Оформление автора
Ну что ж за память такая дурацкая? Уже до остановки дошёл, как осенило: а телефон-то я забыл! Обычно супруга собирает меня на работу как школьника. Перед тем, как мне из дома выйти, она контрольную проверку проводит: «Юра, ты телефон взял? Еду не забыл? Деньги есть? Так, ты зачем кепку-то напялил? Сегодня мороз минус десять, ну-ка шапку надень!». А вот сегодня это не помогло. Пришлось возвращаться. Но ничего, не опоздал.

Только переоделся, как конференцию объявили. После доклада старшего врача, слово взял главный фельдшер Андрей Ильич:

– Уважаемые коллеги, вы все прекрасно знаете, что у нас идёт проверка Росздравнадзора. В связи с этим, у меня настойчивая просьба: поддерживайте порядок в своих машинах! Мы вчера проверяли и увидели, что у некоторых бригад полнейшее безобразие творится. В двадцать седьмой машине нашли «фанфурики» с соответствующим содержимым. Фельдшер объяснил, что их зачем-то отбирают у уличных алкашей, к которым вызывают. Мне непонятно, вам заняться нечем, что ли? Вы думаете, что если отберёте пойло, то они пить перестанут? А представляете, если бы проверяющие из Росздравнадзора такое увидели? Они могли бы сделать простой вывод, что эти «фанфурики» пьёт бригада! Да и вообще, в салоне не должно быть ничего постороннего. Все медикаменты должны храниться в укладках, а не на полках! Уж извините за прописную истину, но машина – это ваше рабочее место, и оно должно содержаться в порядке. А то посмотришь, всё разбросано, бабайка с мусором переполнена. Кроме того, не позволяйте водителям хранить на виду лопаты и вёдра! Напоминаю, что следить за санитарным состоянием медоборудования в машинах должны следить не водители, а фельдшера! Но некоторые стали откровенными грязнулями. В двадцать первой машине аппарат ИВЛ грязью порос, на всех укладках пылища, шины без чехлов валяются! Позорище!

– Андрей Ильич, а где написано, что мы обязаны это делать? – возмущённо спросила молодая фельдшер Яблокова. – Почему мы, а не дезинфекторы должны аппаратуру обрабатывать?

– Ну знаете, вы меня сейчас наповал сразили! Это написано в вашей должностной инструкции, с которой вы знакомились под роспись! – парировал он. – Придите в отдел кадров и прочитайте внимательно, это несекретный документ!

– Хорошо, а зачем тогда нужны эти дезинфекторы? – не отступала Яблокова.

– Хорошо, объясню. Вы убираете пыль и грязь с аппаратуры и укладок, обрабатываете их антисептиком, а дезинфекторы убирают биологические загрязнения, которые от больных остаются: кровь, мочу и так далее.

Далее подключилась начмед Надежда Юрьевна:

– У меня важная информация для фельдшеров. Нами были закуплены электрокардиографы с дистанционной передачей данных. То есть кардиограммы не распечатываются, а передаются врачам кардиодиспансера, которые вам их грамотно расшифруют. С ними будут работать фельдшеры-молодые специалисты. С завтрашнего дня во всех сменах будет проводиться учёба. Списки тех, кого это касается, вывешены около кабинета старшего врача. После конференции поднимитесь и посмотрите.

– Коллеги, если вопросов нет, всем спасибо! – завершил конференцию главный врач.

Моё отношение к таким кардиографам двойственное. С одной стороны, они хороши тем, что помогут избежать диагностических ошибок. А вот с другой, они расслабят молодых специалистов, отучат от самостоятельной ЭКГ-диагностики. Кроме того, такие кардиографы будут отнимать драгоценное время. Ведь расшифровывать кардиограммы будет один единственный дежурный врач, у которого есть ещё и масса других обязанностей.

По уже сложившейся традиции, бригада, которую мы меняем, ещё не приехала. Нда, вообще непонятно, что за беспредел в их смене творится. А нет, приехали.

