Она смотрела на берег снизу-вверх, сквозь толщу воды.

Черные, бездонные глаза с жадностью следили за каждым движением той, что стояла на берегу.
Русалья неделя. Это их время, и они вольны делать всё, что угодно. Своё они уже отстрадали, а теперь хотят одного, чтоб страдали другие.
Не все из них по своей воле оказались пленницами воды. Они-то и были самыми злобными. От их цепких, крючковатых пальцев, с длинными черными когтями, не уходил никто. Любая жертва была желанна. Они мстили за свою погубленную жизнь и времени на месть было ничтожно мало.
Рябь пробежала по водной глади и стоящая на краю обрыва молодая женщина зябко поежилась.
В черных глазах вдруг промелькнул безмолвный вопрос: "Не одна?" Сейчас она отчётливо слышала, что стуку бешено колотящегося сердца женщины, вторил ровный, еле различимый стук. Русалка всплыла выше.
Стоящая на краю женщина действительно была не одна. Бледными, тонкими руками она прижимала к груди свёрток с младенцем. Незримая игла кольнула в замершее, холодное сердце.
- Что ты здесь делаешь? - спросила русалка, вынырнув из воды. Женщина вскрикнула от испуга.
Черные глаза, гладкие длинные волосы, бледная кожа, маленький носик, Настасья испуганно рассматривала появившуюся русалку.
- Ну чего молчишь? - вновь произнесла русалка. - Что ты здесь делаешь в предрассветный час?
Глаза Настасьи наполнились слезами, она молчала, лишь крепче прижимая к себе свёрток.
- Ты пришла умереть. Я права?
Женщина прикрыла веки и по щекам побежали струйки слёз.
- Покажи, кто там у тебя? - не унималась русалка.
Настасья немного отстранила кулёк с младенцем от себя и приоткрыла уголок одеяльца.
- Дочка, - еле слышно произнесла она.
Русалка с любопытством уставилась на маленькое существо. Быть может, у неё тоже когда-то была дочка? Или не была. Почти ничего не осталось в памяти. Темные недра глубокого озера стирали остатки земной жизни. Лишь холод и злость. С неистовой силой начинающая бурлить, каждую русалью неделю. Жажда, неутолимая жажда причинить боль и лишить воздуха. Но сейчас что-то пошло не так. Что-то неясное шевельнулось в стылой груди, толи видение, толи обрывки воспоминаний.
То завернутое в человеческие тряпки существо, несло в себе незнакомую, ноющую боль. Но эта боль вовсе не прибавляла злости и желания убивать. Русалке вдруг захотелось ощутить тепло, исходящее от маленького тельца и это её напугало. Для верности она отплыла чуть дальше, опасаясь внезапного порыва злобы.
- Так почему же ты здесь? - переспросила русалка.
***
Деревня Васильевка на тот момент насчитывала почти четыреста душ. Были те кто по богаче, и кто победнее. Всяко разно народ жил. Мальцы босоногие по улицам бегали. Пастухи стадо пасли. Бабы да мужики кто в полях работали. А кто и торгашом был, стало быть зажиточным.
Семья Настасьи состояла из трёх человек. Отец Никодим, мать Нина и сама девушка. Нина доброй была женщиной, отзывчивой. Никодим тоже неплохим мужиком слыл. Рукастым, да больно уж прижимистым и до денег охочим. Жадность свою объяснял тем, что, мол, девка растёт. Замуж скоро, приданое скапливать надо. А на деле всё в свою котомку складывал. Пока Нина жива была, имела на мужа влияние. Хоть и нехотя, а доставал мужик сумму на пропитание и прочие нужды.
Померла Нина, когда Настасье шестнадцать исполнилось. Похоронили, поминки справили, всё чин по чину. И что уж произошло, толи всегда у Никодима сущность такая была, толи контроль жены ослаб, только стал он жадным до невозможности. Порой на столе в их семье, теперь уже из двух человек, были лишь сухая пшёнка на воде и кусок хлеба. И ведь были деньги, а поди ж ты, под замок упрятал и молчит.
