Утро моё с приключений началось. Точнее, с ДТП, из-за которого я всего лишь одну остановку не доехал до «скорой». В общем, как получилось-то? Еду себе спокойно в автобусе, сижу в задумчивости, как вдруг резкое торможение! Я бы сказал, очень резкое. Все сидящие дружно об передние сиденья стукнулись, а стоящие вперёд улетели и друг на друга попадали. Само собой, зашумели все, заругались на водителя. А чего ругаться-то, если не он виноват, а легковушка, которая его подрезала?

Пострадавшие пассажиры обозначились быстро. Ими оказались две женщины, у одной из которых был разбит нос, у другой ─ повреждение плечевого устава. Вот только помощи я почти никакой не оказал. Во-первых, нечем, а во-вторых, закон не позволяет это сделать. Да, если медработник не находится, так сказать, при исполнении, то оказывать профессиональную медицинскую помощь не имеет права. Первую помощь – пожалуйста, а о профессиональной даже и думать не смей. Поэтому, единственное, что я сделал, набрал в целлофановый пакет, немного снега, обернул бинтом и дал женщине с разбитым носом, чтоб к нему приложить. ГИБДД и коллеги приехали быстро. Ну а я вышел и одну остановку пешком прошёл.

Только переоделся, как конференцию объявили.

Доклад старшего врача длился недолго, но было видно, что главный весь изъёрзался от нетерпения.

─ Коллеги, сейчас я вам покажу очень интересное видео о том, как прославилась двадцать первая бригада из первой смены. Посмотрите и всё вам станет ясно.

Нда, видео было и впрямь интересным. Настолько, что даже скулы свело от стыда за коллег. Фельдшер с фельдшерицей приехали к пьяному господину, который сидел и безмятежно спал, прислонившись к сугробу. Тем временем, его кореш снимал всё происходящее на телефон. И не молча снимал, а с ругательными комментариями. Ну а фельдшера, совершенно непонятно по какой причине, сначала долго топтались и что-то обсуждали. А после этого, взяв пьяного под руки, стали его с великим трудом затаскивать в салон машины через боковую дверь. В общем логика действий бригады была совершенно непонятна. Видео было выложено в известную соцсеть и обросло массой нелицеприятных комментариев.

─ Ну что, посмотрели? – прорычал главный. – Вот это как так, а? Звёздами стали! Не понимаю, зачем было сопли жевать? Первый раз, что ли на уличный вызов приехали? Тут же должно быть всё отработано до автоматизма: как приехали, так сразу на носилки и в машину! Зачем привлекать лишнее внимание?

─ Так может у них носилки были сломаны? – спросил кто-то.

─ Вот в том-то и дело, что нет! Как эти деятели рассказали, они хотели эту пьянь в чувство привести и на месте оставить! Мне думается, они и сами не поняли, зачем так сделали! В общем, пусть всем наука будет!

Послу того, как главный врач закончил, включилась начмед Надежда Вячеславовна:

─ Коллеги! Напомню вам, что сообщения о смертях должны передаваться лишь в трёх случаях: при наличии признаков насильственной смерти, если не установлена личность умершего или в случае смерти в общественном месте. Буквально вчера звонили из УВД и очень сильно ругались по поводу того, что в дело и не в дело передают сообщения. Ну, к примеру, вы же должны понимать, что если дома умерла больная старенькая бабушка, то зачем сообщать-то? Так что, примите, пожалуйста, к сведению!

Вот и всё, отшумела конференция, теперь можно и в «телевизионке» посидеть. «Затусить», как молодёжь выражается. Но, в восемь ноль-ноль всех быстренько разогнали по вызовам, оставив нашу бригаду в одиночестве. Около девяти хлопнула входная дверь, послышались шаркающие шаги, оханье и перед нами появилась пожилая женщина, бледная до белизны.

─ Ох, здравствуйте! Помогите мне… ой, как плохо-то… Вот, в магазин пошла, да не дошла…

Фельдшер Виталий поднялся в диспетчерскую сообщить об обращении, а мы с Германом привели больную в кабинет амбулаторного приёма. Она жаловалась на дурноту, сильную слабость и неприятные ощущения в груди. Давление сто на семьдесят, пульс сто четыре. На ЭКГ ─ бяка противная: подъёмы сегмента ST, отрицательные тэшки, желудочковые экстрасистолы. Да, инфаркт во всей красе, безболевая форма. Прежде чем везти, стабилизировали больную, сделав всё, что по стандарту положено. Поживей она стала, ушли мертвенная бледность и страх. Ну и спокойно свезли мы её в областную больницу.

После освобождения дали вызов: травмы руки и ноги у женщины сорока трёх лет, в подъезде жилого дома.

