Предыдущая публикация
Души в сером
Рабочий день Николая Константиновича Бухтиярова, заведующего инфекционным отделением 23 городской больницы, начинался обыденно до невозможности. Пришедшего на работу и ступившего внутрь вестибюля, его окутало облако пара из-за разности внешней и внутренней температур. Струя приятного тепла, генерируемого тепловой завесой, обдула лицо и шею, проникла за шиворот, пощекотала кожу нежными мини-торнадо. Теплота струилась во взгляде добродушной всегда улыбающейся старушки-гардеробщицы Клары Васильевны, неизменно здоровающейся с поклоном и крестным знамением, а Николаю Константиновичу от этого почему-то становилось неловко. Сладковатой аурой накрыло у поликлинической регистратуры при взгляде на обворожительную улыбку Ларисы, молоденькой регистраторши, только устроившейся на работу. Николай Константинович уже неделю присматривался к ней, то улыбался, то прожигал суровым взглядом, даже пытался флиртовать, но Ларочка лишь мило улыбалась, отводила взгляд, нарочито деловито хватаясь за рабочие документы, лицо её заливалось ярким румянцем, и в целом девичьи бастионы выглядели незыблемыми. Ничего-ничего, и не такие крепости брали. Завотделением кивал в ответ и спешил дальше, отводя глаза от угрюмых лиц ранних пациентов. Они пришли на приём и к нему тоже.
Николай Константинович прошёл светлым коридором через приёмное отделение, поднялся по лестнице на второй этаж, поздоровался с дежурной медицинской сестрой Клавой, оглянулся, чтоб никто не заметил, шлёпнул её по выпуклой части ниже спины. Медсестричка забавно ойкнула, странно посмотрела, но ничего не сказала. Они спали несколько раз, Клава хотела большего, но Николай Константинович возражал. Легкие отношения без обязательств – то самое, что его устраивало. Нечастый секс пару раз в месяц на дежурстве – пожалуйста, а больше – ни-ни. Семья – святое, жену и детей он никогда б не оставил, ни при каких обстоятельствах.
В конце коридора направо находился его рабочий кабинет. Ввалившись в знакомый полумрак, Николай Константинович не спешил включать свет, глаза постепенно привыкали к полутьме. Свет уличных фонарей проникал сквозь желтоватые жалюзи, вся обстановка подсвечивалась и казалась ядовитой, жёлчно-гепатитной. Впрочем, хозяину кабинета нравилось.
Врач прокручивал в уме возможные события предстоящего рабочего дня, мурашки от потоков тёплого воздуха, женских улыбок и приветствий постепенно разбежались и растаяли. Завотделением натянул рабочую «кольчугу» – чистое отглаженное медицинское бельё, халат, колпак, проверил в кармане перчатки и сел за стол, положив широкие ладони с ухоженными ногтями на сверкающий лак стола.
– Николай Константинович, все собрались в ординаторской, ждём вас, – Клава без стука заглянула в кабинет, томно посмотрела прямо и вызывающе. Круглолицая, крутобёдрая, с удивительными серо-голубыми глазами, Клавдия поправила колпак, и так сидевший идеально, разгладила несуществующие морщинки на халатике.
– Да, Клавдия Викторовна, сейчас иду.
***
– Здравствуйте, уважаемые коллеги, – прошёл и плюхнулся в кресло во главе стола.
Врачи и медсёстры вразнобой поздоровались. Николай Константинович поморщился. Он закончил военно-медицинский факультет при Томском медицинском университете, служил когда-то на Балтийском флоте, дослужился до чина подполковника медицинской службы, начальника медчасти флотского госпиталя, так что от этих «здрасте» на душе становилось паршиво.
Кивнул Клаве, чтоб докладывала.
Медсестра бойко рассказала о температурящих больных, каких в отделении на тридцать коек насчиталось девятнадцать человек. Ежегодная эпидемия гриппа всегда ожидаема, продолжалась положенное время, далее хвостом присоединялась аденовирусная инфекция и другие ОРЗ. Завотделением представил в уме сезонный график гриппа. Так и есть. Сейчас аденовирус попрёт и всякая остальная дрянь. Четвёртая палата отказалась принимать лекарства. Так-так, это уже интересно. Нужно разобраться. Либо они принимают все назначения, либо выписываются за нарушение режима. С подписью об отказе от стационарного лечения, естественно. Проблемы с глюкокортикоидами, особенно в форме растворов, каких вечно не доставало. Клавдия не забыла упомянуть, что на третьем этаже в шестой палате потекла крыша, а еще сломался бачок в туалете. Весна приближалась. Годовой кругооборот времени вносил свои коррективы.