– Вот скажи, Юрий Иваныч, почему нас такое жёсткое <распутство> преследует? – сказал врач Анцыферов. – В этот раз, как говорится, ничего не предвещало. Вызов дали наш, за час до конца смены. И что? Оказалось, что больной жене и тёще <звездюлей> ввалил, выгнал, а сам в квартире заперся. Полиция приехала, а толку что? Дверь мощная, просто так не справишься, а он открывать даже и не думает. Вызвали эмчеэсников, они долго мудохались, но всё же вскрыли. Ну а дальше пока то да сё, время и пролетело.

– «Белочник», что ли?

– Ну конечно, вообще безумный, еле заломали его!

– Ладно, Александр Сергеич, давай переодевайся и на волю иди!

– Да какое переодевание, мне ещё надо карточки сдать, наркоту списать и в полицию два сообщения передать!

Вот и опустело вокруг, пропала суета. По вызовам да по домам народ разъехался. Тихо стало.

Вот хлопнула входная дверь и к нам в «телевизионку» пришли диспетчер гаража Нина Дмитриевна с державшим её под руку водителем Олегом Матвеевым. Прямо сразу стало видно, что с ней происходит что-то не то. Человек незнакомый мог бы принять её за пьяную: взгляд мутный, растерянный, походка неустойчивая.

– Здравствуйте, Нина Дмитриевна! Ну-ка, пойдёмте на кушеточку!

– Да, да…

– Что случилось?

– Сама не понимаю, – ответила она заплетающимся языком. – Руки-ноги как ватные, в голове что-то такое творится… Как будто в пропасть лечу… Ой, тошнит что-то…

Диагноз «Острое нарушение мозгового кровообращения» Нина Дмитриевна будто на блюдечке нам принесла. Патологическая неврологическая симптоматика, разумеется, была в наличии. На ЭКГ нарушение проводимости по левой ножке пучка Гиса, единичные желудочковые экстрасистолы, гипертрофия левого желудочка. Давление сто шестьдесят на девяносто. Нет, в данном случае, снижать его категорически недопустимо. Ведь повышенное артериальное давление при инсульте поддерживает адекватное мозговое кровообращение. Если его снизить, то очаг некроза в головном мозге может увеличиться со всеми вытекающими последствиями.

Всю положенную помощь Нине Дмитриевне мы оказали и в стационар свезли. Компьютерная томография диагноз подтвердила.

Так, перевозочку дали. Повезём молодого человека двадцати двух лет из ПНД в психиатрический стационар.

Врач диспансера Роман Владимирович, передав направление, рассказал:

– Больной третий год у нас под наблюдением. Параноидная шизофрения, эпизодическое течение. Дня три назад ухудшился, «голоса» появились, стал идеи преследования высказывать. Сегодня с матерью пришёл, согласился на госпитализацию. В фойе они вас дожидаются.

– Всё понятно, сейчас увезём.

Вышли в фойе, глянули, там народу-то полтора человека и никого даже отдалённо похожего нет. Для приличия спросил, но нет, никто не отозвался. Прошлись туда-сюда и всё бесполезно. Ну что ж, нет так нет. Видать передумали.

Дали другой вызов: в отделе полиции травма головы с кровотечением у женщины сорока шести лет.

Дежурный рассказал:

– Женщина потерпевшая по грабежу. Говорит, что злодей по голове её чем-то ударил. Чем именно, она не поняла. Скорей всего кастетом. Забрал у неё сумку и скрылся.

Пострадавшая сидела на банкетке, прижимая ко лбу носовой платок, пропитанный кровью.

– Здравствуйте, что вас беспокоит?

– Сильно голова болит и тошнит. Вот ведь зря я сегодня шапку не надела, просто в капюшоне шла. А шапка бы удар смягчила… Господи, да что ж это за наглость такая, средь бела дня, на виду у всех ограбили!

На лбу слегка подкравливала ушибленная рана веретенообразной формы. Всю положенную помощь оказали. Выставил я черепно-мозговую травму – сотрясение головного мозга под вопросом. В стационаре пострадавшую благополучно приняли. Ну что ж, если после лечения судмедэкспертиза установит вред здоровью, неважно какой тяжести, то преступление переквалифицируют с грабежа на разбой, то есть на более тяжкое.