Пострадавшая с грустным видом сидела на мокрых ступеньках. Хотя про грустный-то вид это я лишка ввернул. Ведь из-за травм пока ещё никто не от радости не плясал.

─ Здравствуйте, я – уборщица. Оступилась и грохнулась. Руку и ногу повредила. Руку-то точно сломала, а коленку вроде просто ушибла.

Да, пострадавшая была права. Перелом лучевой кости со смещением был виден невооружённым взглядом, а надколенник, в народе называемый коленной чашечкой, был по всей видимости цел и просто ушиблен.

Обезболили мы бедолагу, руку зашинировали, говоря правильным языком, выполнили транспортную иммобилизацию, на коленный сустав фиксирующую повязку наложили. Ну а после всего этого, в травмпункт свезли.

Велено ехать в сторону Центра. Едем-едем, может быть доедем. И ведь точно доехали! Там уж две бригады были: седьмая ─ кардиологическая и четвёртая ─ неврологическая. К сожалению, наш главный скоропомощной приказ триста восемьдесят восемь эн, таких бригад в настоящее время не предусматривает. А потому, официально они являются врачебными общепрофильными. Однако по факту, вызовы им дают, соответственно, кардиологические и неврологические. Ну ладно, можно и чайку накатить.

Долго мы не рассиделись. Дали психоз у мужчины тридцати лет.

Мама больного была вне себя от гнева:

─ Так, забирайте его и увозите! – прямо с порога заявила она. – Совсем уже распустился, сволочь такая!

─ Тихо, тихо! Что случилось, зачем увозить?

─ Он инвалид детства, на учёте стоит, слабоумие у него! ─ продолжила она выкрикивать рубленые фразы.

─ Ну а нас-то зачем вызвали?

─ Затем, что он совсем уже с катушек слетел! Опять запил! Как напьётся, так безобразничает, орёт и ругается! Сегодня сутра пораньше куда-то сходил и пьяный вернулся, начал по всей квартире колобродить, чего-то искал, всё разбросал!

─ А сейчас-то он где?

─ Вон спит лежит, только недавно угомонился!

Да, виновник торжества мирно спал на диване.

─ Паша! Эй, просыпаемся! Давай-давай!

─ Му… ну… чего?

─ Мы – «скорая помощь». Чего случилось-то, Паш?

─ Ничё, я спал.

─ Ну как ничё, нам сказали, что ты пьяный пришёл и безобразничал?

─ Нееет, не безобразничал я, вы чего? Я выпил немного и всё, спать лёг.

─ Да что ты врешь-то, скотина! – вмешалась мать.

─ Так, не мешайте, пожалуйста! – одёрнул я её.

─ Паш, а чего ты искал-то? Зачем чего-то разбрасывал?

─ Да я сто рублей куда-то засунул и их искал.

─ А ты сейчас где находишься?

─ Как это где? Дома у себя.

─ Какое сегодня число?

─ А я не знаю.

─ Ну а какой месяц и год?

─ Ну это… Новый Год был недавно, зима.

─ Так какой же год-то сейчас?

─ Двадцать третий.

─ Паш, а тебе ничего не видится, не слышится?

─ Нет, ничё.

Вот и побеседовали. Обманов восприятия, дезориентации я у него не углядел и ни о каком психозе вообще речи не шло. Ну а само по себе слабоумие оснований для госпитализации не давало. Рассказал об этом Пашиной маме, что вызвало целую бурю недовольства:

─ Как это нет психоза, да вы что? То есть, он может и дальше пить?

─ Если всех пьяных мы будем госпитализировать, то никаких больниц не хватит. Так что, мы здесь не нужны. До свидания!

─ Ну ладно, я на вас всё равно управу найду! Дайте мне телефон вашего начальства!

─ Да пожалуйста, пишите.

В общем оказался этот вызов пустым и необоснованным.

Теперь поедем на больную ногу у мужчины шестидесяти семи лет.

Плотный, с изрядным брюшком, больной в одних трусах сидел на кровати и с интересом разглядывал собственную ногу.

─ Здравствуйте! Вот, понимаешь, ноги разболелись, особенно правая. Болит и болит, всю ночь не спал.

─ Только сегодня заболела?

─ Нет, какой сегодня, я уж давно ногами-то мучаюсь. Но сегодня прямо караул! И вон, посмотрите, что-то палец почернел. Ударил я его, что ли? Может сделаете какой укольчик?

─ Укольчик-то сделать нетрудно. Вот только у вас всё намного серьёзнее чем вы думаете.

─ А чего такое-то?

─ А то, что палец у вас почернел не от удара, а от начинающейся гангрены.

─ Да вы что? Серьёзно, что ли?

─ Да уж куда серьёзней. Такими вещами не шутят. А вы куда-то обращались?

