После пятнадцати лет работы в СМИ я кардинально сменила сферу деятельности. Последние пять лет я занимаюсь куплей-продажей недвижимости. Юридическое образование оказалось весьма кстати в этом деле. За эти годы я повидала всякое: «черных риелторов», которые, пользуясь уязвимостью москвичей, спаивают их или вывозят в отдаленные районы, переписывая их квартиры на себя по договорам дарения или купли-продажи с помощью продажных нотариусов; родственников, разругавшихся до полного разрыва из-за неспособности поделить наследственную квартиру; и множество других историй — от комичных до глубоко трагичных. Но одна история в моей практике выделяется своей жуткостью, словно темная тень, что не отпускает меня до сих пор.

Это произошло в августе 2010 года, в то невыносимое лето, когда Москва задыхалась от смога, а температура зашкаливала за 40 градусов. Через старые связи в СМИ ко мне обратилась женщина по рекомендации бывшей коллеги. Звали ее Светлана Анатольевна. В 1960-х годах она была известной светской львицей, но не в современном понимании, как, скажем, Ксения Собчак. Тогдашняя «светскость» была иной — утонченной, интеллигентной. Отец Светланы занимал высокий пост в Союзе писателей СССР, и она вращалась в кругах литераторов, режиссеров и художников. Ее красота напоминала итальянских кинодив — точеный профиль, горделивая осанка, манеры, которые теперь можно увидеть разве что в старых фильмах. Даже в свои 70 лет, когда мы познакомились, она сохранила поразительную элегантность — настоящая леди.

Жизнь Светланы была полна блеска и привилегий. У нее было множество поклонников и несколько известных мужей, среди которых — выдающийся советский режиссер, чье имя я не стану называть, чтобы сохранить конфиденциальность. От браков она унаследовала немалое состояние: квартиры в сталинских высотках, дома за границей, фамильные драгоценности, редкие картины и антиквариат. Светлана обратилась ко мне с просьбой привести в порядок ее дела: часть имущества она хотела завещать дочери, живущей в Америке, а часть — продать. За полгода, что мы работали над ее заказом, я узнала ее ближе, но настоящая история, которая меня потрясла, была связана с ее младшей сестрой Еленой.

Елена, родившаяся на десять с лишним лет позже Светланы, вела куда более скромную жизнь. Светлана, чувствуя почти материнскую ответственность за младшую сестру, старалась устроить ее судьбу. Она водила Елену на закрытые кинопоказы, подпольные выставки, знакомила с известными творческими личностями. Но в личной жизни Елене не везло. Во ВГИКе, где она училась, она встретила Сергея — простоватого студента из Саратова. Сергей попал на режиссерский факультет не благодаря таланту, а по «партийной линии». В Саратове он писал патриотические заметки для местных газет и поставил в городском театре посредственную пьесу о революции, что и обеспечило ему протекцию. Особых дарований он не проявлял, но за Елену ухватился мертвой хваткой. Ухаживал настойчиво, был вежлив и почтителен к ней и ее родителям. В итоге семья дала согласие на свадьбу. Отец Елены помог Сергею издать несколько рассказов и повестей, которые не имели успеха, и устроил его в издательство, где тот долго не задержался.

После свадьбы положительные качества Сергея испарились. Его страстью стали дорогие рестораны и тусовки с такими же «непризнанными гениями». Появились и любовницы — Светлана, благодаря своим связям, знала о его похождениях всё. Елена же вела тихую домашнюю жизнь, особенно после рождения сына, в воспитание которого вложила всю душу.

Беды начались после смерти отца сестер. Вскоре умерла и их мать, не пережившая утраты мужа. Елена с Сергеем переехали в родительскую квартиру на Ленинском проспекте — элитный дом, где жили сливки творческой интеллигенции. К тому времени Светлана вышла замуж за американского режиссера и уехала в Голливуд, о чем позже горько жалела. Сергей же окончательно осел дома, прикрываясь работой над «великим романом». Но вместо романа росли его долги, рестораны и любовные связи. Елена, устав от предательств, начала думать о разводе. После очередной ссоры она заявила, что подаст на развод на следующий день. Сергей неожиданно смирился, извинился, умолял не бросать его и предложил поехать на дачу в знак примирения.

Дача находилась в закрытом поселке на берегу живописного озера. Несколько дней там прошли для Елены как в сказке: заботливый муж, подросший сын, свежий воздух и тишина. Но однажды утром Сергей взял удочки и, разбудив сына, повел его на рыбалку. Через несколько часов соседи сообщили Елене, что ее сын утонул. Свидетелей не было. Озеро было мелким, мальчик умел плавать, а отец был рядом — но трагедия случилась. Соседи, знавшие о семейных проблемах Елены, перешептывались, намекая на «темное дело».

