Три стрелы.

Всего три стрелы понадобилось, чтобы убить Никора Алого.
Рыцарь представлял свою смерть далеко не так. Подобные ему умирают на войне. Или в дуэли. На худой конец — в пьяной драке кабака. Он пережил и военный поход, и покушения, и хмельные перебранки… как можно было вообще представить, что ему хватит всего трёх стрел в спину?
Никор чувствовал свой конец. Потрёпанный, в одних кожаных доспехах, уже без коня. Опираться на пробитую руку так больно, что нет смысла брать упавший в лужу меч.
Воину хватало сил только держаться на коленях, придерживая левой рукой спрятанное в нагрудник письмо. Оно наверняка пропиталось кровью, и строчек уже не разобрать… а со смертью гонца и вовсе станет бесполезным. Это беспокоило рыцаря куда больше собственной кончины.
Он не выполнит обещание, данное принцессе перед уходом.
* * *
Рыцарь изначально недолюбливал дочь короля Гийома. Да, её обожал весь дворец за улыбчивость, лёгкость и небывалую харизму. Но это не мешало Элинор быть взбалмошным и своенравным ребёнком, которому нельзя и слова поперёк сказать.
Ещё и постоянно влипала в неприятные истории… жизнь монархов и без того опасна: покушения, отравления, политические игры. А принцесса словно танцевала со Смертью, смеясь ей в лицо. То чуть не сорвётся с крепостной стены, то подойдёт к ещё необузданной лошади…
Не об этом мечтал юноша, только посвящённый в рыцари. В своих грёзах Никор с мечом наперевес громил врага, завоёвывал новые земли и участвовал в турнирах. Все с уважением смотрели ему вслед, мальчишки наперебой просились в оруженосцы. А он важно скакал на верном коне к башне Прекрасной Дамы — спеть балладу и получить расшитый ею платок.
Реальность оказалась суровее: битвы подождут, конь не свой, а Элинор в Прекрасные Дамы не возьмёшь. Красивая, конечно, но ей всего девять вёсен…
Бесспорно, охрана монаршей особы почётна. Но у короля Гийома есть ещё отпрыски, более значимые на мировой арене. И постарше. Так почему Никору досталась именно младшая дочь?
* * *
Рыцарь долго не хотел мириться с ролью няньки. Здесь даже не потренируешься, тем более — на поединок никого не вызовешь. Пока его друзья разъезжают по королевству да совершают подвиги, он… застрял с девчонкой, к которой даже через ненависть — почему-то прикипел.
Элинор была хороша не только в поиске приключений для своей — бесспорно, важной! — особы. Своевольность принцессы сопровождалась недюжинным для её лет умом. Краснеть королю не приходилось: прекрасно образованное дитя, знающее, как себя вести, и в какой ситуации. Ещё и умудряющееся при том ловко подстраивать всё под себя.
В учёбе она всё усваивала на лету: языки, арифметика, политика, дворцовый этикет… Учителя не раз ломали головы об каверзные вопросы принцессы и жаловались, что с другими детьми короля было куда проще. Потому надолго не задерживались.
Как и приставленные к Элинор рыцари, что отвечали за безопасность девочки. Она прекрасно знала правила и изящно находила в них лазейки. Придиралась к каждой формулировке приказа, выматывая бедных охранников. Никора в том числе.
Даже не так — особенно Никора, её «любимого, наистрожайшего, вечно непрошибаемого на эмоции рыцаря».
Но и он не абы кто, в отличие от остальных, не поведётся на капризы девчонки. Он считал, что ей просто не хватает твёрдой руки. Или розги...
... поначалу. Но эти мысли оставили Никора, когда он понял истинный мотив принцессы. А именно — тягу помочь ближнему.
Казалось бы, чего не ожидаешь от ребёнка, постоянно требующего внимания к своей особе. И всё ей подай, и принеси, и сию секунду. Но… Никору не раз приходилось сопровождать Элинор, тайно покидающую дворец. А стребованные ею до того монеты шли далеко не на платья да сласти.
«Паломничества» девочки по закоулкам города ждали, как праздника, голодные сироты и хворые. Её принимали как свою уличные животные. А бродячие менестрели и балаганщики нередко пели «чрезмерно доброй особе» дифирамбы.
— На всех доброты не хватит, Ваше Высочество, — недовольно подметил как-то Никор, сопровождая дочь короля обратно во дворец.
