Катерина поняла, что в её, еще недавно счастливом браке, завелась трещина…
Это произошло как раз в тот самый вторник, когда её муж Анатолий, менеджер по продажам сантехники, вернулся с работы и пах не пылью, не металлом и даже не усталостью, а чем-то неуловимо-цветочным.
И это был не её дорогой французский парфюм с нотками бергамота и экзистенциального кризиса, а что-то простое, наглое и жизнерадостное. Как будто по дороге домой Толик упал в клумбу с анютиными глазками и обнимался там с феей-самоучкой.
Это был первый звоночек.
Второй прозвенел, когда Толик, намазывая утром паштет на хлеб, задумчиво произнес: «Нам нужна синергия в бытовых вопросах».
Катя чуть не подавилась кофе. Её Толик, который до этого из сложных слов употреблял только «перфоратор» и «акционное пиво», вдруг заговорил как бизнес-коуч, начитавшийся модных пабликов.
К пятнице, когда он назвал её ужин «интересным кейсом», Катя была готова звонить в колокола и вызывать экзорциста.
Но вместо этого она позвонила лучшему другу в юбке и специалисту по житейским катастрофам – Светлане.
– Света, всё, – драматично выдохнула Катя в трубку, сидя на кухне и гипнотизируя взглядом одинокий мужской носок под столом. – Он мне изменяет.
– С чего взяла? – деловито спросила Света на фоне там у себя чего-то шкворчащего. – Нашла что-то чужое из женского гардероба?
– Почти… только намного хуже! Он пахнет, как освежитель воздуха и говорит слово «коллаборация»! У него точно кто-то есть. Какая-нибудь молоденькая стажёрка в короткой юбке, которая думает, что синергия – это сорт кофе.
Светлана на том конце провода так глубокомысленно замолчала, что даже шкворчание в трубке на время прекратилось.
– Ну, что… двинулись, – произнесла она тоном хирурга перед сложной операцией. – Детективы, слежка, взлом телефона – это всё для дилетантов. У нас будет артиллерия потяжелее. Нам нужен эксперт.
– Какой эксперт? Семейный психолог?
– Катя, не смеши мои мохнатые тапочки! – фыркнула Света. – Психологи сами все разведенные. Нам нужен специалист с незамутненным взглядом на жизнь и столетним опытом. У меня есть прабабка. Устинья.
– Что, простите?
– Пра-баб-ка, – по слогам повторила Света. – Ей девяносто шесть годков, она живет в деревне Верхние Дыбки, и у неё репутация… специфическая – практически потусторонняя. Соседке, которая кабачок с ее грядки утащила, она что-то так вдумчиво нашептала, что та неделю икала семечками пережаренными.
Катя растерянно замолчала.
– Она деревенская ведьма, Катюх, если по-простому. Очень сильная, – с гордостью в голосе почти прошептала в трубку Света после того, как долгое молчание подруги начало сильно раздражать. – Она твоего Толика насквозь просканирует. Посмотрит на него своим рентгеновским взглядом и сразу скажет, где он вчерашние пельмени ел и с кем их синергировал.
– Света, ты с ума сошла? – пролепетала Катя. – Я приглашу в дом столетнюю ведьму, чтобы она уличила моего мужа в измене? А как я это Толику объясню? «Дорогой, это моя троюродная пратетка, она приехала проверить твои чакры и кармические долги»?
– Именно! – воодушевилась Света. – Скажешь, дальняя родственница из глуши, приехала город посмотреть. Мы её оденем поприличнее, да хотя бы валенки на туфли поменяем. Она посидит, чаю попьет, поглядит на него, может, за руку подержит, якобы по пульсу давление меряет. А вечером выдаст вердикт. И если он виновен, уж поверь, баба Устя знает пару таких старинных заговоров, что твой Толик не то что про «кейсы» забудет, он слово «унитаз» будет бояться произносить. Ну, что, везём бабку?
Катя посмотрела на несчастный скомканный носок под столом, вспомнила запах анютиных глазок и слово «синергия».
В конце концов, что она теряла? Ну, кроме, возможно, мужа и остатков здравого смысла.
