Производственные потери

Я сидел на кортах на краю внушительной такой трещины в асфальте и с унылой мордой лица смотрел, как оттудова, будто нарочно не спеша, с чувством, с толком, почти что с Лавкрафтовским апломбом выпрастывалось жирное чёрное щупальце. Тварь, сука такая размеренная, никуда похоже не торопилась. Вот и мне приходилось тут чалиться. Скука смертная. Главное, не спугнуть эту залётную блядину, покуда вся не выползет.
От ничегонеделания я закурил, не меняя положения в пространстве. А самое-то неладное: у меня образовалась неебическая уйма времени, чтобы задаться глубокими по содержанию своему экзистенциальными вопросами, а именно: на хера, а, главное, зачем оно мне всё сдалось? Людей я как недолюбливал (это до дурноты отцензуренная версия моего к ним отношения, да), так и продолжал в том же духе, пускай временами сии мельтешащие там да сям мудаки и мнились забавными. И курево вон изобрели. И бухло. Хоть какой-никакой выхлоп. Ну, как говорится, мерси боку, удружили. Больше толку-то с них? Как с обосранной овцы: вроде шерсть, да и та вся…
Эх! Эдак я тут до ночи кантоваться буду! Исполненным смиренной обречённости жестом я сдвинул шапку на затылок, глядя на пузырящуюся, точно жженая резина, плоть мерзкой хомаздины. Попытайся я уебошить её побыстрей, с нахрапу, так она чай дёру даст и под асфальтом зашухарится, как последняя мразь, а там только покрытие снимать. И снова я буду со всех сторон виноватый, как, блять, обычно. Опять все кругом разорутся, что дорожные работы не по графику и в не положенном месте, пока эта дрянь будет пешеходов исподволь тырить и хавать безвозбранно. Аж завидно сделалось. Я ведь сам не прочь был заняться ровно тем же. А, может…
Я воровато огляделся. Ну мало ли, — решил порассуждать я логически. — Производственные потери! Шёл, значит, человек, и дошёл до ручки. Раз и усё. Что был, что не был. Жизнь — штука непредсказуемая. А пиздец, он, как водится, подкрадывается незаметно, с сигой в зубах и потасканной шапке на макушке.
«Псс, падаль, — прошипел я ползущей из разлома чёрной кипящей массе, — будь другом, поторчи ещё тут, не рыпайся! По пацански прошу. А я метнусь за закусью, лады?»
Что я намеревался метнуться за закусью себе родимому я уточнять не стал. Ну, а если уж собрался разжиться вкусняшками-хрустяшками, так надо заодним бы это…
Я небрежно запулил окурок в извивающийся клубок ленивых щупалец, которые сердито зашипели в ответ, и бодро зашагал летящей походкой в сторону КБ. Ещё десяти нет вроде? Да тут недалеко, за угол шмыг. Ща как успеем выправить паскудный вечерок!
Чё тут у нас прекрасного? — через минуточку с пристрастием разглядывал я плотно уставленные бухачем полки. Позади два синяка, переругиваясь, пробивали на кассе дешманский пивас. Хотя от них и так разило на метр добротным выдержанным перегаром, что одним дыхом можно было тараканов морить в целом доме. Но чё б ещё не полирнуть на сон грядущий?
Не, мне эта пёсья моча, которую они набрали, не канала. А потому, попомнив ждущую меня аки преданная Ассоль, ублюдочную пакость, вонявшую гарью и креозотом, я уверенным жестом сцапал с полки бутыль «Лафройга», ловя смутные ассоциации. Клин клином, как говорится. Тут бы канешн «Аэрстоун», чтоб аж глотку продрало, да его не было. А «Лаф» был. Сгодится.
Затарившись, я невозмутимо навострил лыжи на выход. Дрищеватый продавец, аки заправский камикадзе, отважно ломанулся мне наперерез. Фу, невкусный, — придирчиво оценил я потенциальный хавчик. И вместо тысячи слов, не глядя, горделиво вскинул средний палец, отрапортовав: «Мультипаспорт!» — и ткнул этому убожеству напрямик в прыщавую харю.
Да в пизду: ещё последнее бабло тратить на товары первой необходимости?Производственные траты же, хуле. А так-то я ваще премию заслужил, ебоша тут на вящее благо всея и всех, как проклятый.
