• На дороге тем временем показался автобус, уютно освещенный изнутри.
Мой тезка на него даже не посмотрел. Он смотрел на меня.
Идти, конечно, не хотелось. И без всяких там оживших бабушек кладбище находится в жутком месте. Там можно хоть из пушки палить — никто не почешется.А с другой стороны, Саша был в состоянии, близком к истерике. Пока не завидит, что и могилка цела, и земля не разрыта, не успокоится. Еще в самом деле рехнется…Справедливости ради должен заметить, что полдороги тезка болтал как заведенный, — пока мы шли по Зорге и лавировали между панельными девятиэтажками.Фонтан красноречия стал иссякать, когда мы, пройдя дома, спустились в балку.Справа и слева высились покосившиеся заборы садов. По дну балки журчал ручеек. Мысль, что мы единственные люди в радиусе полутора километров, доставляла почти физическое неудобство.— Ты уверен, что мы отыщем могилу в этой полутьме? — поинтересовался я.
Моего намека Саша не понял.
— Обязательно найдем, — сказал он. — Я все ориентиры помню. Пара пустяков.
— Ну-ну, — сказал я.
Интуиция подсказывала, что все будет не так просто.• Сады закончились. Мы поднялись на холм.
Позади нас были видны контуры девятиэтажек. В некоторые окнах горел свет.
Слева простиралось вертолетное поле, справа и слева из темноты выступали очертания надгробий и крестов.Грунтовая дорога, по которой мы шли, пересекала кладбище, деля его на две неравные части.
По закону подлости, искать сашкину бабку нам предстояло как раз в большей части.— Очень странно, — сказал вдруг мой спутник, — что я ее так хорошо помню. Она умерла более 20-ти лет назад, а последняя фотография «испортилась» лет 5 назад.— «Испортилась?» — переспросил я.На секунду мне показалось, что Сашка пожалел, что заговорил об этом.
— Ну да, — вяло сказал он. — Видишь ли, моя бабушка была если не ведьма, то что-то очень близкое к этому. Что она вытворяла, на ночь лучше не рассказывать.Фотографироваться она не любила. Впрочем, фотопленка ее также «не любила».
Как-то ей понадобилась фотография на пропуск, так бабушка раз 10 ходила в ателье фотографироваться — кадровичка не находила сходства между оригиналом и теми снимками, которые она приносила.А после смерти бабушки фото начали портиться: желтеть, выцветать…
В Средневековье ее сожгли бы на костре.
— Тогда не было фотографий, — возразил я.
— И без фото поводов нашлось бы достаточно. По наследству кое-что перешло к моей маме.Как-то раз она торговку на рынке сглазила.
Торговка была слишком наглая и развязная.
Ну, ма ей и пожелала: «Чтоб ты все продала!..»
Через пару дней шла через рынок, торговка ее вспомнила.
Оказывается, за весь день она ничего не продала — покупатели словно обходили ее стороной, хотя лука на рынке было мало.— М-да, — сказал я. — Такие байки хороши тем, что концов не найти. Ищи-свищи ту торговку.
— Почему же, бывало и при свидетелях…
Чашечку она как-то взглядом разбила — человек шесть это видели.
У нас был ремонт, мы перетаскивали мебель из одной комнаты в другую и сели перекурить.
Тут появляется ма — очень не в духе.
«Куда сервиз поставили? — сказала она. — Ведь разобьется же!..».
А сервиз у нас был роскошный, чешский фарфор.
Отец сказал:
«На шкафу стоит. И хорошо стоит — не упадет…».
«Какое там хорошо!» — возмутилась ма и кивнула в сторону шкафа.
Чашка, которая стояла к нам ближе, вдруг дернулась, упала на бок и покатилась, описывая полукруг.Когда шкаф закончился, упала и разбилась…
— М-да, — сказал я. — Слава Богу, я за тобой чертовщины пока не замечал. Далеко еще?
— Нет, мы уже почти пришли. Вот аллея, напротив ивы. Бабушкина могила седьмая по счету.