Дежурство на посту медицинской сестры приняла Полина Сергеевна, худая блондинка лет тридцати, слишком худая на вкус заведующего отделением, но не лишённая какого-то неуловимого тонкого изящества, присущего всем худышкам. Сблизиться с ней не пробовал, но имел в виду такую возможность, хотя знал – у неё трое детей мал мала меньше, муж в постоянных командировках и мать – инвалид первой группы по психиатрии на руках. А что делать, если природа зовет? Нет никаких сил противиться. Николай Константинович представил Полину без одежды, хрупкий стан, маленькую упругую грудь…
Трель телефона заставила вздрогнуть. Тьфу, ты.
– Николай Константинович, вас к телефону, – Полина положила чёрную пластиковую трубку на стол перед завотделением.
– Коллеги, никого не задерживаю, врачам на обход, по результатам проблемные вопросы сообщить мне лично и без напоминаний.
Взял трубку. Пришлось выслушать от главного врача о претензиях страховщиков, вечно грозящих штрафами, а также о грядущей «внезапной» проверке Росздравнадзора. Василий Степанович, главный врач, имел очень неприятный голос и манеру говорить, Николай Константинович чувствовал себя виноватым во всех наездах страховых компаний, прокурорских предупреждениях и жалобах больных. Люди теперь грамотные, знают, куда строчить. Прокуратура – прошлый век. В сегодняшних реалиях это городской омбудсмен, Росздравнадзор и приемная Президента страны. Либо Народного фронта. Замордовали. Заведующий захлёбывался в запросах, ответах, отписках, факсах, посыльных листах и историях болезни. Ну, ничего, сейчас все так живут, а в медицине счастья нет. Завотделением не знал ни одного врача-миллиардера. Ни лично. Никак.
Будто снимая с себя слишком тесную обувь, отключился. Главный всё это говорил буквально вчера на общем совещании с руководством больницы, а тут, вишь, решил напомнить, так что завотделением подарил себе привилегию не вслушиваться. И ведь каждому позвонит. Кишкомот.
Из своего кабинета вызвал дежурную медицинскую сестру по телефону. Велел, чтоб зашла немедленно. Откинулся на спинку кресла, ноги скрестил и положил на угол стола.
– Разрешите?
Вошла, тоненькая и нерешительная, прикрыла за собой дверь, несмело подняла глаза. Впрочем, быстро опустила, теребя бежевый халатик.
– Полиночка, проходи, садись, – у завотделением сбилось дыхание.
Не сдвинулась с места. Упрямая. Или стесняется. А может и то, и другое. Посмотреть бы на её токсикоз. Мысль явственно коснулась сознания. Взял чистый лист из принтера, сложил розочку, распушил лепестки, наклеил на них розовые стикеры и вручил Полине. Эх, виноват лишь в том, что при родах не умер.
– У тебя сколько детей?
– Трое…
– Сейчас, погоди, – выхватил еще два листка, скрутил маленькие стаканчики, налил воды из графина.
Чокнулись.
– Твое здоровье, Полиночка, здоровье твоих детей и близких, мамы.
– Спасибо, Николай Константинович.
Полина покраснела, лицо осунулось и показалось, что она вот-вот расплачется. А против женских слёз не изобрели ещё эффективного оружия. Его просто не существовало в природе. Николай Константинович мысленно потирал руки. На сегодняшнее дежурство он построил грандиозные планы.
В дверь постучали.
– Минутку! – посмотрел на медсестру, – иди, работай, в обеденный перерыв зайдёшь.
***
Ординатор отделения Елена Яковлевна Спасинская поправила очки и уселась на краешек дивана.
– Николай Константинович, по поводу четвёртой палаты…
– Интересно, чего они взбунтовались?
– Есть там один гражданин, гмм, пациент Володин. Это он баламутит общественность. Начитался литературы, вот, полюбуйтесь, – положила на стол книгу «Высокопоточная ультразвуковая методика в диагностике и лечении инфекций и паразитов человека».
Взглянул на автора. Всё ясно. Дамочка никак не успокоится. Защитила докторскую диссертацию в Калуге с перевесом в один голос. А профессор Козлов Сергей Сергеевич, когда узнал, так возмутился, что красными пятнами покрылся, с блаженным остервенением орал матерные слова такие, о существовании каких никто и не помышлял, стал в Москву звонить, кричал громче всего о шарлатанстве, брызгал слюной, а потом неожиданно сорвался и помчался в Калугу. По возвращении профессора Николай Константинович не стал приставать с расспросами, но в интернете посмотрел. Тот самый диссертационный совет в Калуге значился распущенным. Сергея Сергеевича всё-таки спросил ординатор-первогодок на клиническом разборе случая тропической малярии:
– Как съездили, Сергей Сергеевич?