Настасья не сильно по этому поводу кручинилась. Много ли девке надо. Платья куплены ещё когда матушка жива была. А что мяса не ела, так не думала даже об этом. В подружках ходили и те, для кого хлеб с пустыми щами тоже были нормой. По матери Настасья тосковала. Отец хоть и не тиран был, только ласку материнскую не заменит.
Мир для Настасьи померк, когда ей девятнадцать исполнилось.
Жил в деревне мужик, Трофимом звали. Сорока пяти лет отроду, имел за плечами крепкое хозяйство и печать вдовца. Жена его от тифа скончалась. Наследников нажить не успели. Зажиточным Трофим в деревне считался. Норов крутой имел, чуть что не по его мог и руки распустить. Вольный характер у него был, разгульный. Занимался мужик тем, что в города мотался, тут одно скупал, там другое продавал. По первости, как жена померла, в родной деревне редко появлялся. Сказывали, что по Руси матушке кочевал, деньги скапливал. А потом взял, да и вернулся. Домину себе отгрохал, скота полный двор. С деревни работников нанимал, чтоб по хозяйству помогали управиться. Всё есть, дом полная чаша.
И надумал Трофим снова жениться. А чтоб наследников заиметь, знать бабу нужно молодую справить, да здоровую. И стал он к деревенским девкам присматриваться. Какими уж нечистыми тропами их пути пересеклись, то не ведомо. А только встретил однажды Трофим, у колодца Настасью. Понраву пришлась она ему. Стройная, молодая, глаза огромные зелёные, как малахиты, в обрамлении длинных пушистых ресниц. Да вот беда, Настасья Трофима, как огня боялась. Слышала и про крутой норов его, и про характер вспыльчивый. Да и вообще старым его считала.
Только на чувства девичьи Трофиму наплевать было. Ему баба нужна по хозяйству в доме, да наследника чтоб родила. Остальное его мало волновало. И заслал Трофим сватов к Никодиму.
Поначалу отец Настасьи стушевался. Дать согласие означало и приданое приготовить. А жадный Никодим ой как не хотел с накопленным расставаться.
И пошел Трофим другим путём. Взял, да и заявил, что ему от родни невесты не только приданого не нужно, а он ещё и откуп отцу невесты даст. Никодим, как это услыхал, аж мурашками покрылся от предвкушения, что и своё добро сохранит, и котомку наполнит. Сколько не плакала Настасья, сколько отца не просила, а мужики по рукам ударили.
Сыграли свадьбу, и стала Настасья женой Трофима. Своего слова в доме мужа не имела. Что велено, то и должна делать. А коль не послушна, то дурь бабскую и выбить не грех. Частенько молодой жене от мужа прилетало. То суп не такой сготовила, то без улыбки встретила. Ночей Настасья как огня боялась. Наследника Трофим желал во что бы то ни стало. Только как назло зачатие не получалось. И в очередной месяц видя, что жена снова кровит, свирепел Трофим, кулакам волю давал.
Спустя время, сжалился Господь над Настасьей, понесла она. Тут уж муж пыл поубавил. Бережно стал к молодой жене относиться. Чаще в город стал уезжать, там нужду свою мужицкую справлял. Настасья только рада была, если муж домой в ночь не возвращался. Без него дышалось свободнее. К положенному сроку разродилась девка дочерью. Неделю Трофим гудел, пол деревни мужиков поил, рождение ребенка праздновал.
Правда и месяца после рождения дочери не прошло, как жизнь Настасьи вернулась в обычное русло. Только теперь к раздражающим Трофима поступкам жены, добавился крик младенца. И однажды, с пьяну, выкрикнул он, что если она не заткнёт дитятко, то Трофим её придушит. И тогда к страху за себя, у Настасьи прибавился ещё и страх за ребёнка. Вот в одну из таких ночей, когда младенец начал громко плакать, не выдержали нервы у девки. К отцу бежать, жаловаться, не было смысла. Он же своими руками назад в дом к мужу её и воротит. Чтоб копейку на лишний рот не тратить.