Аллея была узкая, заросшая травой. Я шагнул вперед, старательно отсчитывая: «Первая… вторая…».
Зацепившись руками за ржавую ограду, оглянулся и обнаружил, что иду я, оказывается, уже один.— Э, а ты чего? — негромко окликнул я.
— Посмотри, пожалуйста, сам, — сказал Саша. Он стоял у ивы и нервно курил — красный огонек то становится ярче, то тускнел. — Я подожду тут.— На могилке хоть табличка есть? — спросил я. — Как фамилия твоей бабушки?
Он ответил, и я отправился дальше. На седьмой ограде остановился.
В памяти всплыла сценка из какого-то американского боевика: гнилая рука с окровавленными пальцами выныривает из-под земли и хватает за ногу…Не без содрогания я открыл калитку и зашел.
Как и ожидалось, свежей земли или разрытой не было, дерн не поврежден.
Щелкнув зажигалкой, я осветил табличку.
Фамилию разобрать было трудно, но она явно была не той.• — Саш! — крикнул я. — Ты уверен, что бабкина могила именно седьмая?
— Черт! — сказал он, подойдя ко мне. — И оградка совсем другая…
— Может, не седьмая, а шестая или, к примеру, восьмая?
— Я точно помню. Седьмая.
— Может, тут несколько ив?Этого Саша не знал, и мы прогулялись по грунтовке через кладбище, аж до гаражей кооператива, освещенных прожекторами.Ив больше не было, зато на обочине мы обнаружили несколько берез, тополей и даже один кипарис.На всякий случай (а вдруг Сашку подводит память?) мы проверили и их. Без каких-то результатов.На часах уже была половина третьего. Мне надоело с умным видом ходить-бродить между оград, продираться сквозь заросли чертополоха и бурьяна и рассматривать таблички на крестах с таким усердием, словно от этого зависит спасение души.Кроме того, я чувствовал сильную усталость.
— Я ж тебе говорил, — пробормотал я. — Ничего мы не найдем в этой темноте.
Мой тезка уныло кивнул.
— А я еще где-то сигареты обронил, — сказал он. — Полпачки. Жалко.Не сговариваясь, мы повернули обратно — в мир пустых асфальтовых улиц и ритмичного перемигивания светофоров.Я шел, погруженный в мысли, и, наверно, потому не заметил то, отчего щеки у Саши вдруг покрылись смертельной бледностью.Честно говоря, я заметил это, когда мы вышли на проспект, пустынный и залитый светом натриевых ламп.— Что-то мне паршиво, — признался Саня. — Съел, наверно, что-то несвежее.
Потом я остановил тачку, и мы сперва поехали ко мне.
— Может, зайдешь? — предложил я. — Полежишь немного. Что-то мне твой вид не нравится.
— Ничего страшного. Через 10 минут я дома буду.И когда я уже вылез из салона, он вдруг спросил негромко:
— Ты ничего не слышал и не видел?
— Где? Когда?
— Ну… когда мы обратно шли.
— Нет. А что?
— Ничего. Мало ли что примерещится в полнолуние…
Я подождал немного, но он больше ничего не сказал. Я пробормотал: «Пока!..» — и захлопнул дверцу.Такси почти сразу тронулось с места.• Смутно помню, как я поднялся на третий этаж.
Снова навалилась усталость. Меня шатало, перед глазами плыло.
Кое-как добравшись до дивана, лег и сразу отключился, а проснулся от телефонного звонка.
Было раннее утро, за окном расцветала сизая мгла.Чувствуя себя разбитым и усталым, как будто не спал, я посмотрел на часы (начало седьмого) и снял трубку.Женский голос, взволнованный и какой-то сдавленный, извинился за столь ранний звонок и спросил, не было ли у меня вчера Саши.Несколько напрягшись, я понял, что разговариваю с сашкиной женой.— Он был у меня весь вечер, — сказал я. — Потом взял тачку и поехал домой.
— Во сколько это было?
