья. Сведения о нем, как и о многих других мастерах, рабо­тавших там, отрывочны. Работы его не сохранились. Известно, что в 70-х годах XVIII века его учени­ками были Андрей Воронихин и Павел Карташев.Несмотря на документальное под­тверждение о переводе живописной мастерской из села Новое Усолье в село Ильинское, в первую поло­ вину XIX века мастерская там про­должала работать (или была вновь открыта). Крепостные Лазаревых Петр Лобов и Николай Мохнаткин на допросе по делу «Об обществе вольности» показали, что учились живописному мастерству в селе Но­вое Усолье — первый семь лет, вто­рой — шесть . Их учителем мог быть только Иван Мельников, которого совре­менники считали одним из лучших живописцев . После возобновления в 1817 году указа, запрещающего принимать в число воспитанников Академии ху­дожеств «крепостных людей, не имеющих от господ своих увольне­ния» , прикамские вотчинники ли­бо должны были освобождать от крепостной зависимости, либо пос­ле обучения у собственных живо­писцев в местных мастерских, нахо­дить подающим надежды крепост­ным учителей из академических профессоров, либо художников, окончивших Академию, имеющих школу или мастерскую, либо отда­вать на последующую «выучку» к цеховым. На обучение крепостного у цехо­вого мастера или художника, полу­чившего академическое образова­ние, составлялось соглашение на несколько лет, чаще на пять лет, при необходимости срок обучения увеличивался на один год. Ученик как бы входил в состав семьи учи­теля, получал от него стол, одежду, обеспечивался всеми материалами, необходимыми для работы и дол­жен был быть ему «во всем послу­шен и покорен». Нами обнаружено несколько та­ких соглашений на обучение крепо­ стных Лазаревых с цеховыми масте­рами Москвы, выдержки из кото­рых приводятся ниже. Например, в соглашении, заключенном 22 сен­тября 1825 года между Христофо­ром Екимовичем Лазаревым и мос­ковским цеховым живописных дел мастером Всеволодом Афанасьеви­чем Лебедевым, на обучение «стен­ному живописному художеству» «крепостного мальчика Никифора Михайловича Поносова» говорится, что будущий живописец Н. М. По­носов должен был научиться «...ри­совать и расписывать клеевыми красками в церквях и комнатах всякое стенное письмо, виды в пер­спективе, цветы, разные барельефы, сюпорты и арабески, так же отде­лывать транспоранты, словом все­му тому, что относится к сему роду живописи, и чтобы все вышеописан­ное он, мальчик Поносов, произво­дил в хорошем вкусе, и так как ма­стер Лебедев, сам делает» . О том, чем должен заниматься живописец после обучения, имеется предписание московской конторы от 21 марта 1833 года в Чермоз... «Окончивший обучение здесь и уже довольно опытный живописец клее­вой живописи Поносов отправлен в Чёрмоз, где он должен сначала за­няться приготовлением рисунков... для расписывания Чёрмозской церкви, потом... приступить к рас­писыванию; определить к нему за­ тем двух, трех или четырех мальчи­ков, которые бы учились у него жи­вописному искусству», необходимо­му, по выражению Христофора Екимовича Лазарева, в большой жиз­ни м. В 1834 году в ученики к Ни­кифору Поносову были определены мальчики Николай Козаков и Петр Лодейщиков. Вместе с учителем они часто были в отъездах;- распи­сывали церкви и интерьеры в господских домах. Их росписи в Перм­ском кафедральном соборе понра­вились приехавшему в Пермь в 1845 году президенту Академии художеств герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому. По просьбе по­следнего, владельцы освободили Казакова и Лодейщикова от кре­постной зависимости и поместили в 1846 году в Академию художеств, которую они закончили в 1850 го­ ду со званием неклассных художников исторической и порт­ретной живописи. Дальнейшая судьба Н. Козакова неизвестна, а