Народ напрягся, а профессор слегка улыбнувшись изрёк:
– Жизнь – случайность. Смерть – закономерность, а смерть от бешенства – не лучшая из них.
Глубокомысленность изречений профессора порой оставалась за гранью понимания.
Завотделением потряс головой, освобождаясь от воспоминаний, раскрыл книгу случайным образом. На странице красовалось изображение округлого образования с шипиком, масштабной линейки по краю и надписью внизу: «Яйцо гельминта в крови здорового человека». Сопоставил размер «яйца» с линейкой. Что-то около пятнадцати микрометров, хотя самое маленькое из яиц паразитов – яйцо кошачьей двуустки – имело размер двадцать пять микрометров. А как яйцо гельминта попало в кровь здорового человека? Вопрос.
– Елена Яковлевна, объясните господину Володину, на что это похоже?
Врач изогнула бровь домиком, морща лоб.
– Знаете, на что?
Покачала головой в отрицательном жесте.
– На тестирование по сказке «Репка». Причём, вопросы такие. Сколько людей участвовало в действе? А сколько животных? А ежи были? А какое время года? И вывод по результатам: ежи не участвуют в проведении осенних полевых работ. Либо пусть пишет по собственному и летит к себе домой серым гоголем. Он же с впервые выявленным ВИЧом лежит?
Врач кивнула.
– Вот и отлично, – Николай Константинович постучал костяшками пальцев по столу, – наркоман. Герой, а коснись чуть, назначь аналог вместо фирменного препарата, так он же растечётся флегмой по стене, плакать будет. Скажите ему – выпишу и все дела. Справитесь?
– Конечно, – выбежала из кабинета, давясь от хохота.
Завотделением печально улыбнулся. Елена Яковлевна не входила в круг его интересов, хотя с возрастом не растеряла изящества и какой-то аристократической изысканности. Молодость утратила. Шарм остался.
Зашел Сергей Сергеевич. По вопросам медицинской паразитологии и тропических болезней – самый опытный врач области, а то и всей страны, по возрасту не мог занимать руководящих постов. Было время, когда Сергея Сергеевича, молодого и полного сил, направили в командировку в Афганистан. Советский Союз вел жестокую и непримиримую борьбу с мировым империализмом, войска огромной сороковой армии постепенно развёртывались в этой негостеприимной стране, а воинов косил безжалостный боевой понос. Вспышки брюшного тифа, паратифов, дизентерии, псевдотуберкулёза и других подобных недугов буквально смеялись над советской микробиологией и эпидемиологией. Сергея Сергеевича отправили неспроста. Имея железную волю и целеустремленность танка Т-72, он навёл порядок, в условиях войны развернул сеть бактериологических лабораторий, наладил поставки оборудования и препаратов. Сломал Афганистан о колено! Его все уважали. На прошедшем клиническом разборе пациента, когда Сергей Сергеевич зашёл в конференц-зал (следует обратить внимание на то обстоятельство, что на разбор столбняка съехалась профессура, преподаватели медицинских вузов, врачи-инфекционисты, анестезиологи-реаниматологи и хирурги городских больниц со всей округи, зал наполнился битком), главный врач первым уступил ему место, пересев на кресло в президиуме под экраном с крайне неудобным обзором. Достойный поступок.
Профессор Козлов занимал почётную должность нештатного главного паразитолога города, имел жиденькую седую бородку и тонкий голосок.
– День добрый, Николай Константинович.
Явно зашёл просто посплетничать, рассказать пару историй из личной биографии. Надо сказать, любопытных историй.
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Чаю хотите?
Он махнул рукой.
– А может, – завотделением выдвинул ящик стола и вытащил из недр на свет Божий бутылку коньяка.
– Нет, не может, – Сергей Сергеевич устало опустился на диван, – воды налей, Коля.
Подал профессору стакан воды. Он медленно выпил, покашлял с надрывом.
– Работал я ординатором в конце шестидесятых, так пришел ко мне один мужичок...
Так и есть. Придется уделить время, просто так за дверь не выставишь.
– Мужичок, как мужичок, в кепочке, одет прилично, не какой-нибудь забулдыга. Кхе-кхе.
– Сергей Сергеевич, может, всё же чаю?
– Ага, давай чаю, Коля.
Включил чайник, из шкафчика достал пакетики и рафинад.
– Вот только к чаю ничего не осталось.
