С 1 июня 1764 по 19 июня 1767 года жители французской провинции Жеводан подвергались жестокому террору неизвестного зверя, совершившего до 250 нападений на людей, 119 из которых закончились смертями. Но даже долгожданное уничтожение чудовища не пролило свет на его природу, споры о которой не утихают уже три столетия. Жеводанский зверь по сей день является одной из самых известных загадок Франции.

1. Гусиная кожа
Зверь был ужасен. Даже издалека очевидно, что эта огромная тварь не уступает по размерам упитанному теленку. Которых, кстати, не пропало ни одного за все три года кровавого пиршества, что хищник устраивал по всей провинции. Страдали, в основном, дети. Иногда женщины, работающие в поле, иногда пастухи, ходящие за стадами овец и коз. Но чаще дети. Зверь обожал молодую, неокрепшую плоть, он рвал и кромсал ее с особым упоением, а затем бросал истерзанные останки так, чтобы их легко нашли. Зверь упивался запахом отчаяния и ужаса, повисшем в воздухе с того самого момента, как стало ясно, что местные охотники бессильны перед обрушившимся на них злом. Зверь был слишком быстр и умен для обычных волчьих ловушек. Облавы долгое время ничего не давали. Жертвы продолжали множиться.

Гийом молча провожал взглядом пеструю процессию, состоявшую из двух глашатаев, королевского представителя и отряда драгунов, обступивших повозку со стеклянным коробом. Внутри него был Зверь. Шерсть стояла дыбом на холке, поза выдавала готовность к мощному прыжку, с огромных клыков, казалось, капала слюна, а в глазах застыла кровожадная ярость и неутолимый, бесконечный голод. Зверь был мертв. Убит несколько дней назад на неожиданно удачной облаве, выпотрошен, превращен в чучело и помещен в этот короб как доказательство, что весь ужас наконец-то позади. Но позади ли?

Процессия приближалась, и Гийом, протиснувшись сквозь толпу, юркнул в соседний переулок и прошел кругом по пустым улочкам, обойдя все шествие сзади, пока чудовищный силуэт везли по главной улице. Гийом уже встречал Зверя, только живого. Это было два года назад. Зверь тогда напал на него и троих его друзей в лесу, и Гийом до сих пор переживал этот день в кошмарах. Снова и снова.

Если бы не Жан, все они — четверо глупых мальчишек — сгинули бы в ненасытном нутре Зверя, как и более пятидесяти их соседей в тот год. И кто бы мог подумать, что Жан, этот щуплый конопатый гусенок с длинной шеей и носом-картошкой, окажется настолько смелым, чтобы не впасть в ступор при виде чудовища. Зверь подкрался к ним у излучины. Ростом в холке по грудь Гийому. Желто-рыжая шерсть с крупными пятнами на боках. Вытянутая морда с выпирающими из пасти клыками. Полоса черной вздыбленной шерсти по хребту. Не было сомнений: это тот самый Зверь, от которого недавно чудом спаслась Мари-Жанна. Жан глянул на Зверя сначала с ужасом, а потом в его зеленых глазах заплясала не меньшая ярость. Ярость человека, который ни за что не расстанется со своей жизнью сегодня.

Жан поднял камень и швырнул его в Зверя, когда тот был уже на расстоянии каких-то десяти шагов. Камень угодил ему прямо в лоб, и Зверь замотал головой, так и не совершив прыжка. Луи и Климон мигом поняли, что нужно делать. Они и подхватили с земли палки и мелкие речные камешки, и Зверь был атакован с криками и улюлюканьем всем, что мальчишки смогли отыскать у себя под ногами. Жан кричал громче всех, осыпая Зверя всеми известными ему проклятиями. Гийом же испуганно жался к стволу дерева за спинами друзей и не мог ни сдвинуться с места, ни хотя бы пошевелить рукой.

Как ни странно, но Зверь оказался сбит с толку внезапной атакой. Он огрызался и рычал, топчась на месте еще несколько бесконечных минут, а затем развернулся и ровной рысью скрылся в лесу. Жан, Гийом, Луи и Климон оказались единственными детьми, кто встретился с тварью и остался невредим.

Их доблесть оценил сам король. Мальчишки получили целое состояние — триста ливров на четверых — и не могли поверить своей удаче. Только Гийом не радовался обрушившемуся богатству. Он ничего не сделал тогда, у излучины и ничего не заслужил. И если бы не родители, точно бы отказался от ненавистных денег, свидетельствующих о его трусости.