В данном случае мне предстояло выполнить дурацкую и никому ненужную формальность: передать сообщение в полицию. Не играет роли, что информация о преступлении давно зарегистрирована, уже ведутся следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия. Всё равно я должен позвонить дежурному и передать. Нет, выполнить эту формальность в отделе полиции я не имел права. Сообщать нужно только по телефону, причём не по своему мобильному, а исключительно по служебному. В общем, в нашей психбольнице настоящий дурдом…

Теперь поедем к мужчине сорока одного года, который не просыпается. Да, вот прямо так и написано: «Не просыпается».

Открыла нам свежеподдатая госпожа непонятного возраста, с опухшим лунообразным лицом:

– Здрасьте, чего делать-то, я его разбудить не могу! – гнусаво сказала она. – Поставьте ему какой-нибудь укол!

– Он когда пил последний раз?

– Да блин, мы только утром из гостей пришли, у моей подруги день рожденья справляли. Потом он уже здесь грамм двести спирта выпил, часов в восемь, наверное.

– Ну так значит он ещё не проспался. Зачем его будить-то?

– Да мне чё-то боязно…

Болезный лежал на кровати и крепко спал. Дыхание было нормальным.

– Э, уважаемый, а ну, просыпайся! – встряхнул его фельдшер Герман. – Давай, давай!

– Ыыы, хррр, иди <на фиг>!

– Ну вот и всё, проснулся, – обратился я к даме. – А вот теперь мы сообщим в полицию о ложном вызове. Готовься штраф платить!

– Не, а за что штраф-то? – вылупила она на меня свои мутные очи. – Чё я сделала-то?

– Так, я тебе всё объяснил. А если ещё раз вызовешь, то вообще посадим!

К сожалению, говоря о предстоящем наказании, я всего лишь блефовал. Нет, административная ответственность за необоснованный вызов экстренной службы есть. Вот только в нашем городе, несмотря на множество заявлений, пока ещё никого не наказали.

Вот и ещё вызовок: травма ноги у женщины семидесяти девяти лет.

Встретила нас дочь больной:

– Здравствуйте, у неё болезнь Альцгеймера, она ходит плохо, упала, а встать не может. Я попыталась её поднять, но ничего не получилось, так и лежит на полу. Она вообще ничего не понимает, почти не разговаривает, только кричит, когда что-то болит.

Больная лежала на спине и монотонно подвывала. Правая стопа вывернута наружу. Поколотил по пятке, и больная отреагировала усилением крика. Да, всё тут было ясно, как божий день: перелом шейки бедренной кости. Вот тут-то нам очень пригодилась старая добрая шина Дитерихса. Она представляет собой, грубо говоря, две доски, разных по размеру, при помощи которых нога отлично иммобилизируется, т.е. обездвиживается. К огромному сожалению, эти шины теперь не входят в стандарт оснащения скоропомощного автомобиля. Однако в нашей машине шина Дитерихса есть и расставаться с ней мы не собираемся. Нам крупно повезло, что больная была худенькая и невысокая. Фельдшера нашли двух помощников и вместе с ними снесли больную к машине.

Вот и время обеда подошло, нужно проситься. Ну что ж ты будешь делать, вместо обеда ещё вызов дали! В том же райотделе полиции, откуда мы забирали пострадавшую, психоз у молодого человека двадцати двух лет.

Дежурный рассказал:

– Его из кафе притащили. Наелся, напился, а платить не стал. Кричал, что ему пообещали обед за счёт заведения. Здесь заявил, что его с вертолёта выследили, да вообще про какую-то слежку говорил, фиг поймёшь. Мы его мать вызвали, она сказала, что он на учёте стоит. Идите, поговорите с ними.