— Ничего, наша казна ещё не опустела, — отвечала она ему, словно ничего не понимающему ребёнку. — Всего-то несколько монет.
— Которые они пропьют или проиграют в ближайшем кабаке.
— Может, и так, — в ответ на грубый голос рыцаря Элинор повернулась. И взгляд её был тоже далеко не дружелюбен. — А может, наконец досыта поедят или отложат на чёрный день. Мне обойтись без сластей и побрякушек не сложно. Зато они со мной правдивы. Должен же папеньке кто-то докладывать, как всё обстоит на самом деле?
После таких слов воин невольно зауважал дальновидную принцессу. Она ведь и правда хорошо развязывала другим язык, даже не упоминая ничего о себе и своём статусе. А преданный и сытый рот с лёгкостью расскажет то, что не услышишь «официально». Неплохую сеть она сплела… полезную.
Правда, от суровых реалий это всё равно не спасало. Сколько воришек и душегубов остановлено рыцарем в тёмных переулках?
Ничего, девочка всё ещё жива, а Никор получил очень полезный опыт. И не только: дочь короля всегда была щедра с теми, кто ей верно служит. Словечко замолвит, серебра сверху добавит, влюблённым поможет. Самому рыцарю так уже достались заграничный конь и поместье близ столицы. А также добротный дорогой доспех и меч, выкованный одним из лучших кузнецов в королевстве!
Правда, одно из желаний Никора Элинор выполнила очень неохотно…
* * *
Военный поход!
Наконец-то достойное дело. Меч в крови неверных, а за спиной развевается белый плащ с алым драконом. По заказу принцессы расшитый, у кого такое ещё будет?
Именно здесь Никор и получил своё прозвище — Алый.
Не сказать, что оно было получено благородно. Рыцарь рисковал головой не раз, и видать, только боги да подаренный плащ охраняли его спину от вражеского меча. Воин импровизировал на ходу, нередко использовал в бою нечестные приёмы. И особенно любил поджигать факелом плащи, одежду и волосы противника.
Не зря же на плаще его — именно дракон? Убивающий хладнокровно, как и он сам. Словно ни одна отнятая жизнь его не тревожила. И рыдания вдов с сиротами не мучали ночами.
Обгоревший плащ вымок в крови, как и меч, сияющий рубинами в отсветах пламени. Словно красный цвет дарил воину удачу. Ещё бы, уже столько раз раненый, переломанный — умудрился вернуться на родину целым. Даже не слепым, и все конечности на месте. Лишь шрамы, словно титулы, украшали ставшего уже мужчиной рыцаря.
Больше не юноша, больше не на побегушках. Его боялись и почитали что враги, что свои же. Непоколебимый, строгий, жестокий… казалось, его ничто не тревожило, кроме войны и своего имени.
Ошибались… не их ума дело, о чём думает Никор Алый, сидя подальше от всех и натачивая верный меч. Это лишь его забота — переживание, как там без него непоседливая принцесса.
Жива, здорова? Часто ли теперь выходит за стены дворца? Может, теперь к ней относятся строже. В походе прошло немало лет… её, небось, уже и замуж пытаются выдать. А Элинор, естественно, уходит от этого, как только может… или смирилась, не переча отцу и понимая тяжесть своего положения?
Нет, Никор бы в то ни за что не поверил. Да чтобы другие что-то сделали против её воли?
И всё же… время идёт, всё меняется. Какой он увидит по возвращении ту, кому обязан новым именем, привилегиями?
* * *
Принцесса изменилась лишь внешне. Странно было видеть, как пять вёсен истончили и вытянули её когда-то пухлую фигурку. Синий бархат строгого платья делал кожу почти белоснежной, она сливалась с покрывающей золото кудрей вуалью.
Всё отныне в девушке было строго и чинно. Но глаза её… в этих двух сапфирах до сих пор горел шаловливый огонь. Это всё ещё Элинор, никаких сомнений.
Никор не ожидал, что так обрадуется этому. Особенно её насмешливому голосу:
— Ты точно воевал, а не был в бегах столько лет? Ни царапинки! — усмехаясь, принцесса кинулась обнять старого друга. — Мог вообще не возвращаться, дезертир.