Худосочный утырок с бейджиком, однако, не отставал, я нехотя глянул на него из-под шапки. Попутавший берега сопляк тотчас застыл, взгляд его, как у жабы, остекленел. Второго на кассе тож зацепило.
Вообщет оно не приветствовалось такое, да кто узнает? Ай-я-яй! Ну что ты за ангел, Азраил! Ну как так можно, ну опять и снова! Ну вот только вчерась, ну! — отчитал я себя по регламенту, провёл воспитательную беседу, как и следовало, параллельно вскрывая стыренную на халяву бутылку. И, завершив с бюрократией, размашисто хлебанул вискарик из горла, вразвалочку потопав в ту самую подворотню со злоебучим разломом. Ужо и жить на свете стало малёха веселей.
Ебанина из трещины тем временем преспокойно доедала пропитанного запашистым перегаром пропойцу, с которым мы вот только что разминулись. Ммм, высокая кухня прямо. Ссанина, нотки палёной резины, перегар и мазут.
Мясо неторопливо сползало с костей, а кости тем временем, точно сахарные, растворялись в чёрных бульках. Эк их чёрт же понёс, — вздохнул я, следя, как тонет драный башмак в вязкой бездне. Вот те и закусь. Только пью я, а закусывает она.
В несколько глотков оприходовав бутылку (надо было две брать, ух, не подумал, да и тащить чёт было влом), я исподлобья поглядел на нефтяной столб, уже целиком выкарабкавшийся из потаённых недр, где по трубам, таинственно журча, текло говно всего города. Теперь же освободившаяся от гнёта коммуникаций масса пыталась сформировать некоторые уродливо-сюрные очертания, нависая надо мной. Следя за её потугами хоть кем-то да стать в этой жизни, я широко зевнул, ажно во все свои змеиные зубы, наличествовавшие в ассортименте, и запустил в страхолюдное, хищно наползавшее на меня хуйло бутылкой.
Тварина взвилась вверх, по пути распадаясь на осклизлые волокна. По всему так она намеревалась мне угандошить очередной новенький балахон. Да уж выкуси! И так ничё толком из шмотья не подобрать!
Тонкий звенящий свист, холодные искорки в тёплом летнем воздухе и запах едкой гари, шпал с пикантными нотками лежалой мертвечины.
Недовольно отмахиваясь рукой от вонючих хлопьев сажи, я заметил что за мусорным контейнером у тротуара творилось некоторое оживление.
Второй выпивоха пырился из своего дота на меня и мои крылья во все зенки. Я недовольно цокнул языком, рывком сложив их, и бросил: «Ну чё вылупился? Тебе ж больше достанется пивандрия — второй-то колдырь всё, пред святым Петром нонче распинается. Хер знает, кто этот Пётр — ни в жисть его не видал. Можт, новенький. Такая кадровая текучка — ебанёшься кукушкой всех запоминать».
«А-ангел…» — выдал забулдыга на-гора.
«А-алкаш», — парировал я тем же манером, в долгу не оставшись. И досказал с налётом запылённой веками мудрости в голосе: «У всех свои недостатки. Ты вот бухаешь до потери образа, а я — до его обретения, э-хе-хе». И тотчас встрепенулся: «Слышь, пьянь, времени сколько?»
Пивоглот, до сих пор шухарящийся за помойкой, тупо моргнул. Я с досады махнул рукой, видя, что правды тут не добьюсь. И рысью припустил до КБ. Если свезёт, ещё бутылочку заграбастаю чего-нибудь по душеньке. А то нежити всякой валом, а я у себя один. Чего б не порадовать хорошего не-человека? У всех, эвон чё, вечер пятницы! А я вкалываю, не щадя живота своего. Такой вот я трудоголик.
Да и закусью так и не разжился. Продавцы в КБ оказались прыщавыми задохликамм, бухарики — смердящими маринованными в пиве тушками. Не по мне. По дворам окрест прошвырнуться что ли? Да по тёмным парадкам: мало ли вкусного и полезного там можно встретить? Ну, Девятый град, давай, угощай, проставляйся, так сказать, по полной. С тебя снэки.
С этой мыслью, свернув в ближайшую арку и вынырнув во дворе-колодце, я скрылся за тяжёлой железной дверью. Ведь, как водится, все двери для меня были открыты. Ждите в гости.
Автор: Наталья Алмазова
#рассказы