П. Лодейщиков — в 1853 году умер от холеры в Петербурге. В Перм­ской галерее хранятся их работы, написанные для церквей . В истории наших архивных по­исков это редкий случай, когда уда­лось в разных хранилищах обнару­жить документы, рассказывающие о жизни одних и тех же художни­ков. Стало известно, что чермоз­ский живописец Никифор Поносов обучался у московского цехового живописных дел мастера Всеволо­да Лебедева, а Михаил Козаков и Петр Лодейщиков — у Н. Поносо­ва. Чаще документы сообщают ка­кой-нибудь факт из жизни крепост­ного живописца, который в даль­нейших поисках не находит продол­жения. Например, из «Списка лю­дей господ Лазаревых, находящих­ся в учении мастерствам и живу­ щих по паспортам, на 1841 год «мы узнаем, что «Михайло Ерыкалов обучается комнатной живописи в Москве, а «Борис Мамаев... пишет картинные образа... и находится по паспорту в Москве». Вот единственное упоминание об этих художни­ках. Также ничего не известно и о судьбе Михаила Поносова, на обу­чение которого имеется соглашение от 22 июля 1827 года «с москов­ским цеховым лепных дел мастром» Василием Ларионовичем Севрюгиным. Оно содержит подробную программу обучения, по которой Севрюгин обязуется «крепостного господ Лазаревых мальчика Ми­хаила Ивановича Поносова... 1) обучить... рисовать арматуры, ордера, капители, базы..., медальо­ны, карнизы и портики», потом «ле­пить с рисунков», затем «формовать и отливать», «очищать, становить и укреплять их на месте в церквах или домах — внутри или снаружи»... освоить приготовление гипсов и других составов «для леп­ной работы употребляемых», а так­ же обжиг «разных фигур... и укра­шений»...Такая программа обуче­ния с постепенным освоением про­фессиональных секретов предусмат­ривала серьезную ремесленную под­ готовку. Крепостного, усвоившего ее, владельцы могли отпустить на оброк, чтобы в дальнейшем возме­стить все затраты на его образова­ние. Совсем другого рода соглаше­ние было заключено 24 августа .1833 года «с Павлом Петровичем Веденецким, Императорской Акаде­мией художеств исторической жи­вописи аттестованным» с поверен­ным господ Лазаревых — Рычиным об обучении «живописному художе­ству» в школе (Веденецкого) кре­постного Лазаревых Ивана Поля­кова. В этом соглашении отсутст­вует и «программа» обучения, и обязательство «научить ученика все­му тому, что делает мастер». Веденецкий лишь «обязуется по мере возможности и его Полякова спсобностей» за два или три года «усовершить оные и содействовать его успеху, за что он получает двести рублей ассигнациями в год» . Надо предполагать, что ученик уже был подготовлен, «знал основные правила рисования» и учитель занимался с ним по той же про­ грамме и методике, которая была принята в школе А. В. Ступина в Арзамасе, которую до обучения в Академии художеств прошел П. П. Веденецкий. Ученик П. П. Веденецкого Иван Николаевич Поляков, автор пано­рамы «Вид Чёрмозского завода», был в обучении живописи в общей сложности четырнадцать лет. Пер­выми его учителями, по всей веро­ятности, были местные мастера. В школе Веденецких Поляков обу­чался только год и три месяца, то есть меньше срока, указанного в соглашении. По приезде в Чёрмоз ему был определен самый высокий годовой оклад (из живописцев) 160 рублей. Однако занимался живописью Поляков недолго. В октябре 1838 года он был переведен «вторым материальным запащиком по со­держанию лесных припасов» на со­ляных промыслах и «сверх того занимался писанием для церквей икон». Записи в послужном списке свидетельствуют, что «поведение имел хорошее, должность исправ­лял с усердием, но награждаем не был» . Перевод живописцев на другие работы в имении Лазаревых был обычным явлением. Так Петр Лобов и Николай Мохнаткин неоднократно отзывались от живописных работ и