─ Нет, никуда. Супруга меня заставляла, а я никуда не пошёл. Но может всё-таки пройдёт?

─ К сожалению, нет. Поедем, Геннадий Иваныч, в больницу.

─ Так мне ногу-то отрежут, что ли?

─ Сейчас приедем и хирург вам всё объяснит.

Присутствовавшая при этом разговоре супруга больного, громко запричитала. Да, тяжёлая эта сцена, но ничего не поделаешь.

Что же такое было у Геннадия Иваныча? Это был облитерирующий атеросклероз нижних конечностей. На правой ноге кровообращение ухудшилось настолько, что начала развиваться гангрена. Свезли мы его в хирургию, где прямо сразу он получил вердикт о необходимости ампутации.

Так, что-то уж мы заездились, давно уже обедать пора. Всё, наконец-то разрешили.

На Центре было четыре бригады. Ну что ж, неплохо. Вот только если нам дадут профильный вызов, то понятно, что мы поедем безо всякой очерёдности.

Ну и точно, через час вызвали. Поедем на психоз у мужчины пятидесяти двух лет.

В подъезде дома нас остановили две крайне возмущённых женщины:

─ Так, послушайте, у нас уже сил нет терпеть, мы как на пороховой бочке живём! – сказала одна.

─ Сейчас мы вам всё расскажем! – подключилась другая. – Витя Купцов, к которому вы приехали, инвалид недееспособный. У него брат опекун, но это одно название только! На самом деле, Витька брошенный! Этот братец придёт и уйдёт, а Витька сам себе предоставлен! Да разве можно его без присмотра оставлять? Он же вообще без соображения! То орёт, то стучит, то бросает чего-то! Да в конце концов, долго ли это всё будет продолжаться-то?

Тут на шум выскочил мужчина и заорал:

─ Да хорош уже врать-то! Вы чего тут наговариваете? Дуры, что ли?

Начавшуюся было перепалку мы пресекли и зашли в квартиру.

─ Теперь давайте спокойно, внятно рассказывайте, что случилось и зачем нас вызвали, ─ сказал я брату больного.

─ Да чего, Витьке хуже стало со вчерашнего дня. Говорит чего-то непонятное, вообще ум потерял. А этих дур вы не слушайте, он не брошенный, я его постоянно контролирую! Он, хоть и больной, но всё соображает, дома всё сам делает.

Пока брат это говорил, Виктор стоял поблизости и вроде как внимательно слушал. Прошли мы в комнату и стали беседу беседовать:

─ Ну что, Вить, рассказывай, что случилось, что тебя беспокоит?

─ За мной наблюдают.

─ А кто наблюдает-то? Брат и соседи?

─ Не, какие-то духи. Двадцать три, сто тридцать один, пятьдесят шесть…

─ И что это за цифры? Так духи называются?

─ Я был у той ямы, ─ показал он на окно, ─ и начал там развитие духов.

─ Это что за яма?

─ Да вон там, большая.

Я не поленился, подошёл к окну и увидел раскопанную теплотрассу.

─ То есть, духи находились в яме?

─ Да.

─ А больше их нигде нет?

─ Нигде и они заводили меня.

─ Как заводили, куда?

─ До ямы.

─ Так и что же они дальше делали?

─ Чайник с кипятком. В голову впивались, не давали думать и отдыхать.

─ А чайник здесь причём?

─ Так всё с него и пошло.

─ Как так-то?

─ Я думаю это написал Сергею Петровичу. Его хотели сжечь у скамейки.

─ Кто хотел?

─ Не знаю… Графиня. У неё было четырнадцать кипятков.

─ Всё ясно, Виктор. Давай-ка одевайся и поедем в больницу.

У Виктора, по всей видимости, параноидная шизофрения и выраженный личностный дефект. Вы, конечно же, обратили внимание на совершенно непонятные высказывания. Так вот это называется «шизофазия» ─ разорванность мышления, возникающая вследствие грубого нарушения логических связей. По моему убеждению, брат больного, мягко сказать, слукавил, заявив, что ухудшение у Виктора наступило лишь вчера. Нет, вот так вдруг, будто по щелчку выключателя, подобное не происходит.

Вот и ещё вызовок прилетел: плохо онкобольному сорока шести лет.

Встретила нас пожилая женщина с лицом, отражающим неизбывное горе:

─ Здравствуйте, я мама его, – вполголоса сказала она, борясь со слезами. – У него рак поджелудочной, последняя стадия. Что-то он дышит тяжело, прямо задыхается.

─ Справка из онко есть?

─ Да, вон на столе.

Больной с бледно-жёлтым лицом лежал в постели и тяжко дышал.