Мама больного, с заплаканным, измученным лицом, рассказала:

– Мы с ним сегодня к психиатру пришли, ему дали направление на госпитализацию, он согласился. Мы в коридоре стояли, ждали «скорую». А потом он прямо взбесился, закричал «нет, нет» и побежал. Я было за ним, но разве его догонишь? Потом из полиции позвонили, сказали, чтоб срочно приезжала.

Вот тут до меня и дошло, что это и есть тот самый пациент, которого мы должны были из ПНД в стационар увезти.

Больной, весьма упитанный, прилично одетый, сидел в клетке и как-то загадочно улыбался.

– Здравствуй, Никита, что случилось, рассказывай.

– Хм, да много чего случилось и ещё случится. Вы сами знаете, что в нашем городе я не последний человек. Меня контролируют и следят за мной.

– А зачем за тобой следить?

– Ну я очень серьёзными проектами занимаюсь, к ним интерес огромный во всём мире. Да вы же сами в курсе, всё понимаете. Из-за этого они меня прозрачным сделали...

– Извини, перебью, то есть, сквозь тебя можно видеть, как через стекло?

– Нет, при чём тут стекло? Просто я открыт перед всеми, мои мысли все знают.

– То есть, окружающие знают о чём ты думаешь?

– Да, все знают.

– Никита, а кто такие «они»?

– Ну я их не видел, только голоса в голове слышу. Они мне с проектами помогают, но и уничтожить меня могут, если захотят. Они ещё могут обычными людьми прикидываться. Но я всё равно их сразу чётко узнаю и по разговору, и по внешности. Я сразу понимаю, что они хотят.

– Хорошо, Никит, а зачем ты сегодня из диспансера-то убежал?

– Мы когда туда шли, вертолёт за нами летел. Они не хотели, чтоб я к врачу шёл, и я испугался, что мне отомстят за это.

– Ну а в кафе-то ты зачем пришёл, если у тебя денег не было?

– Я когда к кафе походил, оттуда два мужика вышли, ну и они мне дали понять, что с меня денег не возьмут. Они сказали «бесплатно» и «всё нормально».

– Так это они тебе лично сказали?

– Нет, не лично. Они как бы между собой разговаривали, но специально для меня.

– Понятно. Поехали, Никита, в больницу. Там тебя никто не выследит.

У Никиты параноидная шизофрения с бредом величия, преследования и отношения. Был в наличии ещё и симптом открытости мыслей. В данном случае больные убеждены, что их мысли известны окружающим. Никита выразился весьма образно, назвав себя прозрачным, признав таким образом невозможность что-либо утаить ото всех. Открытость мыслей – это один из симптомов первого ранга, по которым шизофрению отличают от других психических расстройств.

Ну вот и всё, на обед едем. На Центре мы оказались неодинокими. Ещё три бригады там были. Первым делом карточки сдал и сообщение передал в полицию. Ну а после обеда посидели полчасика и вызов получили. Поедем к избитому мужчине пятидесяти лет, который на улице возле магазина нас дожидается.

Как оказалось, сидя на корточках и прислонившись к стене, ждал нас Максимка собственной персоной. Тем, кто ещё не знает этого замечательного персонажа, расскажу. Максимка – это один из тех, кто алкоголизмом не страдает, а наслаждается. Нет, он не БОМЖ, живёт со старенькой мамой в благоустроенной квартире. Однако образ жизни предпочитает бомжатско-алкоголический. Максимка – существо безобиднейшее, даже матом не ругающееся. Денег у добрых людей навыпрашивает, вкусных «фанфуриков» напьётся и спать заваливается. И тогда добрые прохожие ему «скорую» вызывают, думая, что плохо человеку, ну или чтобы просто не замёрз. Ну а в этот раз прохожие злые попались, обидели Максимушку.

– О, здорова, Максимушка, чего случилось-то?

– Здорова, старый! Да вот, стоял тут, а какие-то два пацана-малолетки ко мне подскочили и сразу, без слов, по морде и в живот ударили. Хорошо, что женщины закричали, и они убежали.

– А чего тебя сейчас беспокоит-то?

– Да живот сильно болит, я даже на ноги встать не могу!