назнача­лись частными приказчиками соля­ных караванов. Следующим и последним этапом обучения крепостных художников было обучение у профессоров Ака­демии художеств в Петербурге. Так в 1841 году для обучения к профес­сору А. Г. Варнеку были направле­ ны Александр Кривощеков, и Афа­насий Шайдуров. Профессор Алек­сандр Григорьевич Варнек был вы­бран Строгановыми не случайно. Он учился в Академии художеств, в годы когда ее президентом был А. С. Строганов, Варнек был из числа тех учеников, которым Строганов покровительствовал. О системе обучения у А. Г. Варнека и о жизни в Петербурге рас­ сказывают письма Александра Кривощекова к брату Якову Кирилло­вичу в Кудымкар 1840-х годов. Хотя письма сохранились частично и нам не удалось восстановить учебную программу профессора полностью, тем не менее, можно предполагать, что от рисования с гипсов и эстампов ученики перехо­дили к перерисовыванию «с картинок голов», рисованию бюстов. Пра­вила эти и сообщает художник брату. Обучение рисунку с натуры педагоги проводили в классах Ака­демии художеств. Особенно за­помнилось ученику Кривощекову наставление профессора: «Ищите формы, ищите кости под кожей и под мясом». Впервые увидев одну из Мадонн Рафаэля в коллекции Строгановых, он вспоминает этот завет учителя и пишет брату: «...вот Рафаэль тот секрет раскрыл. В телах этих ты не найдешь ни од­ного позабытого мускула, все теле­са играют и мальчик только что не вздохнет». С каким тонким пони­манием и восторгом рассказывает он брату о произведениях, собран­ных в картинной галерее Строгано­вых, замечает, что смотрел больше на «итальянских мастеров, потому что портретами теперь занимает­ся», — восхищается Рафаэлем, «Бо­гоматерью» Перуджино. «...Рем­брандт понравился... И выпало мне счастье ни одним, а целыми двумя глазами поглядеть на то, что дру­гие век свой не глянут. А погля­дишь и смотришь научился, чувст­вуешь прилив сил к работе. Благо­дарение Создателю, что привел меня к живописному делу». Кончилась учеба в Петербурге. На родине художников ждало рас­поряжение С. В. Строгановой — за­прещение писать портреты и скуч­ная работа по росписи церквей, на­писание икон. Выполнение однооб­разной работы для церкви надое­дало, изматывало. Живописец дол­жен был насильственно подавлять свою творческую индивидуальность. В его душе росло недовольство жизнью, судьбой, которое у одних проявлялось в усиленном употреб­лении крепких напитков, у других рождало безволие, апатию. Владельцы распоряжались судь­бою крепостных живописцев по своему усмотрению. Так, повеление гр. С. Г. Строганова от 22 июля 1849 года предписывает: «...двух живописцев Шайдурова и Кривощекова уволить от занятий живо­писью и определить в другие долж­ности или отпустить на оброк». Мы не знаем, как сложилась даль­нейшая судьба живописцев, дожи­ли ли Кривощеков и Шайдуров до отмены крепостного права. Работы А. Шайдурова не найдены. Кто зна­ет, может быть, они находятся сре­ди тех «безымянных» произведений, авторы которых пока не установ­лены. В данной статье мы не затрону­ли вопроса об обучении в живопис­ных мастерских Перми. «Мастера живописных дел», живущие в губернском городе, в большинстве своем были выходцами из Чердыни, Чермоза, Ильинского и получили образование в местных мастер­ских. Вопрос об обучении крепостных художников в наших исследованиях существенно дополнен архивными документами, неизвестными ранее, выявлена определенная закономер­ность в процессах обучения, введе­ны в научный оборот неизвестные ранее фамилии «учителей» и их учеников, дополнены биографии Ивана Полякова, Петра Лобова, Александра Кривощекова... Новое направление в изучении этой темы может дать выставка. Мы надеемся, что она явится сле­дующим этапом в изучении худо­жественной культуры Прикамья.