Процессия уходила все дальше, и толпа следовала за ней, победно крича. Но Гийом не чувствовал охватившей всех радости. И все ждал, что бесполезное чучело мигнет желтым глазом, и за стеклом раздастся такой знакомый Гийому утробный рык.

2. Жеводанская дева
Мари-Жанна не стала выходить наружу, чтобы взглянуть в лицо своему страху, как это сделали ее соседи. Когда крики и улюлюканье приблизились к ее дому, сопровождавшие процессию, она вытащила из кармана флягу, откупорила крышку и сделала добрый глоток. Фляга была при ней на протяжении последних двух лет, успокаивая порой одним своим существованием. А сейчас Мари-Жанне требовались все ее силы, чтобы пережить эти несколько дней, пока Зверь, хоть и мертвый, шнырял по улицам ее родного города.

Ей стоило выйти и убедиться, что теперь это действительно Он — может, тогда к ней пришел бы долгожданный покой. Вот только в прошлый раз, когда Мари-Жанна отважилась взглянуть на чучело, она не спала три ночи от липких кошмаров, а днем не могла справиться с приступами паники без своей фляги. А все потому, что чучело — гигантский черный волк с непропорционально большой головой — принадлежало не менее жуткому чудовищу. Вот только оно не было Им.

Мари-Жанна тихо всхлипнула от накативших воспоминаний, но мигом взяла себя в руки. Она не дрогнула перед Зверем в Тот День, не дрогнет и сейчас. Перед взором встало нежное лицо Адель — младшей сестренки. Белокурые локоны, завивающиеся на концах, россыпь веснушек на белой коже, наивный взгляд серо-голубых глаз, обращенных на Мари-Жанну. Адель было всего четырнадцать. Она любила вышивать и напевать за работой старые баллады, подслушанные у бабушки. А за два дома от них жил улыбчивый и немного неуклюжий парень по имени Клод, и они с Адель были без ума друг от друга. Порой лежа в кровати без сна, Мари-Жанна представляла, как бы все могло сложиться, не приди в их край зло. Адель и Клод непременно бы поженились, обзавелись несколькими карапузами с глазами мамы и улыбкой отца, и сестренка точно так же бы напевала своим звонким переливчатым голоском, замешивая тесто для пирога или подвязывая яблоню в огороде. И Мари-Жанна смогла бы слушать ее всю оставшуюся жизнь.

В Тот День они с Адель немного повздорили из-за Клода. Парень казался Мари-Жанне неотесанным болваном, пусть и довольно милым. Поэтому она не упускала возможности подшутить над ним, чем снова и снова раздражала сестру. Они спорили всю дорогу до переправы. Адель раскраснелась от быстрой ходьбы и досады, ее коса растрепалась на ветру. Если бы Мари-Жанна знала тогда, что говорит с ней в последний раз, то непременно бросила бы свои шуточки, а вместо этого просто крепко обняла Адель и сказала, что любит ее больше всех.

Показалась река и хлипкий веревочный мостик над ней, раскачиваемый ветром. Девушкам оставалось только перебраться на ту сторону, а там до Юбака рукой подать. Но вдруг Адель побледнела, как полотно и с широко раскрытыми глазами, полными ужаса, указала сестре куда-то за спину. Мари-Жанна оглянулась и сердце ее упало в пятки — к ним приближалось чудовище. Зверь крался, низко припав к земле. Но едва поняв, что его заметили, поднялся и, оскалив желтые зубы, бросился на девушек. Мари-Жанна попятилась и, зацепившись за что-то ногой, упала, едва Зверь приготовился к прыжку. И непременно бы рассталась с жизнью в следующий миг, если бы Адель не подхватила с земли камень, бросив его в чудовище, и не начала кричать, чтобы тот обратил внимание на нее. Зверь клацнул зубами у самых ног Мари-Жанны, перепрыгнул через нее и бросился за младшей сестрой вниз по реке.

Мари-Жанна заставила себя подняться на ноги, несмотря на бившую ее крупную дрожь. Руки не слушались, ноги будто забыли, что от них требуется. Уходило драгоценное время. Мари-Жанна огляделась в поисках оружия, но под рукой были только камни и палки — все не то. На поясе висел нож, но едва ли Зверь подпустит ее так близко, чтобы можно было им воспользоваться. Если только… Мари-Жанна бросилась к длинной палке диаметром с древко лопаты, одним движением оторвала от подола юбки полосу ткани, примотала нож к концу. И побежала следом за сестрой. К тому моменту Зверь уже настиг Адель и повалил на землю. Ее крик на одной высокой ноте закладывал уши Мари-Жанне. Она наугад ткнула в густую шерсть своим импровизированным копьем, не успев даже подумать, но удар вышел слишком слабым и смазанным, чтобы причинить ощутимый вред. Зато его вполне хватило, чтобы привлечь внимание и разозлить. Зверь взвизгнул и развернулся. Его морда и клыки были окрашены кровью, и Мари-Жанна поудобней перехватила копье.

