В нашей работе, в санавиации, есть одно неписаное правило: тайга — живая. Не в том смысле, что там белочки и мишки. А в том, что она дышит, меняется и иногда… играет с тобой. Магнитные аномалии, блуждающие огни, туманы, что появляются из ниоткуда. Любой опытный пилот знает десяток таких баек. Мы киваем, хмыкаем, но в душе каждый из нас — прагматик до мозга костей. У нас есть приборы, карты и опыт. А у тайги — только деревья и тишина. Обычно этого достаточно, чтобы мы побеждали. Обычно.

Меня зовут Олег. Я летаю уже двадцать лет. Я видел все: и пожары, что пожирают лес до самого горизонта, и замерзших охотников, и обезумевших от одиночества геологов. Я привык к тому, что земля подо мной — это просто карта, набор координат и ориентиров. Но тот вылет, в конце августа, изменил все.

Вызов был обычный. Пропала группа туристов-водников, трое. Не вышли на связь в контрольной точке. Их трекер, слава богу, работал, выдавая стабильный сигнал где-то в верховьях реки Каменки — в глуши, куда и летом-то добраться проблема. Задание простое: долететь, найти, оценить обстановку, по возможности эвакуировать. Я взял на борт фельдшера, молодого пацана по имени Саня, и мы подняли нашу Ми-8 в серое, равнодушное небо.

Первый час полета прошел штатно. Под нами, до самого горизонта, расстилался бесконечный зеленый океан. Реки, как вены, прорезали эту плоть, теряясь в дымке. Я вел машину, откинувшись на спинку кресла, и думал о том, что вечером буду делать на даче. Обычные, мирные мысли.

А потом GPS начал сходить с ума.

Точка на экране, обозначавшая наш вертолет, упрямо ползла к цели. Но вектор движения, линия, которую мы прокладывали, начала изгибаться. Сначала плавно, потом все круче. Я сверился с компасом — идем верным курсом, на северо-запад. А навигатор показывал, что мы забираем на юг.

— Магнитная буря, что ли? — пробормотал я в ларингофон, отключая автопилот. — Перехожу на визуалку.

Я посмотрел вниз, ища знакомые изгибы Каменки, которые должны были служить ориентиром. Река была на месте. Но… она была не такой. На моей карте она делала крутой поворот на север, а здесь, подо мной, она лениво изгибалась широкой, идеальной дугой.

— Командир, что-то не так, — раздался в наушниках встревоженный голос Сани. — Мы уже двадцать минут должны были быть над точкой. А по навигатору мы от нее удаляемся, описывая круг.

Он был прав. Я посмотрел на приборы. Скорость, высота, курс — все в норме. Но маленькая иконка на экране навигатора действительно нарисовала почти замкнутое кольцо. Словно мы попали в гигантскую воздушную карусель.

— Спокойно, Саня, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Это тайга. Тут и не такое бывает. Сейчас поднимусь повыше, сориентируюсь по солнцу.

Я потянул рычаг на себя, и машина, тяжело взревев, пошла вверх. Зеленое море под нами стало еще более безбрежным. Солнце, как и положено, висело на западе. Я взял курс строго на него, потом довернул, как учили. Все расчеты показывали, что мы должны были вырваться из этой аномалии. Но через десять минут полета я снова увидел под собой тот же самый, до боли знакомый изгиб реки. Мы сделали еще один круг.

И тут я впервые почувствовал страх. Не тот острый, понятный страх, когда отказывает двигатель или начинается обледенение. А другой — холодный, липкий, иррациональный. Страх перед тем, что законы физики, которым я доверял всю свою жизнь, здесь больше не работают.

Я летал по этому проклятому кругу еще час. Каждый раз я пытался вырваться, меняя высоту, скорость, заходя по разным траекториям. Но тайга под нами не менялась. Она была как зацикленная кинопленка. Один и тот же лес, одна и та же река, одно и то же болото, похожее на мутный глаз.

— Я ничего не понимаю, — шептал Саня, вцепившись в кресло. — Может, вернемся?

Я тоже этого хотел. Но развернуться — означало лететь обратно по тому же кругу, только в другую сторону. Мы были в ловушке.

И тогда я решил сделать то, чего не делал никогда. Я поднялся на предельную для нашей машины высоту. Так высоко, что деревья внизу слились в сплошной, мшистый ковер, а изгибы рек стали похожи на трещины на старой эмали. Я хотел увидеть всю картину. Увидеть, что держит нас здесь. И я увидел.

Сначала это было просто ощущение неправильности. Рисунок леса. Линии просек, контуры болот, тени от холмов — они были слишком… упорядоченными. Слишком симметричными. В природе не бывает такой идеальной геометрии. Я смотрел вниз, и мой мозг пилота, привыкший читать землю как карту, отказывался верить глазам.

А потом картинка сложилась. Как в детских головоломках, где нужно соединить точки. Просеки были морщинами. Два круглых озера — глазами. Изгиб реки — кривой, ухмыляющейся линией рта. Весь этот участок тайги, десятки квадратных километров, был гигантским, нечеловеческим лицом, смотрящим вверх, в небо. Оно не было злым или добрым. Оно было древним, равнодушным, как сама земля. И мы, на своей стрекочущей машине, кружили над его зрачком — тем самым болотом, похожим на мутный глаз.

Я замер. Руки сами собой вцепились в штурвал. Воздух в кабине стал густым и холодным.
— Саня… — прохрипел я. — Ты это видишь?
— Что, командир? — его голос дрожал. — Я вижу только лес.

Он не видел. Его мозг, мозг фельдшера, не был натренирован читать рельеф. А мой видел. И это знание было невыносимым.