– А, – профессор махнул рукой, – так вот, кхе-кхе. С чем пришли, спрашиваю. А он так смотрит жалобно и кепочку снимает. Волос-то у него на голове, как на колене, а на теменной области, не поверишь, твёрдый шанкр, кхе. Интересуюсь, есть ли семья. Ну, он порядочный человек – жена, двое детей-дошколят. Кхе-кхе. Я ему и говорю, с кем, мол, шуры-муры на стороне водите, уважаемый товарищ, на работу обязательно сообщу, кхе-кхе, а он только головой мотает да мычит чего-то – не разобрать. Я решил эпиданамнез выведать натурально, а он ни в какую. Жену, говорит, люблю, а на стороне – ни с кем и никогда. Вот честное комсомольское. Ладно, думаю. Поспрашивал его ещё чуток. Работал в цирке акробатом в паре с одной мамзель. Под куполом разные трюки вдвоем показывали, и натурально, кхе-кхе, она у него на голове сидит, вертится, различные кульбиты выделывает. Вызвал через руководство цирка и её в больницу, обследовал. Вторичный сифилис у дамы. Представляешь? Бытовой сифилис, вот так. Впервые в моей практике, кхе-кхе…
Дверь отворилась без стука, впустив бледную растерянную Полину.
– Н-николай Константинович, там больную привезли в приёмное, на вопросы не отвечает. Сопор.
– Полиночка, скажи им, пусть звонят в реанимацию, – завотделением жестом велел медсестре поскорее исчезнуть, но она не спешила уходить.
– Николай Константинович, реаниматологов никого нет на месте, Сергей Давыдович уехал в аэропорт жену встречать, а Лидия Викторовна, её приёмник вызвал, живёт далеко, добираться целый час будет.
Завотделением чертыхнулся и рывком встал:
– Сергей Сергеевич, ну что, поглядим?
– А и поглядим, Коля, идём.
Врачи прошли в смотровую.
– Так, и что тут у нас? Сколько лет? Что известно?
Молодой врач приёмного отделения только разводил руками, но доступ в вену сделал, через катетер мерно капал физраствор.
– Что ввели?
– Преднизолон, шестьдесят миллиграммов.
– И всё?
– Всё. Взяли кровь. Надо бы и ликвор...
Завотделением слегка потряс пациентку за руку:
– Вы меня слышите?
Пациентка – девушка лет двадцати, промычала что-то невразумительное.
– Как её зовут, кто привез?
– Лена. Скоряки, но они уехали уже. Вот, – врач приёмника протянул карту с данными от скорой помощи, – там родители в коридоре ожидают.
Завотделением похмыкал над каракулями скоряков. Заболела вчера. Пообщавшись с родителями, выяснил, что на фоне полного здоровья появилась слабость, резко заболела голова, девочка побледнела и начала постепенно загружаться.
Сергей Сергеевич приподнял одеяло. Ноги больной были испещрены мелкой крапинкой, натянул кожу, сыпь не исчезла.
– Геморрагическая, – профессор приподнял пациентке голову, согнул поочерёдно ноги в коленях, – плохо дело, Коля. Похоже, менингококковая инфекция. Фульминант.
Николай Константинович молча кивнул, засучил рукава, натянул перчатки и маску.
Борьба за жизнь Лены началась. Николай Константинович руководил, Сергей Сергеевич больше наблюдал и подсказывал. Вокруг врачей плясали все медицинские сестры отделения. Процедурная, лаборантка, дежурная, две палатных. Все бегали, таскали ампулы и флаконы, словно снаряды, завотделением отдавал чёткие команды, что вводить, куда и в каком количестве. Приехала анестезиолог-реаниматолог. Лена мигом оказалась в реанимации, её тут же "повесили на трубу". Взяли ликвор на экспресс-анализ. Предположения подтвердились. Менингит, тяжёлое течение, фульминантная форма. Всё вокруг завертелось, Леночка прочно загружалась, моча не выделялась совсем. Вокруг мелькали озабоченные знакомые лица, кожа пациентки сплошь покрылась геморрагиями, элементы сыпи сливались в огромные пятна. Медики выбивались из сил, завотделением заметил, что больная уходила.
Леночка умерла утром в девять тридцать. Николай Константинович оглядел свое импровизированное воинство. Изможденные медсёстры с потухшими глазами валились с ног.
Кто-то тронул сзади за плечо. Сергей Сергеевич.
– Коля, надо бы родителям сказать, они так и не ушли.
Промычал в ответ что-то нечленораздельное.
– Давай я. Ты ж не против? – Сергей Сергеевич протёр очки, водрузил их на нос и решительно кивнул.