Сергей уехал в Москву оформлять документы о смерти сына, а вечером вернулся с приятелем-психиатром. Елена была в шоке, и помощь врача казалась уместной. Но намерения Сергея были иными. Через месяц после похорон сына его знакомый доктор представил в суд заключение, что Елена психически больна и нуждается в опекуне. Суд назначил опекуном Сергея. Это лишило Елену всякой самостоятельности — даже подать на развод она теперь не могла. Светлана, узнав об этом, прилетела из Америки, чтобы вызволить сестру, но суд был на стороне Сергея, а репутация Светланы, как эмигрантки, вызывала у властей сомнения. Сергей добился запрета на общение сестер, утверждая, что встречи с сестрой ухудшают состояние Елены. Елену отправляли в психиатрические клиники, где ее пичкали препаратами, от которых ее разум действительно начал мутнеть. Светлана тратила деньги и связи, но ничего не могла изменить.

К 2010 году Сергей, привыкший к роскоши, утопал в долгах. Чтобы расплатиться, он решил продать квартиру на Ленинском. Как опекун Елены, он мог это сделать без ее согласия. Тогда я и столкнулась с ним. Он явился в мой офис — лощеный, моложавый, с румяными щеками и масляными глазами, словно «отполированный фурункул», как я потом описала его Светлане. Он заявил, что имеет полное право распоряжаться имуществом жены. Узнав о продаже родительской квартиры, Елена пережила сердечный приступ и попала в больницу. Через два дня Сергей забрал ее под свою ответственность. На следующий день он объявил о ее скоропостижной смерти и заказал кремацию, отказавшись от вскрытия.

Август 2010 года был кошмарным. Москва задыхалась от жары и смога, люди ходили в масках. Светлана прилетела из Америки, чтобы забрать хотя бы семейные фотографии и узнать, где похоронена сестра, но Сергей избегал встреч и вскоре перестал отвечать на звонки. В отчаянии мы с ней поехали к квартире на Ленинском проспекте.

На лестничной площадке стоял тошнотворный запах. Соседи, в основном пожилые представители творческой интеллигенции, давно уехали из города на дачи или в санатории. Из квартиры доносился странный гул, на звонки никто не отвечал. Мы вызвали участкового и слесаря из ЖЭКа. Когда дверь взломали, на нас обрушилась черная туча мух — сцена, будто из фильма ужасов. Я отмахивалась от них, но то, что мы увидели внутри, было еще страшнее.

Квартира была разгромлена, словно после погони или борьбы. Мебель перевернута, шторы сорваны, посуда разбита. Среди хаоса мы нашли нотариальный договор, подтверждавший, что Сергей уже нашел покупателя на квартиру и получил треть суммы — документ был датирован днем смерти Елены. Повсюду были следы его планов на новую жизнь: новенький плазменный телевизор, кожаный диван в упаковке, коробки с итальянской обувью, костюмы Hugo Boss, билет на морской круиз. Чеки показывали, что все это куплено через пару дней после смерти жены.

А затем мы нашли Сергея. Его тело скорчилось в ванной, между унитазом и стеной, в куче дохлых мух и копошащихся опарышей. Лицо искажено гримасой ужаса — рот неестественно широко открыт, глаза выпучены. В одной руке он сжимал пистолет, зарегистрированный на него. В другой — старинный церковный крест, вырванный из стены гостиной, о чем свидетельствовали погнутое кольцо креста и выдернутый с обоями гвоздь. Рядом валялись обломки швабры и дверная ручка. Краска на двери была содрана в месте, где должна быть ручка, и эта же краска была на швабре — он подпирал дверь изнутри. Дверь квартиры, как выяснилось, была заперта на засов изнутри.

Судмедэкспертиза установила, что Сергей умер 4 августа от разрыва левого желудочка сердца — на девятый день после смерти Елены. Скорее всего, причиной стал сильный стресс или страх. Но страх перед чем? В квартире не было следов присутствия других людей.

Я помогла Светлане освободить квартиру. Она не захотела ничего забирать. Часть вещей отдали антиквару, часть — соседям, дворникам и грузчикам достались дорогие костюмы и обувь, остальное мы вывезли за город и сожгли. После освящения квартиры священником я оформила наследство и быстро продала ее, вернув задаток покупателю. Перед отъездом Светланы в Америку мы встретились в кафе, чтобы попрощаться. Там она рассказала мне полную историю жизни сестры и ее мужа. Светлана была уверена, что Сергей виновен в смерти их сына, в доведении Елены до безумия и в ее скоропостижной кончине.

Размышляя о том, что произошло в тот день в запертой квартире, мы пришли к единому выводу. Перевернутая мебель, забаррикадированная дверь, сорванный крест — все указывало на то, что Сергей в панике бежал от чего-то ужасного. Светлана считала, что Елена, не сумев защитить себя при жизни, нашла способ отомстить после смерти. Это мистическое объяснение, но после того, что мы видели, рационального ответа просто не было. Квартира, теперь опустевшая, казалась пропитанной болью Елены, словно ее дух остался в этих стенах, молчаливо храня историю предательства, утрат и возмездия.
#StuffyUncle
источник