И в этот момент треск в моих наушниках изменился. Это были уже не просто помехи. Это было похоже на тихое, глубокое дыхание, на шорох листьев, складывающийся в ритм. А потом, сквозь это дыхание, я услышал голос. Он был абсолютно чистым. И он был моим.
— Красиво, правда?

Я похолодел.
Я нажал кнопку передачи.
— Саня, ты что-то сказал?
— Нет, командир, молчу…

А голос в наушниках продолжил. Мой голос. Спокойный, уверенный, с теми же интонациями, с какими я обычно разговариваю сам с собой.
— Столько лет летаешь, а такой красоты не замечал. Величие. Покой.

Я сорвал с головы гарнитуру. В кабине ревели двигатели. Я снова надел ее.
— Кто это говорит? — прошептал я.
— Ты же знаешь, Олег, — ответил мой собственный голос. — Это ты. Та часть тебя, которая устала. Устала от неба, от гула, от вечной ответственности. Та часть, которая хочет домой.

Я посмотрел вниз. На гигантское лицо, вырезанное из плоти земли.
— Мой дом не здесь.
— Ошибаешься, — ласково возразил голос. — Это и есть твой настоящий дом. Тишина. Покой. Посмотри, как там хорошо. Никаких тревог. Никаких потерь.

Он начал говорить о моей жене. О Лене, которая умерла пять лет назад. Он говорил о ней так, как мог говорить только я. Он вспоминал детали, которые знал только я. Наш первый поцелуй под дождем. Ее смех, когда я пытался испечь пирог. Он говорил, что она ждет меня. Там, внизу. В тишине.

Это было невыносимо. Я понимал, что это ложь, что это бред, порожденный этим проклятым местом. Но голос был мой. И мысли, которые он озвучивал, были моими. Самыми потаенными, самыми глубокими. Та усталость, та тоска, которую я годами загонял вглубь, — она вдруг обрела голос и начала уговаривать меня сдаться.

— Просто лети по кругу, Олег, — шептал голос. — Это правильный путь. Каждый круг — ближе к дому. Ближе к ней.

Вертолет начал плавно снижаться. Я не отдавал ему приказа. Мои руки на штурвале стали чужими. Я смотрел на них, но не чувствовал их своими. Правая, которая хотела жить, отчаянно тянула штурвал на себя, но левая, поддавшаяся шепоту, плавно и неотвратимо вела его вниз. Я боролся сам с собой, и эта битва происходила в моих собственных руках.

Я посмотрел на Саню. Он был белый как мел и смотрел на меня огромными, испуганными глазами. Он не слышал голоса. Он видел, как я, опытный пилот, теряю управление и веду машину на верную смерть.

— Командир! — заорал он. — Что вы делаете?! Набор высоты!

Его крик, живой, настоящий, полный страха, на мгновение прорвал пелену. Я понял, что отвечаю не только за себя.

— Борись! — заорал я сам себе.

— А кто же? — насмешливо ответил голос в моей голове. — Я — это твоя суть. Твое желание покоя. Сдайся. Будет не больно.

Машина снижалась все быстрее. Мы летели прямо в центр «глаза» — в топкое, черное болото. Я видел, как из него поднимаются пузыри метана. Я знал, что если мы сядем туда, нас никогда не найдут. Мы просто станем частью этого пейзажа. Частью этого лица.

И тогда, на самом краю, когда до верхушек деревьев оставались сотни метров, во мне что-то щелкнуло. Я понял, как его победить. Этот разум, эта сущность, чем бы она ни была, — она была древней. Она мыслила категориями вечности, покоя, циклов. Она не могла понять одного. Простого человеческого упрямства.

Я не стал бороться с кругом. Я не стал тянуть штурвал на себя. Я сделал то, чего эта тварь от меня точно не ждала. Я отдал штурвал от себя и резко бросил машину вниз. В пике.

Вертолет взревел, как раненый зверь. Саня закричал. Голос в моей голове захлебнулся, превратился в визг чистого статического разряда. Я разрывал его идеальный, убаюкивающий круг грубой, животной физикой падения.

Земля-лицо неслась на меня, искажаясь в гримасе удивления и ярости. Деревья превратились в зеленые полосы. За миг до столкновения я изо всех сил рванул штурвал на себя, выводя машину из пике. Перегрузка вдавила меня в кресло, в глазах потемнело. Вертолет выровнялся в метрах от верхушек сосен.

И все прекратилось.

Голос в наушниках исчез. Я посмотрел на навигатор. Наша иконка стояла на прямой линии, ведущей на юго-восток. Обратно. Я посмотрел вниз. Подо мной был обычный, хаотичный, живой лес. Никакого лица. Никакой симметрии.

Я развернул машину и, не говоря ни слова, повел ее на базу.

Мы так и не нашли тех туристов. Их поиски прекратили через неделю. Я написал в отчете о внезапном отказе навигационного оборудования и попадании в зону сильной турбулентности. Я не стал писать о том, что, выходя из пике, на мгновение услышал в наушниках не только свой, но и три других, чужих голоса, которые шептали одно и то же слово: «покой»... Я понял, что тех туристов тайга уже нашла.

Я уволился через месяц. Не смог больше летать. Потому что теперь, когда я остаюсь один, в полной тишине, я иногда слышу его. Тот самый голос. Мой голос. Он больше ничего не предлагает и никуда не зовет. Он просто молча присутствует у меня в голове, как напоминание о том, что в каждом из нас есть часть, которая хочет покоя. И что есть в мире места, где эта часть может стать сильнее, чем ты сам.
#ДмитрийRAY. Страшные истории
источник