– Хорошо, – пробулькал Николай Константинович, медленно оседая на кушетку.
Какое-то странное опустошение поселилось внутри. Медсёстры шушукались:
– Молодая девчонка, студентка второго курса, прям как моя Светка.
– Ничего в жизни не видела и не успела.
– Быстро ушла, бедняжка...
Когда за профессором закрылась дверь, завотделением невольно подумал о жене и детях. Странное чувство вдруг охватило всё его существо, а в уголках глаз появилось невиданное доселе свербение. Поднёс руку к лицу, а затем поглядел на мокрые пальцы. Николай Константинович и не помышлял, что взрослый мужик может плакать.
Автор: Робинзон Крузов
#авторскиерассказы
Николай Константинович прошёл светлым коридором через приёмное отделение, поднялся по лестнице на второй этаж, поздоровался с дежурной медицинской сестрой Клавой, оглянулся, чтоб никто не заметил, шлёпнул её по выпуклой части ниже спины. Медсестричка забавно ойкнула, странно посмотрела, но ничего не сказала. Они спали несколько раз, Клава хотела большего, но Николай Константинович возражал. Легкие отношения без обязательств – то самое, что его устраивало. Нечастый секс пару раз в месяц на дежурстве – пожалуйста, а больше – ни-ни. Семья – святое, жену и детей он никогда б не оставил, ни при каких обстоятельствах.
В конце коридора направо находился его рабочий кабинет. Ввалившись в знакомый полумрак, Николай Константинович не спешил включать свет, глаза постепенно привыкали к полутьме. Свет уличных фонарей проникал сквозь желтоватые жалюзи, вся обстановка подсвечивалась и казалась ядовитой, жёлчно-гепатитной. Впрочем, хозяину кабинета нравилось.
Врач прокручивал в уме возможные события предстоящего рабочего дня, мурашки от потоков тёплого воздуха, женских улыбок и приветствий постепенно разбежались и растаяли. Завотделением натянул рабочую «кольчугу» – чистое отглаженное медицинское бельё, халат, колпак, проверил в кармане перчатки и сел за стол, положив широкие ладони с ухоженными ногтями на сверкающий лак стола.
– Николай Константинович, все собрались в ординаторской, ждём вас, – Клава без стука заглянула в кабинет, томно посмотрела прямо и вызывающе. Круглолицая, крутобёдрая, с удивительными серо-голубыми глазами, Клавдия поправила колпак, и так сидевший идеально, разгладила несуществующие морщинки на халатике.
– Да, Клавдия Викторовна, сейчас иду.
***
– Здравствуйте, уважаемые коллеги, – прошёл и плюхнулся в кресло во главе стола.
Врачи и медсёстры вразнобой поздоровались. Николай Константинович поморщился. Он закончил военно-медицинский факультет при Томском медицинском университете, служил когда-то на Балтийском флоте, дослужился до чина подполковника медицинской службы, начальника медчасти флотского госпиталя, так что от этих «здрасте» на душе становилось паршиво.
Кивнул Клаве, чтоб докладывала.
Медсестра бойко рассказала о температурящих больных, каких в отделении на тридцать коек насчиталось девятнадцать человек. Ежегодная эпидемия гриппа всегда ожидаема, продолжалась положенное время, далее хвостом присоединялась аденовирусная инфекция и другие ОРЗ. Завотделением представил в уме сезонный график гриппа. Так и есть. Сейчас аденовирус попрёт и всякая остальная дрянь. Четвёртая палата отказалась принимать лекарства. Так-так, это уже интересно. Нужно разобраться. Либо они принимают все назначения, либо выписываются за нарушение режима. С подписью об отказе от стационарного лечения, естественно. Проблемы с глюкокортикоидами, особенно в форме растворов, каких вечно не доставало. Клавдия не забыла упомянуть, что на третьем этаже в шестой палате потекла крыша, а еще сломался бачок в туалете. Весна приближалась. Годовой кругооборот времени вносил свои коррективы.
Дежурство на посту медицинской сестры приняла Полина Сергеевна, худая блондинка лет тридцати, слишком худая на вкус заведующего отделением, но не лишённая какого-то неуловимого тонкого изящества, присущего всем худышкам. Сблизиться с ней не пробовал, но имел в виду такую возможность, хотя знал – у неё трое детей мал мала меньше, муж в постоянных командировках и мать – инвалид первой группы по психиатрии на руках. А что делать, если природа зовет? Нет никаких сил противиться. Николай Константинович представил Полину без одежды, хрупкий стан, маленькую упругую грудь…
Трель телефона заставила вздрогнуть. Тьфу, ты.