"Лучше одним махом и себя, и дочь на тот свет отправить, - думала она, - чем всю жизнь терпеть и от страха трястись". Подумала, дождалась, когда Трофим сном забудется и в чём была к обрыву пошла.
***
Молча слушала русалка рассказ Настасьи. Глаз с младенца не сводила. Вдруг, девочка на руках женщины закуксилась. И русалка подплыла так близко, как только могла.
- Наклонись ближе, - сказала она и пристально заглянула в глаза Настасьи. - Шепну на ушко кое-что.
В каком-то странном безразличии наклонилась женщина совсем близко к глади воды.
- Раз уж без надобности тебе, отдай её мне, - прошептала русалка и, схватившись своей ледяной рукой за руку Настасьи, с силой дернула её на себя.
Ледяная вода быстро вернула в реальность. Закричала Настасья. Одной рукой дочь к себе прижимает, второй пытается от русалки отбиться. Тащит нежить её в глубину. Запястье от ледяного прикосновения немеет. Закричала дочка на руках женщины, зашлась визгом от воды ледяной. И ослабила хватку русалка. Развернулась, да так хвостом по воде стеганула, что мать с младенцем волной на берег вытолкнуло.
Лежит Настасья отдышаться не может. Дочка на крик исходится. Прижала её девка к себе, да прочь от берега крутого понеслась. Вмиг умирать расхотелось.
Уже дома, когда в сухое переоделась, заметила она, что запястье борозды синюшные окольцовывают, оставленные цепкой русальей рукой. А ещё поняла, что гребень с волос потеряла. Не заметила, как выпал пока от русалки отбивалась. С тяжёлыми думами лишь под утро Настасья провалилась в сон. В котором черные бездонные глаза русалки, манили за собой в холодную пучину озера.
С той ночи, как подменили её. И если утром и днём, ещё ничего плохого не наблюдалось, то к вечеру, хоть вой, как душа требовала идти к тому озеру. А однажды не удержалась. Убаюкала дочку, дождалась, пока муж заснёт, да и вышла из дома.
По темным тропам бежала к озеру Настасья. Прибежит и встанет как вкопанная. Сама не знает зачем, а стоит вдаль вглядывается. И чудится ей, что видит она силуэт призрачный, над водной гладью возвышающийся. Постоит так Настасья немного, да и пойдёт обратно домой. Чтоб следующим вечером снова с тоской зелёной бороться.
Шли денёчки, неделя к концу подбиралась. Каждую ночь Настасья стала к озеру бегать. В одну из ночей, приспичило Трофиму водицы испить. Проснулся, глядь, жены рядом нет. Всю ночь напролет не спал. А едва рассвет забрезжил, вошла в комнату Настасья и легла в кровать, уверенная, что муж ни о чем не догадывается.
Злоба ярая в сердце Трофима заиграла. Поначалу хотел сразу изменщицу прибить. Да только смекнул, что позор по деревне пойти может, ежель тот, с кем Настасья спуталась пустит слух, что рога у Трофима выросли. И решил он тогда проследить за женой. Чтоб сразу и её, и полюбовника на тот свет отправить.
Следующим вечером обращается Трофим к жене, а та как пьяная. Отвечает невпопад, иные вопросы вообще не слышит. Ещё больше убедился Трофим в измене, мол, от любви запретной и вовсе девка с ума сходит.
Ох и рвало его изнутри! Руки чесались, как хотелось прям тут к праматери неугодную жену отправить. Еле ночи дождался Трофим. Притворился, что уснул, выждал время, когда Настасья из дома выйдет, да и пошел за ней.