— Ваше Высочество, не пристало мне вас боевыми отметинами пугать, — рыцарь не знал, дозволено ли ответить на её порыв. Потому предпочёл просто стоять истуканом, но на колкость не ответить не мог. — Ещё и на местах, что юным девицам не показывают.
— Вот даже как… ну подожди, выйду замуж — из исподнего достану!
Конечно, Элинор уже шестнадцать, и королевский двор вовсю искал ей выгодную партию. Странно, что она до сих пор не была хотя бы помолвлена, обычно принцессы имеют суженого уже к семи вёснам. И все её братья и сёстры уже при супругах.
А с младшей Гийом не спешил. Словно нарочно откладывая на потом. Якобы есть дела и поважнее.
Озадачивало это не только Никора, но и дворянство. В столицу стекалось много молодёжи. Каждый граф и герцог хотел если не сам попытать счастья, то устроить получше сына. Но принцесса не отвечала на их ухаживания, каждый раз вежливо переводила разговор в другое русло.
Лишь после она делилась с верным рыцарем тяготами и сомнениями, уединяясь с ним в покоях:
— Пташки нашептали нам о перевороте… все мои братья и сёстры уже в безопасности. Осталась лишь я. Отец не спешит никому доверять… и я… никому, кроме него и тебя, не доверяю… почему он против, чтобы я стала твоей женой? Всё стало бы гораздо проще…
Никор давно боялся, что девушка в него влюбится. Потому не был удивлён. Казалось бы, нужно радоваться: такая честь, и подросшая принцесса уже вполне походила на роль Прекрасной Дамы… вот только рыцарь на чувства её так и не смог ответить.
Нет, он конечно же знал, каково иметь женщину, в походе коротал время в предприимчивых мягких руках. Даже хотел двух девчушек увезти с собой, скрашивать вечера. Да и уже давно пора остепениться: ему скоро тридцать, и до сих пор ни жены, ни отпрысков.
Но Элинор… как супругу Никор представить себе никак не мог. В его глазах она так и осталась ребёнком. Порой капризным, требовательным, но бесспорно — любимым.
Наверное, как дочь?
* * *
Гийом любил принцессу не меньше, потому прекрасно знал, кому должен вверить судьбу девушки. И её рыцарь, как один из вернейших людей, играл в этом весомую роль.
— Я поручаю тебе, Никор Алый, очень важное дело, — старый король, несмотря на болезнь, стоял у окна прямо и непоколебимо. Лишь тихий, дребезжащий голос выдавал в нём слабость. — Моя дочь, думаю, уже посвятила тебя в эту тайну.
— Да, Ваше Величество, — при Гийоме Никор всегда старался быть образцом железной выдержки и строгости. Иное в случае монарха было просто недопустимо. — Возможный переворот. Её Высочество имеет беспокойства по этому поводу.
— Тогда мой выбор не безоснователен.
Воин еле подавлял желание подойти ближе к старику, настолько тихим был разговор. У стен, бесспорно, есть уши, но и сам рыцарь должен понимать, что же от него требуется?
— Чем я могу служить?
— Ты должен будешь передать послание. Сейчас я могу доверять лишь своей сестре. Хочу попросить у неё подкрепление с севера и вернуть в замок Генриха. Не знаю, сколько мне осталось и от чего покину этот мир. Потому наследник должен быть как можно скорее здесь, со своими людьми. Как будущий король и защитник Элинор. Он сам найдёт ей мужа, когда придёт время.
— Когда я выдвигаюсь к герцогине Тоулус? — старческая медлительность выводила рыцаря из себя. Но мужчина не дал того понять ни единым звуком, ни единым мускулом.
— Сегодня же. И без сопровождения.
— … позвольте…
— Нет, не позволю, — Гийом, наконец, повернулся к Никору. Не сдаёт позиций, даже находясь одной ногой на смертном одре. — Об этом разговоре никто не должен знать. И о твоём отъезде тоже. Для всех ты захворал и будешь находиться у лекаря. Покинешь город ночью на самой быстрой лошади. Удачно, что герцогство прилегает к твоим родным краям, значит, ты знаешь тропы, по которым доскачешь ещё быстрее.
Родина… было бы замечательно наведаться к матушке и поклониться могиле отца. Но ведь и этого не дадут. И как можно оставить Элинор здесь одну, без защиты?
— Её Высочество может это не одобрить.
