— Серёг… Тут дело такое… — голос Ивана тихо звучал в кабинете своего армейского друга.

Информацию, которую он рассказывал Сергею Вениаминовичу Бортко, полковнику юстиции, заставила того расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке и нервно растянуть галстук.
Дым от сигареты клубился в луче света, пробивавшемся сквозь жалюзи. Сергей Вениаминович откинулся в кожаном кресле. Его пальцы барабанили по столу.
— И чего хочешь?— Сергей, наконец, очнулся от раздумий,— Чтоб я их в детдом сплавил?
Иван вскинулся.
— Да ты что, очумел?! Проверь девочек! Катерина рассказала какую-то жуткую историю, как она отчима сожгла за изнасилование в десять лет, как Глеб её из канавы вытащил, когда она там умирала, а Ленка повторяет, что ничего не помнит. Только то, что дядя вынул её из мусорного бака. Не врёт, похоже. У старшей есть паспорт. Ей пятнадцать. А Ленке, Глеб в Новосибирске свидетельство о рождении сваял. Как уж...хер знает. Нужно пробить девочек. Школа... там, поликлиника... Людмила моя прикипела к девочкам. Да я и сам ожил с ними. Мы решили взять опеку над ними. Поможешь?
Полковник смотрел на друга, размышляя о том, что никогда не видел у него его таким растерянным. Он вновь щёлкнул зажигалкой, прикурил затухшую сигарету, затянулся и, выдыхая клубы дыма, спросил:
— Сам-то понял, что просишь? Если ребёнок пропавший…
Иван вздохнул:
— Потому и к тебе. Не в участок же тащить их — испугаются. Они, знаешь...как волчата.
Сергей Вениаминович встал, прошёл к окну, открыл окно и выкинул во двор бычок.
— Чёрт с тобой, старый сентиментал. Но если что-то нечисто…
Иван кивнул.
— Принято. Спасибо, Серёга. Долг верну.
Сергей тяжко вздохнул
—Долги здесь ни при чём. Просто, надеюсь, ты не вляпался в историю, из которой я тебя не вытяну. Кидай мне фото девочек и всё, что у тебя есть.
***
Машина вздрогнула, съезжая на обочину. Мобильник настойчиво вибрировал в подстаканнике. Иван увидел имя «Сергей» на экране и почувствовал, как страх ухнул филином в груди.
— Ну? — голос сорвался на хрип, хотя он старался дышать ровно.
— Вань… — Сергей сделал паузу, и эта тишина оказалась страшнее любого приговора. — Екатерина Швалова — Двенадцать приводов за «ночную работу на трассе М — 10». Паспорт чистый. Есть дело о смерти отчима. Закрыли как смерть по неосторожности, сгорел пьяный в сарае. Мать жива. Там деградантка полная. Лишить её родительских прав не составит трудностей. А младшая… — бумаги зашуршали в трубке, — её нет. Вообще. Как будто… как будто призрак.
Фонарь за окном мигнул, осветив лицо Ивана в зеркале — серое, с впадинами вместо щёк. В ушах зазвенело.
— Ты… перепроверил? — выдавил он.
— Нету, понимаешь?! — Иван услышал, как Сергей ударил кулаком по столу, звонко чокнулась чашка. — Ни роддома, ни школы, ни даже могилы! Слушай, сдай их тихо. Скажешь, сам нашёл у дороги…
Иван резко выдохнул дым в закрытое окно.
— Брось! — Сергей зашипел, перейдя на шёпот. — Ты влип по уши! Если младшая краденая — тебе светит статья за укрывательство. Если беженка — проблемы с миграционкой. Брось их, чёрт возьми!
Иван закрыл глаза. Вспомнил, как сегодня утром девочки провожали его у ворот.
— Не могу, — прошептал он, удивляясь собственным словам. — Они же… они теперь мои. Помоги, богом прошу!
Трубка взорвалась матом. Сергей кричал что-то про доверенность опекуна и поддельные документы, но Иван уже не слушал.
Мотор рычал глухо, как старый пёс под крыльцом. Асфальт убегал под колёсами — ровными полосами.