– Николай Константинович, вас к телефону, – Полина положила чёрную пластиковую трубку на стол перед завотделением.
– Коллеги, никого не задерживаю, врачам на обход, по результатам проблемные вопросы сообщить мне лично и без напоминаний.
Взял трубку. Пришлось выслушать от главного врача о претензиях страховщиков, вечно грозящих штрафами, а также о грядущей «внезапной» проверке Росздравнадзора. Василий Степанович, главный врач, имел очень неприятный голос и манеру говорить, Николай Константинович чувствовал себя виноватым во всех наездах страховых компаний, прокурорских предупреждениях и жалобах больных. Люди теперь грамотные, знают, куда строчить. Прокуратура – прошлый век. В сегодняшних реалиях это городской омбудсмен, Росздравнадзор и приемная Президента страны. Либо Народного фронта. Замордовали. Заведующий захлёбывался в запросах, ответах, отписках, факсах, посыльных листах и историях болезни. Ну, ничего, сейчас все так живут, а в медицине счастья нет. Завотделением не знал ни одного врача-миллиардера. Ни лично. Никак.
Будто снимая с себя слишком тесную обувь, отключился. Главный всё это говорил буквально вчера на общем совещании с руководством больницы, а тут, вишь, решил напомнить, так что завотделением подарил себе привилегию не вслушиваться. И ведь каждому позвонит. Кишкомот.
Из своего кабинета вызвал дежурную медицинскую сестру по телефону. Велел, чтоб зашла немедленно. Откинулся на спинку кресла, ноги скрестил и положил на угол стола.
– Разрешите?
Вошла, тоненькая и нерешительная, прикрыла за собой дверь, несмело подняла глаза. Впрочем, быстро опустила, теребя бежевый халатик.
– Полиночка, проходи, садись, – у завотделением сбилось дыхание.
Не сдвинулась с места. Упрямая. Или стесняется. А может и то, и другое. Посмотреть бы на её токсикоз. Мысль явственно коснулась сознания. Взял чистый лист из принтера, сложил розочку, распушил лепестки, наклеил на них розовые стикеры и вручил Полине. Эх, виноват лишь в том, что при родах не умер.
– У тебя сколько детей?
– Трое…
– Сейчас, погоди, – выхватил еще два листка, скрутил маленькие стаканчики, налил воды из графина.
Чокнулись.
– Твое здоровье, Полиночка, здоровье твоих детей и близких, мамы.
– Спасибо, Николай Константинович.
Полина покраснела, лицо осунулось и показалось, что она вот-вот расплачется. А против женских слёз не изобрели ещё эффективного оружия. Его просто не существовало в природе. Николай Константинович мысленно потирал руки. На сегодняшнее дежурство он построил грандиозные планы.
В дверь постучали.
– Минутку! – посмотрел на медсестру, – иди, работай, в обеденный перерыв зайдёшь.
***
Ординатор отделения Елена Яковлевна Спасинская поправила очки и уселась на краешек дивана.
– Николай Константинович, по поводу четвёртой палаты…
– Интересно, чего они взбунтовались?
– Есть там один гражданин, гмм, пациент Володин. Это он баламутит общественность. Начитался литературы, вот, полюбуйтесь, – положила на стол книгу «Высокопоточная ультразвуковая методика в диагностике и лечении инфекций и паразитов человека».
Взглянул на автора. Всё ясно. Дамочка никак не успокоится. Защитила докторскую диссертацию в Калуге с перевесом в один голос. А профессор Козлов Сергей Сергеевич, когда узнал, так возмутился, что красными пятнами покрылся, с блаженным остервенением орал матерные слова такие, о существовании каких никто и не помышлял, стал в Москву звонить, кричал громче всего о шарлатанстве, брызгал слюной, а потом неожиданно сорвался и помчался в Калугу. По возвращении профессора Николай Константинович не стал приставать с расспросами, но в интернете посмотрел. Тот самый диссертационный совет в Калуге значился распущенным. Сергея Сергеевича всё-таки спросил ординатор-первогодок на клиническом разборе случая тропической малярии:
– Как съездили, Сергей Сергеевич?
Народ напрягся, а профессор слегка улыбнувшись изрёк:
– Жизнь – случайность. Смерть – закономерность, а смерть от бешенства – не лучшая из них.
Глубокомысленность изречений профессора порой оставалась за гранью понимания.
Завотделением потряс головой, освобождаясь от воспоминаний, раскрыл книгу случайным образом. На странице красовалось изображение округлого образования с шипиком, масштабной линейки по краю и надписью внизу: «Яйцо гельминта в крови здорового человека». Сопоставил размер «яйца» с линейкой. Что-то около пятнадцати микрометров, хотя самое маленькое из яиц паразитов – яйцо кошачьей двуустки – имело размер двадцать пять микрометров. А как яйцо гельминта попало в кровь здорового человека? Вопрос.
– Елена Яковлевна, объясните господину Володину, на что это похоже?
Врач изогнула бровь домиком, морща лоб.
– Знаете, на что?
Покачала головой в отрицательном жесте.
– На тестирование по сказке «Репка». Причём, вопросы такие. Сколько людей участвовало в действе? А сколько животных? А ежи были? А какое время года? И вывод по результатам: ежи не участвуют в проведении осенних полевых работ. Либо пусть пишет по собственному и летит к себе домой серым гоголем. Он же с впервые выявленным ВИЧом лежит?
Врач кивнула.
– Вот и отлично, – Николай Константинович постучал костяшками пальцев по столу, – наркоман. Герой, а коснись чуть, назначь аналог вместо фирменного препарата, так он же растечётся флегмой по стене, плакать будет. Скажите ему – выпишу и все дела. Справитесь?
– Конечно, – выбежала из кабинета, давясь от хохота.
Завотделением печально улыбнулся. Елена Яковлевна не входила в круг его интересов, хотя с возрастом не растеряла изящества и какой-то аристократической изысканности. Молодость утратила. Шарм остался.
Зашел Сергей Сергеевич. По вопросам медицинской паразитологии и тропических болезней – самый опытный врач области, а то и всей страны, по возрасту не мог занимать руководящих постов. Было время, когда Сергея Сергеевича, молодого и полного сил, направили в командировку в Афганистан. Советский Союз вел жестокую и непримиримую борьбу с мировым империализмом, войска огромной сороковой армии постепенно развёртывались в этой негостеприимной стране, а воинов косил безжалостный боевой понос. Вспышки брюшного тифа, паратифов, дизентерии, псевдотуберкулёза и других подобных недугов буквально смеялись над советской микробиологией и эпидемиологией. Сергея Сергеевича отправили неспроста. Имея железную волю и целеустремленность танка Т-72, он навёл порядок, в условиях войны развернул сеть бактериологических лабораторий, наладил поставки оборудования и препаратов. Сломал Афганистан о колено! Его все уважали. На прошедшем клиническом разборе пациента, когда Сергей Сергеевич зашёл в конференц-зал (следует обратить внимание на то обстоятельство, что на разбор столбняка съехалась профессура, преподаватели медицинских вузов, врачи-инфекционисты, анестезиологи-реаниматологи и хирурги городских больниц со всей округи, зал наполнился битком), главный врач первым уступил ему место, пересев на кресло в президиуме под экраном с крайне неудобным обзором. Достойный поступок.
Профессор Козлов занимал почётную должность нештатного главного паразитолога города, имел жиденькую седую бородку и тонкий голосок.
– День добрый, Николай Константинович.
Явно зашёл просто посплетничать, рассказать пару историй из личной биографии. Надо сказать, любопытных историй.
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Чаю хотите?
Он махнул рукой.
– А может, – завотделением выдвинул ящик стола и вытащил из недр на свет Божий бутылку коньяка.
– Нет, не может, – Сергей Сергеевич устало опустился на диван, – воды налей, Коля.
Подал профессору стакан воды. Он медленно выпил, покашлял с надрывом.
– Работал я ординатором в конце шестидесятых, так пришел ко мне один мужичок...
Так и есть. Придется уделить время, просто так за дверь не выставишь.
– Мужичок, как мужичок, в кепочке, одет прилично, не какой-нибудь забулдыга. Кхе-кхе.
– Сергей Сергеевич, может, всё же чаю?
– Ага, давай чаю, Коля.
Включил чайник, из шкафчика достал пакетики и рафинад.
– Вот только к чаю ничего не осталось.
– А, – профессор махнул рукой, – так вот, кхе-кхе. С чем пришли, спрашиваю. А он так смотрит жалобно и кепочку снимает. Волос-то у него на голове, как на колене, а на теменной области, не поверишь, твёрдый шанкр, кхе. Интересуюсь, есть ли семья. Ну, он порядочный человек – жена, двое детей-дошколят. Кхе-кхе. Я ему и говорю, с кем, мол, шуры-муры на стороне водите, уважаемый товарищ, на работу обязательно сообщу, кхе-кхе, а он только головой мотает да мычит чего-то – не разобрать. Я решил эпиданамнез выведать натурально, а он ни в какую. Жену, говорит, люблю, а на стороне – ни с кем и никогда. Вот честное комсомольское. Ладно, думаю. Поспрашивал его ещё чуток. Работал в цирке акробатом в паре с одной мамзель. Под куполом разные трюки вдвоем показывали, и натурально, кхе-кхе, она у него на голове сидит, вертится, различные кульбиты выделывает. Вызвал через руководство цирка и её в больницу, обследовал. Вторичный сифилис у дамы. Представляешь? Бытовой сифилис, вот так. Впервые в моей практике, кхе-кхе…
Дверь отворилась без стука, впустив бледную растерянную Полину.