– Вези, – обреченно выдохнула она. – Готовь свою тяжелую артиллерию. Операция «Бабушкин приворот наоборот» объявляется открытой.
Через три дня артиллерия прибыла. Светлана ввела прабабку в Катину квартиру, как контрабандный товар особой ценности.
Устинья оказалась старушкой, похожей на сушеный мухомор, но с запахом все тех же нежных фиалок.
Катя, стоя у двери с подносом, на котором дрожали чашки с чаем и тарелка с пирожками «на всякий случай, вдруг ведьмы едят», замерла.
Устинья, облачённая в нечто среднее между бабушкиным выходным сарафаном и театральным костюмом «Русская зима», медленно оглядела квартиру, как будто искала скрытые камеры или проклятые амулеты от других ведьм.
— Ну, здравствуй, внученька! — прохрипела она, глядя не на Катю и даже не на поднос с пирожками, а сразу на холодильник. — Видать, дух домовой… тут нечистый завёлся. – И шепотом добавила: – Или муженёк-изменщик.
— Это… это мой муж, Толик, — вздрогнув, представила Катя, указывая на супруга, который в этот момент сидел на диване, увлечённо листая каталог смесителей и что-то бормоча про «гидродинамическую оптимизацию».
Устинья повернулась к нему. Медленно. Как будто её шейные позвонки были сделаны из старого дерева, которое скрипит при каждом развороте.
Тот почувствовал на себе тяжелый взгляд… поднял глаза.
И застыл…
— Ой, — только и смог сказать изумленный Толька.
— Здорово живешь!.. — приветствием ответила Устинья на его недоумение и добавила: — А ведь ты, сынок, последний раз крапиву жевал в прошлый четверг. С какой целью интересуюсь — не спрашивай. Я точно знаю.
Толик молча и очень медленно закрыл каталог, а рот его тут же открылся сам, и пальцы мелко задрожали.
А ведь он, действительно, жевал крапиву в четверг, после тренинга по «эффективной коммуникации», где ему сказали, что это «очищает энергетику». Он никому о том не рассказывал. Даже коллегам. Особенно коллегам.
— Бабушка… Устинья… приехала из Верхних Дыбок, — запнулась Катя. — Она… эээ… интересуется городской жизнью. И сантехникой!
— Сантехникой? — переспросил Толик, подозрительно оглядываясь на свою эксклюзивную коллекцию образцов смесителей на полке.
— Да. Особенно интересует меня, как вода проистекает справа налево в сторону чужих баб, — пробормотала бабулька, усаживаясь на стул так, будто сканировала, а не под ним ли спрятано фото Катиной соперницы.
Светлана, стоявшая в углу с телефоном наготове («на случай, если надо будет вызывать скорую или экзорциста»), одобрительно кивнула.
Обед проходил в напряжённом молчании. Устинья ела пирожки с такой скоростью, что, казалось, она их не жуёт, а всасывает в себя, подобно роботу-пылесосу. При этом каждые пять минут она бросала на Толика такие взгляды, от которых у того начинало сводить пальцы даже на ногах.
— Ты, милок, — вдруг сказала она деловито, доедая последний пирожок. — Вчера с кем обедал?
— С… с отделом маркетинга, — поперхнувшись, выдавил из себя Толик.
— Ага. А кто тебе губную помаду на воротник нанёс? Розовую? С блёстками? Или это теперь у вас в отделе маркетинга такая традиционная корпоративная этика — целоваться в процессе обеденного совещания?
Толик поперхнулся компотом.
— Это… это… это кетчуп! От хот-дога!
— Хорошо, — кивнула Устинья. — Значит, кетчуп. А почему он пахнет «Альпийским лугом» и слезами одинокой жены?
Катя чуть не упала со стула. Она же не говорила бабке про запах! НИКОМУ не говорила!
— Бабушка… вы… откуда вы?..
— А я ведь, внученька, не только пирожки сейчас ем, — ответила та, вытирая рот платком, на котором был вышит череп с цветочками. — Я ещё и читаю. По запахам. По пятнам на лице. По тому, как человек слово «коллаборация» произносит — с восторгом или с виной неоплатного долга.