─ Принесите, пожалуйста, ещё подушку, а лучше две! – велел я.

Подушки подложили, придав больному возвышенное положение.

─ Андрей, что сейчас беспокоит?

─ Дышать плохо…

─ А что-то болит?

─ Нет, ничего, только в животе какая-то тяжесть, как будто гантель проглотил…

Прокапали мы его с глюкокортикоидным препаратом, после чего одышка стала поменьше. Вот, собственно и всё, что мы смогли сделать. Понятно, что Андрей доживал свои последние дни, но изменить что-либо, мы были не в силах.

Следующим вызовом было всё то же и оно же: плохо онкобольной тридцати девяти лет.

Супруг больной в прихожей рассказал:

─ У неё рак яичников, четвёртая стадия. Она уже без сознания. Я уж вроде ко всему готов, а всё же хочется уцепиться хоть за что-нибудь…

─ Давно без сознания?

─ Со вчерашнего вечера.

─ Справка из онко есть?

─ Да, сейчас дам.

Больная лежала в постели истощённая, бледная. Ни на какие раздражители не реагировала. Давление девяносто на пятьдесят, пульс частый, слабый. Её тоже прокапали с глюкокортикоидным препаратом, но без особого эффекта. Да и откуда тут взяться какому-то эффекту…

Хм, велено следовать в сторону Центра. Что-то рановато, не может быть, чтоб ничего больше не дали. Но, всё-таки доехали. Пользуясь случаем, сдал карточки и в «телевизионку» пришёл, где сидели реанимационная и фельдшерская бригады.

─ Иваныч, мы сейчас на вызове вашу бригаду вспоминали! – сказал врач анестезиолог-реаниматолог Круглов.

─ А что, соскучились, что ли? – спросил фельдшер Герман.

─ На вызов мы приехали, на эпиприпадок у алкаша. Он уже в себя пришёл, но всё равно был какой-то мутный. Мы ещё ничего и сделать не успели, а он ни с того ни с сего вскочил и на кухню метнулся. Ну, думаю, наверно за ножом! Мы трое бегом за ним, а он окно открывает. Мы его схватили, в комнату притащили, повалили на кровать. Лена ему <Название бензодиазепинового препарата> засандалила. Подержали мы его ещё немного, он потом обмяк и уснул.

─ Так это у него сумерки были.

─ Конечно сумерки. Да, за вредность нам не зря платят…

Вот и вызов прилетел: травма груди и обеих ног у мужчины сорока восьми лет.

Открыла нам супруга больного, которая сердито сказала:

─ Вон, идите, весь разбился, пьянь чёртова!

Больной в свитере и брюках лежал на кровати поверх одеяла.

─ Что случилось, рассказывайте.

─ Дык чего, шёл домой и ё-лся.

─ Ё-лся в смысле упал или с ума сошёл?

─ Упал. Поскользнулся и прямо вперёд полетел. Грудью на что-то грохнулся и обе коленки отшиб.

─ Сейчас что беспокоит.

─ Дышать очень больно, вдыхать особенно. И обе коленки болят.

Осмотрел его, было похоже на перелом пятого ребра, ну а кроме того, был явственный ушиб обоих коленных суставов. Ну и, конечно же, не забыл алкогольное опьянение выставить. Свезли его в травмпункт под неустанную ругань сопровождавшей супруги.

И ещё вызов пульнули, бляха муха. То не ко времени на центр запускают, то под конец вызов дают. Поедем на больной живот у женщины тридцати семи лет.

─ Здравствуйте, показывайте, где болит.

─ Вот здесь, ─ показала она на низ живота.

─ Никаких выделений нет?

─ Нет, никаких.

─ Месячные когда?

─ Неделю назад были.

─ Какие-то хронические заболевания есть?

─ Нет.

─ Раньше такое было?

─ Нет, здесь никогда не болело.

─ Ладно, поедем в гинекологию.

Выставил я ей острый аднексит и поехали. И приехали. Гинеколог осмотрела больную и вердикт вынесла: нет там ничего гинекологического. Ну что ж, поехали в хирургию. Приехали. А у больной всё прошло. Хирург, тем не менее, осмотрел её и отпустил восвояси. Вот и ещё один пустой вызов. Но самое неприятное заключалось в том, что пришлось на эту больную две карточки писать.

На этом смена моя закончилась. С переработкой, естественно. А особенностью этой смены был лишь один профильный вызов. Как мною уже говорилось, в былые благословенные времена, когда непрофильными вызовами нас почти не нагружали, была б лафа сплошная. А сейчас… Ну а что сейчас? Вот приеду домой и лафа меня там будет радостно ждать!

Все фамилии, имена, отчества изменены
автор канал на дзене - #УжасноЗлойДоктор