Попытались мы его поднять, чтоб в машину привести, но ничего не получилось. Так и пришлось на каталке загружать. Да, живот весьма нехороший: вздутый, болезненный во всех отделах. Очень было похоже на разрыв паренхиматозного органа, то бишь печени или селезёнки с внутренним кровотечением. В пользу этого говорило ещё и низкое давление – сто на семьдесят. Зарядили капельницу, чтоб давление поднять и далее в хирургию свезли. В общем, несчастливым тот день для Максимки выдался. Ну а мне предстояло опять передавать сообщение в полицию.

Следующим вызовом было дежурство на пожаре.

Подъехали к девятиэтажному одноподъездному дому и сразу увидели пожар на четвертом этаже. Из двух окон шёл не очень густой чёрный дым. К нашему приезду пожарные были на месте и готовились к тушению. Ну а мы, как всегда пожелав, чтоб обошлось без пострадавших, стали терпеливо ждать. Пожарные пошли с двух направлений: через окно при помощи лестницы и через дверь. Как только разбили окно, дымище загустел и повалил бешено и показалось небольшое пламя. Совсем скоро дым сменился паром и полетели вниз сброшенные пожарными тлевшие останки мебели.

И только я внутренне расслабился, настроившись на скорое и благополучное окончание дежурства, как пожарные вынесли пострадавшего. Ну вот же <грубая нецензурная брань>! Мы его сразу в машину загрузили, подальше от любопытных глаз и любителей поснимать видео с комментариями. На вид ему было лет сорок, лицо бледное, со следами копоти.

Самое печальное заключалось в ожогах нижней части тела от ступней до середины живота второй-третьей степени. Хотя, если точней сказать, то ступни были обожжены до четвертой степени, а пальцы и вовсе обуглены. А кроме того, безо всяких сомнений, было и отравление продуктами горения. Тот факт, что в бедолаге продолжалась жизнь, хотя и еле теплившаяся, был чем-то невероятным. Давление не определялось, пульс нитевидный. И вдруг всё прекратилось. Наступили асистолия и клиническая смерть. Тридцать минут сердечно-лёгочной реанимации оказались бесполезными. И свезли мы тело в судебный морг.

Следующим вызовом был психоз у мужчины тридцати лет.

Открыла нам женщина средних лет, которая рассказала:

– Здравствуйте, я сестра его. Он опять расчудился, «голоса» появились.

– Он у психиатра наблюдается?

– Да, уж давно, по-моему, лет восемь уже. Он инвалид второй группы. Из больницы последний раз перед Новым Годом выписался, больше двух месяцев пролежал.

Больной сидел на диване, опустив голову, но, когда мы вошли в комнату, повернул к нам маскообразное лицо.

– Здравствуйте, Игорь! Что с вами случилось, что беспокоит?

– Да тут сразу и не расскажешь…

– Не надо сразу, давайте постепенно.

– У меня в голове колокола бьют, размеренно так и с каждым ударом слово говорят: «Иди, иди, иди. В окно, в окно, в окно. Прыгай, прыгай, прыгай». Они ещё и заставляют меня сестру… ну это… нет не скажу, не буду… Каждый мой шаг обсуждают. Я из последних сил держусь, не могу больше!

– Игорь, а почему вы сейчас за грудь держитесь, вам больно?

– Да, это давно у меня. Там стяжка образовалась…

– А это что такое?

– Мышцы в жгут перекрутились и когда я нервничаю они очень больно натягиваются. Я уж где только не был, всех врачей обошёл, и никто ничем не может помочь. Был у хирургов, просил сделать операцию, ведь там же делов-то на три минуты: эту стяжку аккуратно перерезать и всё. Но никто даже за деньги не соглашается. У них только один разговор: иди к психиатру, потому что это у тебя от психики.

– Игорь, а после лечения вам легче становится?

– Да, вот в декабре, когда выписался, нормально себя чувствовал. Голосов не было, стяжка не болела, только слегка ощущалась.