Толик начал потеть. Настоящим деревенским потом. Тем, что пахнет страхом, гречкой и предательством.
— Я… я просто… учусь новым словам! Для карьерного роста!
— Карьерный рост? — хмыкнула Устинья. — Ага. Особенно в сторону юбки этой… как её… Люськи из отдела продвижения, да? Та, что носки с изображением единорогов носит и считает, что «синергия» — это когда двое в одном кресле сидят?
Толик побледнел. Совсем. До синевы.
— Вы… вы знакомы с Люськой?!
— Не знакома. Но по твоей дрожащей ауре вижу, что ты уже три раза с ней «оптимизировал рабочие процессы» в переговорной кабинке номер четыре. Где нет окон, зато... есть диван. Очень удобный. Для «кейсов».
Катя вскочила.
— ТОЛИК?! ТЫ, ЧТО НАТВОРИЛ?!
— Катя, я… это не то, что ты думаешь! Это просто… корпоративная игровая тематика! Мы там… мозговой штурм проводили!
— С помадой на воротнике и ароматом фей? — сквозь зубы процедила Катя.
Устинья встала. Медленно. Величественно. Подошла к Толику. Положила ему руку на лоб.
Тот замер, как мышь перед совой.
— Слушай, сынок, — прошептала она. — Если завтра ты не принесёшь своей жене букет ромашек, не испечёшь пирог с капустой (не магазинный!), и не уволишься с работы, где тебя «синергируют» с Люськой… по полной… то я тебе такого заговора на унитазы наложу, что ты всю жизнь будешь бояться одного только слова «слив». Понял?
Толик кивнул. Быстро. Чуть голову не оторвал.
— Понял. Ромашки. Пирог. Увольнение. Без Люськи. Навсегда.
— Вот и славно, — улыбнулась Устинья. — А теперь иди, помой посуду. Без перчаток. Чтобы руки помнили, кто в доме главный.
Когда Толик, дрожа, ушёл на кухню, Катя обняла Устинью.
— Бабушка… вы… вы гений!
— Не гений, — махнула рукой старушка. — Просто у меня за плечами девяносто шесть лет, три войны, пять свекровей и двенадцать невесток. Я одно слово услышу… и сразу вижу, где правда, а где… Люська в переговорке.
Светлана, наконец, вышла из угла:
— Ну, что, операция «Бабушкин приворот наоборот» — успешна?
— Более чем, — улыбнулась Катя. — Теперь бы только понять… а если он снова начнёт говорить или хотя бы думать про «коллаборацию»?
Устинья достала из сумки маленький мешочек с сушёными травами.
— На всякий случай возьми. Подсыпай в кофе. Это не любовный приворот. Это «заговор на скромность и отсутствие глупых слов». Действует семь лет. Или пока не родится первый ребёнок. Что, скорее всего, наступит раньше.
— А если он опять пахнуть начнёт?
— Тогда, — строго сказала деревенская колдовка, — звони мне. Я приеду. С метлой. И с крапивой. Настоящей.
И, подмигнув, добавила:
— Ведьмы не ошибаются, внучка. Особенно когда дело касается пирожков, помады и унитазов.
***
На следующий день Толик принёс Кате ромашки. Испёк пирог (немного подгоревший, но с душой). И уволился.
Люська, кстати, через неделю тоже ушла в другую фирму, говорят, её смесители вдруг начали протекать исключительно в пятницу вечером, прямо перед выходными.
А Устинья?..
Получила благодарственную грамоту от Кати (в рамочке, с надписью «За спасение семьи и чистоту языка»), коробку конфет «Птичье молоко» и обещание, что на следующий год её пригласят на крестины.
— Только, — шепнула Катя, — если ребёнок начнёт говорить «синергия» до года — я теперь знаю, куда бежать.
— Знай, знай, внученька, — усмехнулась Устинья, садясь в автобус обратно в Верхние Дыбки. — Я всегда рядом. Даже если меня нет.
И автобус, скрипя, укатил вдаль, оставив за собой лишь лёгкий аромат фиалок, крапивы и обостренного чувства справедливости.
#АлександрБор. Рассказы.
источник


Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3