Фары выхватили из темноты придорожный крест. Иван резко свернул на грунтовку, подняв тучи пыли, вырубил фары и заглушил двигатель. Темнота навалилась, густая, как та смола. В горле застрял ком — от той самой молитвы, что рвалась наружу двадцать лет.
Он вывалился из машины, споткнулся о корягу. Колени сами подогнулись. Он упал на колени, не чувствуя твёрдости земли. Стыд жёг сильнее огня.
«Как Господи? Как просить, через столько лет…» Он вспомнил тот ужас под Грозным, где нашли его парней с выколотыми глазами. Тогда он швырнул крест в костёр, он плавился и выл как живой.
Где-то далеко залаяла собака — одиноко, на четыре стороны. Иван поднял голову. Придорожный крест скрипел, раскачиваясь — два гнилых бревна, перевязанных проволокой. На перекладине болталась жестяная иконка.
— Я… — голос сорвался, превратившись в хриплый шёпот. — Я же просил тогда. В том ущелье. Спаси их, кричал Тебе. А Ты… — кулак ударил по кресту...
Он вспомнил, как Катя сегодня утром принесла ему чай, поставила аккуратно, чтобы не звенела ложка. Как её тонкие пальцы поправили салфетку с вышитым ангелом.
— За что им? — выдохнул он в темноту, и это прозвучало как мольба. — Они же… чище нас всех.
Лик Христа был прорезан царапинами, будто слезами.
— Помоги. Не мне, — он прижал жесть ко лбу, ощущая острые края,— Им! Голос сломался, превратившись в стон.
— Господи, я знаю, что был далёк от Тебя. Но сейчас… Сейчас я так растерян. Помоги мне, прошу. Дай силы разобраться. Если эти девочки — мой шанс искупить вину, то дай мне сил. Не оставь меня в этой тьме. Я больше не могу нести это бремя без тебя».
Вдалеке мелькнул свет фар. Иван не поднял головы, пока рёв двигателя не слился с воем ветра.
— Прости, — прошептал он,— Я вернусь. Когда смогу смотреть тебе в глаза.
***
Людмила поправила кружевную салфетку на столе. Глаза беспокойно скользнули к часам. Скоро начнётся воскресная служба Ивана, а Леночка всё крутилась перед зеркалом, приплясывая на одной ноге.
— Катюш, голубушка, — она дотронулась до плеча девушки, — Платье застегни до конца, а то отец рассердится… — голос сорвался, будто речь шла не о пуговицах, а о спасении души.
Катя обернулась. В её движениях всё ещё была та осторожность, с какой она когда-то входила вместе с Ленкой на ферму.
Катя кивнула.
— Ма! Не волнуйся так. Всё хорошо. Мы готовы.
Лена вертелась у зеркала, пытаясь завязать тонкий бант на шее.
— Лен! — Катя присела перед ней, ловя ёрзающие руки. — Стой смирно!
— Да он душит! — девочка надула щёки, изображая утопленника, но замолчала, увидев лицо сестры.
Пальцы Кати дрожали, застёгивая перламутровую пуговицу у горла.
— Помнишь, как мы сидели в первый день возле бани? — прошептала она, подтягивая поясок. — Ты тогда спросила меня: « Ты тоже боишься, что они обманут?»
Лена замерла.
— Теперь не страшно! — Катя прижала ладонь к её сердцу.
Лена вдруг обняла её, вцепившись в вышитого ангела на воротнике.
Катя рассмеялась сквозь слёзы, поправляя бант.
— Мы же теперь — как эти нитки. — Она тронула золотую тесьму на рукаве. — Порвёшь одну — вся вышивка расползётся.
Людмила, приоткрыв дверь, замерла.
— Красавицы мои… — выдохнула она, и слова растворились в первом ударе колокола — Девочки! Поторопиться нужно. А вечером приедет Глеб!
____________
Кодекс бывшей девицы с низкой культурой отказа рассыпался в прах.
Зато останется память. И она будет помнить!
Автор: Мария Алексеева
#авторскиерассказы