Все, что произошло в последующие несколько минут, девушке приходилось рассказывать вновь и вновь, когда она вернулась в деревню. Зверь нападал, она защищалась. Раз за разом, раз за разом. А потом ей повезло ударить тварь прямо в грудь, после чего тот попятился, а затем и вовсе убежал в лес. Рассказ быстро превратился в набор заученных фраз, которые сложились сами собой. Нападение — защита. Нападение — защита. Удар — бегство. Все просто. Но было нечто, о чем Мари-Жанна так никому и не рассказала. Это трепет, едва они со Зверем взглянули друг другу в глаза. И ярость — огромная, всеобъемлющая — когда Мари-Жанна осознала, чья кровь на морде чудовища. С той секунды больше не имело значение, выживет она или нет. Важно было лишь убить ублюдка во что бы то ни стало за каждую каплю, что он успел пустить ее дорогой девочке. Именно поэтому Зверь и сбежал.

Когда тварь исчезла, Мари-Жанна упала на колени перед изуродованной Адель. Зверь разодрал ей лицо и грудь, но все же оставил в живых. Она рвано дышала сквозь хрипы и хваталась пальцами за подол сестры. И Мари-Жанна — не имеющая возможности ни позвать на помощь, ни побежать за подмогой, ведь чудовище могло вернуться и закончить начатое — баюкала на руках Адель, гнусавя колыбельную, пока та не затихла.

Она вернулась домой в сумерках, волоча на импровизированных носилках тело сестры. Порванное платье было насквозь пропитано кровью, но на теле Мари-Жанны не оказалось ни одной серьезной раны. Лишь глубокие царапины на предплечьях, оставленные тварью будто в насмешку. Мари-Жанна оказалась первой выжившей жертвой, способной подробно описать охотникам окрас, сложение и повадки Зверя. Соседи же, восхищенные отвагой девушки, нарекли ее Жеводанской девой, сравнивая тем самым с Жанной д`Арк. Но Мари-Жанна знала, что никакая она не воительница. И никого она не спасла.

Заправив флягу за пояс, Мари-Жанна расправила юбку, пригладила волосы и все-таки вышла на улицу. Процессия успела повернуть на соседнюю улицу. Но едва горожане увидели Жеводанскую деву, как все разом смолкли, а затем расступились, давая ей дорогу. Мари-Жанна вплотную приблизилась к коробу, в полной тишине приложила ладонь к стеклу. И разочарованно выдохнула. Это снова был не Он.

3. Мальчик в колодце
Клодетт с усилием сдвинула крышку с колодца и бросила вниз ведро. Оно глухо ударилось о поверхность воды, дальше раздался тихий бульк, возвестивший о том, что пора поработать руками. Вот уже три года Клодетт проделывала этот нехитрый набор действий с закрытыми глазами — смотреть вглубь скважины сил больше не было. Но, что самое страшное, она не могла рассказать ни одной душе, как связана боязнь колодцев со смертью ее любимого сына Батиста, ставшего первой жертвой Зверя.

Клодетт перелила воду в свое ведро и тяжелой походкой отправилась домой. Мимо нее проносились возбужденные соседи и их дети. Все стремились к ратуше, где на ближайшие пару дней установят постамент с чучелом. И обязательно кто-то останавливался спросить, собиралась ли Клодетт к ним присоединиться. Женщина рявкала в ответ, что ее не волнует сраный Зверь, живой или мертвый. И не кривила душой. Ее сына все равно не вернуть.

Батист был умным, добрым мальчиком. Настолько светлым, что растапливал сердца всех, кто его знал. Клодетт до сих пор не понимала, как у нее мог получиться такой удивительный ребенок, ведь сама она не отличалась ни покладистым нравом, ни — чего греха таить — любовью к людям. В молодости она была красива и беспощадна. Игралась с чужими душами, как дети играют с деревянными фигурками, наспех вырезанными им на потеху. По всем законам мироздания, она должна была пожать бурю, раз сеяла только несчастье. Но когда появился Батист, смотревший на нее голубыми глазами ангела, злоба внутри нее иссякала, и Клодетт начинала верить, что кто-то сверху милостиво даровал ей второй шанс. Шанс привести в мир взамен себя действительно хорошего человека и самой быть хотя бы каплю достойной называться его матерью.