У Игоря – параноидная шизофрения с эпизодическим типом течения. Он неэмоционален, речь монотонная. Кроме того, заметно расщепление мышления. Свою «стяжку» он считает реальным телесным заболеванием, убеждён, что ему требуется хирургическая операция, но в то же время признаёт, что психиатрическое лечение ему помогает.

Ну что, до конца смены тридцать пять минут. Наверно на Центр позовут. А вот и ни фига подобного. Дали ещё вызов: рвота у женщины сорока восьми лет.

Встретила нас замечательно поддатая госпожа с истекшим сроком годности. Вытаращив жирно подведённые глаза, она высказала:

– Моей подруге плохо, рвёт её. Вы поймите, Наташка вообще мне как сестра, если с ней что случится, я сама сдохну <нафиг>! Не, я серьёзно! За Наташку я кого хочешь грохну!

Наташка набычившись сидела на диване, глядя перед собой бессмысленным взором.

– Уважаемая, что случилось?

– Чё, бля?

– Что случилось, что беспокоит?

– Ничё!

Тут подключилась подруга:

– Наташ, ну ты чё, ёп, к тебе врачи приехали, говори давай! – потрясла она её.

– Да чё все до меня <докопались>? Я щас к Гоше поеду!

– Ты чё, дура что ли? – возмутилась подруга. – Тебя «скорая» ждёт, давай, ща они тебя в больницу увезут!

После этих слов, я решительно вышел на сцену:

– Так, мадама, ты зачем нас вызвала-то? Вы обе, как свиньи нажрались и развлечься решили, что ли? В общем сейчас мы вам экипаж полиции вызовем и пусть они вас лечат!

– Не, а чё такого-то? Вы вообще обязаны!

Фельдшер Герман аккуратно взял её за шиворот, чуток встряхнул и проникновенно сказал:

– Слышь, если ещё раз вызовешь, то я тебя просто покалечу. И жалуйся потом куда хочешь!

Ну что тут комментировать? И так понятно, что вызов был наипустейшим.

Вот и всё, поехали на Центр. Еду расслабленный и умиротворённый, вспоминаю, что ещё я должен сделать до ухода домой… И тут на тебе, вызов срочный: ДТП, сбит пешеход! Права на возмущение я не имел, поскольку место вызова было аккурат по пути на Центр, совсем рядом с нами.

Сбитой оказалась пожилая женщина, решившая в неположенном месте перебежать центральную улицу с очень интенсивным движением. Загрузили её в машину. Находилась она в состоянии оглушения, на вопросы отвечала не сразу.

– Что вас сейчас беспокоит?

– Ооой… всё болит… Не знаю, как сказать… везде больно… Ааа…

Давление сто на шестьдесят, пульс частит. Да, налицо травматический шок. Результаты осмотра неутешительные: открытый перелом правой голени, закрытый перелом со смещением правого бедра, под вопросами перелом таза, закрытая черепно-мозговая травма – ушиб головного мозга. Но более точный перечень травм будет после детального обследования в стационаре.

Всю положенную помощь оказали и со светомузыкой свезли в отделение сочетанной травмы областной больницы.

Вот и всё. Теперь-то уж точно всё. Но сразу уйти, конечно же, не получилось. Сдал карточки, наркотики. Сообщение в ГИБДД передал, несмотря на то, что экипаж ДПС работал на месте ДТП и переписал наши данные. Переработка моя почти два часа составила и как всегда я её оформил.

А смена эта запомнилась мне двумя «пьяными» вызовами. При всём желании не могу понять людей, которым в пьяном виде непременно нужно вызвать «скорую». На этот счёт есть у меня три версии. Первая: просто поговорить с вумными людьми. Вторая: желание вызвавшего почувствовать себя хозяином прислуги, в роли которой он видит медиков. Ну и наконец, третья. Заметил я, что чаще всего, по пьяной лавочке, вызывают не себе, а другим людям. И это очень похоже на подарок: «Вот, дорогой мой человек, я тебе «скорую» вызвал! Сейчас они тебя не только оздоровят, но и омолодят на энное количество лет!». Да, вот, как-то так…

Все фамилии, имена, отчества изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор