Я вышел из офиса, едва сдерживаясь.

Казалось, что мне удалось сохранить лицо, скрыв эмоции под напускной колкой псевдовежливостью, до момента, как я вошёл в лифт. На меня смотрел глубоко оскорблённый, мстительный смерд со слегка подёргивающейся губой. Я не выругался вслух, налету поймал взлетевшую вверх правую бровь и поставил её на место. В лифте камеры. Вряд ли сейчас кто-то пристально смотрит за тем, как я спускаюсь с десятого этажа, но…
Это «но» всегда беспокоит людей. Им кажется, что все на них смотрят. Но это не так. Большинству глубоко плевать на окружающих, все бегут по своим делам, редко вглядываясь в лица сотен встречных. Головой я понимаю: никому не интересно, что у меня на душе, кроме пары друзей и тех, кто остался в офисе, продолжая перемывать мне кости. Внутри же росло напряжение сродни сжатой до предела пружине.
По дороге домой я не смог читать. Стоило провести пальцем по экрану телефона, и он вспыхнул воспоминаниями о написанном, сказанном, увиденном. Томный голос манил: «Открой меня, тебе не сбежать. Прочитай и выскажись, наконец.»
— Флип, — всплыло новое сообщение , начинающееся с «Тебе вообще не…».
И тут же началась ломка. Открыть, залипнуть на ленте, прочитать новости или отключить мобильные данные, чтобы обрубить связи с внешним миром?
— Осторожно, двери открываются, — напомнило метро о том, что внешний мир всё ещё пережёвывает меня.
— Флип, — прилетело сообщение с фотографией без подписи.
— Бип, — дернулся телефон, переходя в режим полёта.
К моменту, как я добрался до двери своей квартиры, степень пожеванности была наивысшей, мир уже начал меня переваривать, почти подавив желание сопротивляться естественному течению событий. Мой самый верный друг встретил прохладой и пустотой, на полке скромно ютились остатки макарон, ячейка яиц с последним квартирантом и курица, приготовленная для шаурмы. А хотелось чего-то попроще, чтобы отправить в рот без подогрева и прочих прелюдий.
Через полчаса мерных покачиваний в кресле холодильник уговорил меня на шаурму. Перед этим я несколько раз вставал, открывая его в поисках неувиденного ранее явства, а в итоге проверял наличие необходимых ингредиентов. После каждой проверки мне требовалось время, чтобы объяснить самому себе, что ничего идеального не бывает, и проще согласиться на то, что есть, чем снова вывалиться в пасть ненасытного мира.
Я вынул пачку с круглыми листами лаваша, извлек один и оставил лежать в одиночестве на деревянном ложе. Он смотрел, как я разворачивал над ним салат-айсберг. Его плотно скрученные, хрупкие листья жались друг к другу, не желая уходить из своего тесного круга общения. Они ломались, увлекая за собой лоскуты соседей, их даже резать не надо, можно голыми руками сломать, порвать. Как и людей, которые до последнего цепляются за привычный мирок, легко сломить малейшей переменой, всего лишь одной закрывшейся вдруг дверью.
Сломленные отправились к одинокому.
Я оторвал от ветки два продолговатых черри, подумал, и решил, что шаурма любит троицу. Так сочнее. Черри по форме были похожи на сердца, куриные. Глядя на то, как вода из крана льётся на них в попытке спасти хоть одно красное сердце из моей лапы, вытолкнув своим напором, я невольно улыбнулся. Ну нет. Уж эту-то ситуацию я контролировал, здесь ничего не могло выйти из-под моей воли. Как бы не прыгали, быть вам разрезанными и съеденными.
Остатки майонеза объединили зелено-красную картину в одно, а затем скрылись под слоем курицы. Пусть шаурма моя похожа на блин с творогом, зато дома, зато не надо никуда идти. Свернув края вовнутрь, и так же с других сторон, я попытался потуже запеленать начинку, но на сковороде её всё равно слегка развезло. Ничего идеального не бывает.
Запах гари появился раньше, чем я нашёл лопатку.
— Подгорает, — спросила шаурма.
— Да, как видишь, — ответил я, переворачивая её.
— Ты хоть бы газ убавил, — намекнул чернобокий неаппетитный квадрат.
— Действительно, — опомнился я.
Но убавлять не стал, просто снял свой дзен-ужин со сковороды, потому что и вторая сторона уже была на грани испепеления. Такой вот паршивый дзен сегодня. Зато быстро.
Щит от внешней агрессии в виде шаурмы, был готов, пора и окошко приоткрыть. Системный блок открыл десять светящихся глаз и дал сигнал окну.
— Флип! Флип! Флип! – стук мессенджера, заглушенного на телефоне, вырвался на экран компьютера.
Я откусил угол щедро прогретой шаурмы и она тут же плюнула в меня соусом. Жирная белая капля изящно плюхнулась на самый край стола, угрожая стечь с него на мои новые джинсы.
— Нет, дорогая, ты меня не прогонишь, — ухмыльнулся я мстительным потугам шаурмы, и постарался наклониться над столом так, чтобы не вмазаться в мину рубашкой, которую я так и не переодел, придя с работы.
Это было сочно. Борьба с союзом соуса и салата заставила забыть про пригоревшие участки лаваша. Союзники не сидели на месте и пытались вытечь, вывалиться при малейшем давлении на их новый, но уже ставший родным дом. Частично им даже удалось, но разве это победа?
Победил я. Остался чистым. Отправив в рот последний кусок, я оттолкнулся ногами, заставляя кресло откатиться от безобразно заляпанного стола. С рук и подбородка стекал соус, внутри чувствовалась наполненность и удовлетворение. Ничего страшного. Умоюсь, вытру стол и будто бы ничего не было.
#tterni@diewelle0
Автор: Тарас Терни