Но Батист погиб в возрасте девяти лет. Зверь напал на него в поле, вонзился острыми зубами в лицо и почти откусил голову. Когда Клодетт увидела его обезображенное тело, что-то внутри нее сломалось. В голове помутнело, а перед глазами возник другой ребенок, одного возраста с Батистом, плавающий лицом вниз на дне колодца. И Клодетт не сомневалась, что теперь ее настигло заслуженное возмездие.

Юная Клодетт была самой настоящей дрянью. Осознав, какое влияние ее красота способна оказывать на окружающих, еще девчонкой научилась вить веревки сначала из отца, а потом и из всех встречных мужчин, пускавших по ней слюни. В одиннадцать она впервые отдалась другу отца за резной деревянный кулон, принадлежавший его жене. С того момента каждый, кто хотел оказаться в постели Клодетт, платил за это красивыми безделушками или вкусной едой — семья ее жила бедно даже по меркам провинциальной деревни. Но Клодетт знала, что не пропадет, даже если все ее близкие вымрут от чумы.

Единственный, кто не платил девушке за близость, был местный кузнец Гаспар. И дело было вовсе не в любви. По правде говоря, Клодетт глубоко презирала и боялась его до дрожи в коленях. Кузнец был крайне жестоким и мстительным человеком. Но знали об этом только его жена, двое сыновей и Клодетт. Для всех остальных он надевал маску надежного и доброго соседа, способного любому прийти на помощь, и примерного семьянина. Гаспара уважали во всей округе столь же сильно, сколь ценили его работу. Вот только под красивой внешностью и обаянием прятался настоящий монстр, который в первый же их раз объяснил перепуганной и избитой Клодетт, что она теперь никуда от него не денется. Так девушка узнала, что словам и улыбкам мужчин верить нельзя.

Антуан же был ровесником Клодетт и жил по соседству. Их отцы дружили с самой юности, ходили вместе на охоту и в кабаки. И конечно же мечтали поженить своих детей. Клодетт знала, что Антуан без ума от нее с малых лет, но никогда не воспринимала его чувства всерьез. А уж после того, как в ее жизни появился Гаспар, и вовсе перестала верить в любовь. К тому же они были слишком разными. Антуан отличался от всех, кого девушка знала. В детстве он ловил крыс и лягушек, чтобы посмотреть, как они устроены, чем приводил в ужас родителей и саму Клодетт. А когда подрос, связался с Колдуном, как местные называли старого графа д`Апше. Соседи шептались, что Антуан носил ему разных животных и вместе с ним приносил жертвоприношения Дьяволу. За это Рогатый посылал графу достаток и долголетие, а Антуану удачу на охоте. Клодетт не особенно верила сплетням, но все равно была уверена, что с ее юным соседом что-то не так, как бы Антуан не пытался ее задаривать. От Колдуна и его приспешника стоило держаться подальше.

День шестнадцатилетия Клодетт превратил всю ее дальнейшую жизнь в непрекращающийся кошмар. Сначала она поругалась с матерью и та выгнала девушку ночевать на улицу, несмотря на набухающую грозу. В такой ситуации Клодетт оставалось только одно — бежать в амбар к Гаспару, в котором проходили все их встречи. Вряд ли кузнец и его семья заметят, а утром, как закончится дождь, она вернется домой, упрашивать отца простить ее. Но амбар не был пуст. Едва Клодетт — мокрая, как мышь — вбежала в приоткрытую дверь, как увидела кузнеца. А прямо перед ним молния осветила обнаженное тело девятилетнего Жиля, сына соседей. Мальчик лежал неподвижно, вытянув шею под неестественным углом.

Клодетт не хотела думать о том, что здесь случилось. Как маленький Жиль оказался в амбаре и сколько боли и страха успел испытать, пока его жизнь не оборвалась. Единственная мысль, что теперь стучала в висках: она следующая, если не сможет доказать Гаспару, что не опасна для него. Вот только как? Что она должна сказать? Что сделать? Гаспар ударил девушку наотмашь за то, что та пришла без разрешения. И еще долго кричал и угрожал, подкрепляя свой гнев кулаками, пока Клодетт напряженно соображала. Не закрывалась от ударов, не просила пощады. А едва кузнец остановился перевести дух, как бросилась ему в ноги, тараторя заверения в верности и любви. А потом сама предложила план, за который гореть ей в аду до скончания веков.