— Ну-у… — Я подумал немного. Мысли путались. — Часа в три приблизительно. А что?
— Его до сих пор нет…• Все выяснилось в течение ближайшего часа.
Как оказалось, прямо в такси, на заднем сиденье, Сашке стало совсем плохо.
Обхватив руками живот и почти мыча от боли, он свалился на резиновый коврик в проходе.У таксиста хватило ума без промедления доставить его в больницу.
Язвенное прободение желудка и внутреннее кровотечение чуть не отправили Сашку в гости к любимой бабушке.К счастью, операция прошла удачно. Он лишился четверти желудка, но зато остался жив.Спустя несколько дней, когда доступ в больницу разрешили, я увидал его — бледного, небритого, с четко обозначившимися скулами.Поболтали о том о сем…
А когда я был уже в дверях, Сашка вдруг сказал:
— Больше не ходи туда. Плохое место.
— Может, ты, в конце концов, скажешь, что услышал там или увидел? — спросил я.
Он долго молчал. Потом все-же сказал;— Когда мы возвращались, слева я вроде бы услышал… шаги. Как будто кто-то брел параллельно нам. А пару раз… не буду утверждать это со всей определенностью… мне показалось, будто я заметил силуэт, скользнувший между крестами. Силуэт этот принадлежал кому-то тучному, грузному, как… как… как моя покойная бабушка.Последнюю фразу он сказал шепотом, прерывающимся от волнения.
Меня словно обдало холодком.
— Ну, выздоравливай быстрей, — сказал я напоследок.
Чтобы хоть что-то сказать.• В то время среди знакомых у меня был один чудак, который обожал с парой металлических рамок обследовать квартиры друзей и знакомых, выискивая участки отрицательных и положительных полей.Не припомню, чтобы кто-то последовал его советам по расстановке мебели.
Абсолютно неожиданно мне пришло в голову зарядить этого фанатика во благое дело.
Не потому, что я верил в экстрасенсорику. Попросту мне было любопытно узнать, чем все закончится.Михаил Петрович (так звали фанатика-энтузиаста) согласился сразу, не раздумывая. Его столько раз называли «шизофреником» или, в лучшем случае, «шарлатаном», что он был готов обожествлять любого, обратившего на него внимание.В ближайшую субботу, ясным солнечным днем, мы отправились на кладбище.
Рядом с ивой я остановился и сказал:
— То место приблизительно здесь.
— Очень возможно, — заметил Михаил Петрович, доставая из сумки свои причиндалы.Не без доли здорового скепсиса я стал наблюдать, как он крутится на одном месте, держа рамку перед собой на вытянутых руках, слегка вихляет из стороны в сторону, для уточнения направления.Потом Михаил Петрович сказал: «Ого-го!..» — и медленно пошел вперед, не разбирая дороги, прямо через заросли бурьяна.Я стал ждать результата, сидя у ивы и покуривая.
Ждать довелось недолго. Докурив сигарету, я хотел было подкурить другую и услыхал радостно-возбужденное:— Здесь! Это здесь!
— Ну-ну… — сказал я.Прикинув, как проще до него добраться, увязшего среди оград и крестов, я вошел в аллею, которая начиналась… напротив ивы.По дороге чисто машинально я стал считать могилы: «Первая… Вторая… Третья…».
Михаил Петрович стоял у седьмой, и на лице его был безумный восторг.— Чертовски сильное поле! — сказал он. — Я смог бы засечь его, наверно, с автобусной остановки!
— Вы не ошиблись? — спросил я.
— Ошибиться невозможно, — заявил он. — Даже слепой заметит солнце — если не по свету, то по жару!Медленно, как во сне, я открыл калитку и зашел внутрь, хотя еще издали разглядел надпись на табличке, прикрепленной к кресту.Краска была старая, она местами облупилась, но все равно фамилия, имя и отчество сашкиной бабушки можно было прочесть легко.Ну как после этого не поверить в чертовщину?
А.Масалов
#МистическиеИстории