– Н-николай Константинович, там больную привезли в приёмное, на вопросы не отвечает. Сопор.
– Полиночка, скажи им, пусть звонят в реанимацию, – завотделением жестом велел медсестре поскорее исчезнуть, но она не спешила уходить.
– Николай Константинович, реаниматологов никого нет на месте, Сергей Давыдович уехал в аэропорт жену встречать, а Лидия Викторовна, её приёмник вызвал, живёт далеко, добираться целый час будет.
Завотделением чертыхнулся и рывком встал:
– Сергей Сергеевич, ну что, поглядим?
– А и поглядим, Коля, идём.
Врачи прошли в смотровую.
– Так, и что тут у нас? Сколько лет? Что известно?
Молодой врач приёмного отделения только разводил руками, но доступ в вену сделал, через катетер мерно капал физраствор.
– Что ввели?
– Преднизолон, шестьдесят миллиграммов.
– И всё?
– Всё. Взяли кровь. Надо бы и ликвор...
Завотделением слегка потряс пациентку за руку:
– Вы меня слышите?
Пациентка – девушка лет двадцати, промычала что-то невразумительное.
– Как её зовут, кто привез?
– Лена. Скоряки, но они уехали уже. Вот, – врач приёмника протянул карту с данными от скорой помощи, – там родители в коридоре ожидают.
Завотделением похмыкал над каракулями скоряков. Заболела вчера. Пообщавшись с родителями, выяснил, что на фоне полного здоровья появилась слабость, резко заболела голова, девочка побледнела и начала постепенно загружаться.
Сергей Сергеевич приподнял одеяло. Ноги больной были испещрены мелкой крапинкой, натянул кожу, сыпь не исчезла.
– Геморрагическая, – профессор приподнял пациентке голову, согнул поочерёдно ноги в коленях, – плохо дело, Коля. Похоже, менингококковая инфекция. Фульминант.
Николай Константинович молча кивнул, засучил рукава, натянул перчатки и маску.
Борьба за жизнь Лены началась. Николай Константинович руководил, Сергей Сергеевич больше наблюдал и подсказывал. Вокруг врачей плясали все медицинские сестры отделения. Процедурная, лаборантка, дежурная, две палатных. Все бегали, таскали ампулы и флаконы, словно снаряды, завотделением отдавал чёткие команды, что вводить, куда и в каком количестве. Приехала анестезиолог-реаниматолог. Лена мигом оказалась в реанимации, её тут же "повесили на трубу". Взяли ликвор на экспресс-анализ. Предположения подтвердились. Менингит, тяжёлое течение, фульминантная форма. Всё вокруг завертелось, Леночка прочно загружалась, моча не выделялась совсем. Вокруг мелькали озабоченные знакомые лица, кожа пациентки сплошь покрылась геморрагиями, элементы сыпи сливались в огромные пятна. Медики выбивались из сил, завотделением заметил, что больная уходила.
Леночка умерла утром в девять тридцать. Николай Константинович оглядел свое импровизированное воинство. Изможденные медсёстры с потухшими глазами валились с ног.
Кто-то тронул сзади за плечо. Сергей Сергеевич.
– Коля, надо бы родителям сказать, они так и не ушли.
Промычал в ответ что-то нечленораздельное.
– Давай я. Ты ж не против? – Сергей Сергеевич протёр очки, водрузил их на нос и решительно кивнул.
– Хорошо, – пробулькал Николай Константинович, медленно оседая на кушетку.
Какое-то странное опустошение поселилось внутри. Медсёстры шушукались:
– Молодая девчонка, студентка второго курса, прям как моя Светка.
– Ничего в жизни не видела и не успела.
– Быстро ушла, бедняжка...
Когда за профессором закрылась дверь, завотделением невольно подумал о жене и детях. Странное чувство вдруг охватило всё его существо, а в уголках глаз появилось невиданное доселе свербение. Поднёс руку к лицу, а затем поглядел на мокрые пальцы. Николай Константинович и не помышлял, что взрослый мужик может плакать.
Автор: Робинзон Крузов
#авторскиерассказы
Следующая публикация
Комментарии 1