Идёт девка шагами быстрыми, не оглядывается, прямиком к озеру. Трофим за ней поспевает бесшумно. Подошла она к берегу и стоит. Не шелохнется, звука не издаст, как неживая в даль смотрит. Совсем близко Трофим подошёл сзади. Сидит в кустах ракитника, всё озеро перед ним, как на ладони. Глядь, из воды голова показалась. Замер Трофим, ждёт чего дальше будет. Настасья тоже силуэт разглядела.
Только вдруг туман над водой клоками поплыл, укрывает ту, что из глубин поднялась. Нестерпимо девушку к воде потянуло. Шаг вперёд сделала. Нога по щиколотку в прохладу ушла. Второй сделала - по колено. А третий и вовсе скрыл её туманной пеленой от глаз мужниных.
А у Трофима совсем от злости рассудок помутился. Видит он, как сквозь туман силуэт гибкий извивается. Будто снимает с себя девка сорочку ночную, да руками кого-то к себе подманивает. Налились глаза кровью, выскочил Трофим из ракитника, да и бросился с рёвом вслед за женой.
От этого крика Настасья словно очнулась. Увидела себя, по грудь в воде холодной стоит. В мороке тумана разглядела перед собой русалку, да глаза её бездонные. Испугалась, начала пятиться. А сзади на неё с ором Трофим летит. Глаза выпучены от злобы, лицо красное, аж вены на висках вспучены. И от страха забыла Настасья как дышать. Воздуха в лёгкие набрала и будто мир замер. Видит, как муж постылый кулаком замахивается, а из-под воды, её за сорочку кто-то вниз утягивает. Перемешалось всё в миг. В нос, в рот, да в уши вода ледяная затекает. Мелькает в глазах, то лицо Трофима испуганное, то когти русалочьи. Нет сил в круговерти этой понять, где верх, где низ. Вода бурлит вокруг, песок со дна поднимает, воронкой на дно утягивает. Поняла Настасья, что это конец. На последок только ощутила, как что-то острое в волосы вонзилось, до крови кожу расцарапало.
***
Очнулась девка на берегу. Солнце только начало просыпаться. Лежит Настасья вся в песке, в водорослях запутана. Сорочка ночная изорвана. Села она и понять не может, что случилось. Мало по малу, начала про вчерашний вечер вспоминать. Да как поленом по голове шибануло. Словно на яву всё увидела.
И Трофима в ярости к ней бегущего. И оскал русалочий. Вспомнила, как в голову что-то воткнулось. Руку на затылок положила, да и вытащила из волос гребень свой. Тот самый, который потеряла, когда впервые с русалкой повстречалась. Многое сразу встало на свои места.
Не попади гребень в руки русалочьи, не имела бы она тогда власти над разумом Настасьи. Для того она напугала её, да в воду сбросила, чтобы гребень выхватить. Сама бы ни за что Настасья не отдала. Ведь поняла бы, что за этим последует. Не решилась бы грех на душу взять. А так, русалка её от греха уберегла и от тирана постылого освободила.
***
Подходила к концу русалья неделя. Молодые девицы с деревни наплели венки из цветов луговых, да к озеру пошли. Существовало поверье, та, чей венок раньше всех утонет, выйдет этим же годом замуж. Сплела венок и Настасья. Только совсем не для того, чтоб мужа себе испросить. Украсила она венок ромашками и цветами кипрея. А внутрь примастила гребень новый, специально купленный. Из кости резанный, да узорный. Ведь и подумать тогда не могла, чем та ночь роковая для неё обернется.
Позади всех шла Настасья к озеру, стараясь оставаться незамеченной. Обошла кусты ракитника, вошла в воду по колено и, положив свой венок на зеркальную гладь вышла на берег. Пару метров всего венок её проплыл. На секунды из воды появилась русалка, принимая благодарность. И махнув мощным хвостом, скрылась под толщей воды, довольная, своими проделками…
Автор Юлия Скоркина
#ЮлияСкоркина