— Улажу. Она выжила, пока ты был в военной кампании. Сможет обойтись без тебя и сейчас… сынок, я знаю, что ты волнуешься, — король похлопал рыцаря по плечу как-то совсем по-отечески. — И сам боюсь за неё не меньше. Потому даже не приказываю, прошу, ради неё — сделай это. Приведи ей помощь. В дороге обратно можешь собрать ещё своих людей. Но послание должно попасть к Филиппе как можно скорее.
— Я всё сделаю, Ваше Величество, — сдавшись, Никор преклонил колено. Да и мог ли иначе? Это не только долг, но и гарант безопасности принцессы. — Только позвольте проститься с Её Высочеством.
Гийом не ответил, лишь коротко кивнул. Не оповестишь Элинор — обрекаешь дворец на капризы ближайший месяц. Сейчас на это нет времени, мужчины в зале собраний прекрасно то понимали. Потому рыцарь поспешил подняться с колен, оставляя монарха в одиночестве холодных стен. Ставших для всех теперь не крепостью, а клеткой.
* * *
Вверенный Никору рысак не подводил практически всю дорогу. Рыцарь скакал налегке, в кожаных доспехах, имея при себе лишь мешок монет, шерстяной плащ и небольшой провиант. Даже меч пришлось брать не свой: принцесса явно перестаралась, заказывая кузнецу меч, и по оружию Никора Алого можно было легко опознать.
Воина постригли и побрили, отчего тот словно помолодел на добрый десяток вёсен. Ещё и одели попроще, чтобы сошёл за путника. Провожающая своего рыцаря Элинор и не признала его вовсе, спросив:
— Добрый юноша, где я могу найти того, кому снарядили этого коня?
— Теряете хватку, Ваше Высочество, — усмехаясь, Никор потрепал животное по холке. — Неужели стал настолько хорош, что старого друга не признали?
Её хохот сопровождал мысли рыцаря весь его путь. А также приказ: «Вернись ко мне. Поклянись». Как Никор мог не вернуться после всего, что она для него сделала?
Однако у богов на всё это были другие планы. Пропажа рыцаря вскоре раскрылась, и погоня не заставила себя ждать. Как и награда за принесённую голову. Слух об этом распространялся по постоялым дворам слишком быстро, не всегда удавалось переночевать в тепле и сытости. Как и в принципе задерживаться в деревнях.
Рысака Никор потерял уже к восьмому рассвету, на границе родины и герцогства Тоулус. Разбойники застали рыцаря в ущелье, перерубив коню сухожилия. Беднягу пришлось бросить, даже не убив из милосердия. Рыцарю оставалось только бежать, отбившись от первой группы захватчиков.
А потом стрела… ещё одна… и ещё…
Никор не позволил себе ни одного крика, лишь раз зарычал от боли первого попадания. Бежать больше некуда, на уступе он как на ладони: ни деревца, ни валунов. Рыцарь не придумал ничего лучше как на боку скатиться с обрыва, благо, склон был небольшой. Повезёт, если просто что-нибудь сломает…
Видимо, боги решили смиловаться над тем, кому и так суждено умереть. В полёте Никор не сломал ни шеи, ни конечностей. Отделался лишь синяками и впившимися глубже наконечниками.
Тело откликалось всё неохотнее, правая рука почти не двигалась. Рыцарю хватило сил лишь отползти в овраг, размокший от недавнего дождя. С покорёженных временем стен что-то стекало, подобно его крови. Почему и как — Никор не задавался вопросом. Было не до того. Но это помогло ему скрыться.
Ноги отказали, мужчина рухнул на колени, еле держа себя на весу. Рыцарь, называется… не исполнит он приказа. Элинор так и останется в опасности. И неизвестно, додумается ли герцогиня сама отправить подмогу, не дождавшись от венценосного брата вестей…
Неужели всё так и закончится?
Нет… может, рыцаря и убили. Может, труп его позже найдёт травница, а через лунный цикл — и братья по оружию. И тело его доберётся до замка ещё через несколько дней, где над ним будет рыдать безутешная принцесса с криками: «Ты обещал! Обещал!».
Приказ Никор уже выполнить не сможет. Но слово, данное именно Элинор — не нарушит. Его душа вернётся и будет охранять подопечную до самой смерти. И лично сопроводит после в мир иной.
Таковым было его последнее желание.
Автор: Лина Фиэлисс
#рассказы