Гаспар вынес из амбара тело Жиля на руках под дождь. Клодетт семенила следом, поднимая отяжелевший от воды подол платья. Вместе они дошли до колодца. Гаспар сбросил мальчика вниз, Клодетт сорвала с шеи свой любимый резной кулон и швырнула следом — когда тело найдут, украшение должно привести разъяренных соседей прямо к ней. А уж она сообщит им, кто виновен в гибели мальчика. Конечно же, это Антуан, приспешник Колдуна. Рано или поздно Дьявол запросил бы человеческую жертву, и вот этот день настал.

Ночь девушка провела в амбаре Гаспара. А наутро тело нашли. Клодетт сделала все, как обещала: стенала и плакала перед родителями Жиля, убеждала, что хотела все рассказать сразу, но слишком сильно боялась Колдуна, чтобы обвинять Антуана. Но теперь, прижатая к стенке, готова свидетельствовать против него на суде, если ее соседи того захотят. Но люди не хотели суда, как и предполагала Клодетт. Тем лучше, пусть эта история как можно скорее закончится.

Смерть Антуана должна была быть мучительной, но быстрой. Вот только мальчишка сумел скрыться, а искать его в лесах графа никто не решился. Больше Клодетт не слышала об Антуане, но знала, что рано или поздно он или кто-то еще придет спросить с нее должок. И пришел Зверь.

Клодетт занесла ведро с водой в дом, вылила его на себя, намочив платье прямо как в ту ночь. Затем закрепила веревку на потолочной балке. И завершила свой план так, как он и должен был закончиться еще пятнадцать лет назад.

4. Волк из Шаз
Пока чучело Зверя возили по всему Жеводану, лейтенант Франсуа де Ботерн ждал его в Париже — мертвого ублюдка должны привезти королю. И, конечно же, двор захочет, чтобы де Ботерн взглянул и высказал свое мнение. Правда ли это Зверь или очередной промах? И всем плевать, что год назад лейтенант убил не менее страшное чудовище. Раз Зверь вернулся, значит произошла досадная ошибка. И виной тому, разумеется, сам де Ботерн, его неуемная гордость и самоуверенность, которые не позволили довести дело до конца.

Ждать чучело лейтенант предпочитал в небольшом трактире на окраине столицы в обществе двух куртизанок, которым было все равно, кто он и как сильно облажался перед всей страной. Каждое утро он спускался в общий зал, садился за дальний стол вместе со своими спутницами, заказывал лучшего вина и горячих окороков и праздновал безвременную гибель собственной репутации. Больше он не герой, не освободитель. Теперь он хуже, чем пустое место — он тот, кто упустил Зверя и тем самым опозорил самого короля, доверившегося не тому человеку.

Порой к лейтенанту подсаживались охочие до бесплатной выпивки, ведь тот угощал всех, кто был готов его слушать. И тогда де Ботерн, в очередной раз как в первый, рассказывал свою историю.

Он прибыл в Жеводан ровно через год, как Зверь начал свое пиршество. Стояло засушливое лето. Люди были в панике и ужасе от того, что происходило в их лесах и на полях. Предыдущий охотник, назначенный короной, не справился со своей задачей и даже не приблизился к поимке чудовища. Но несмотря на это, де Ботерн был уверен в собственном успехе. Предшественнику явно не хватало системы и людей. Он рыскал по лесам с несколькими местными, расставлял стандартные ловушки, разбрасывал отравленные приманки. Но Зверь был умнее их всех вместе взятых. Для де Ботерна это был настоящий вызов.

Первым делом он опросил очевидцев и уцелевших жертв. Все они в один голос твердили, что тварь не является созданием Божьим и описывали странную внешность, явно приукрашенную страхом. К тому же, выжившие знакомы и несомненно влияли на восприятие друг друга. Именно так и возникла всеобщая истерия, как был уверен лейтенант. А Зверь, не сомневался он — обычный волк-людоед. Чертовски везучий, надо отметить.

Облавы, которые устраивал де Ботерн, отличались грандиозным размахом. Знать быстро превратила их в светское мероприятие, тем самым привлекая еще больше добровольцев, желающих поглазеть на господ. Де Ботерну это было только на руку — чем больше людей, тем лучше. Он методично прочесывал леса дюим за дюимом в поисках волчьих стай. И каждый раз привозил к общему костру не менее пятидесяти убитых туш. Ни один из убитых животных не походил на того самого пресловутого Жеводанского Зверя, но местных удивительно воодушевляла прыть королевского охотника. Впервые за год в сердцах людей загорелся слабый огонек надежды.

Зверь же будто чуял, что теперь у него появился сильный противник. И словно в насмешку удвоил нападения. Де Ботерн внимательно исследовал тела погибших и не уставал дивиться размеру и силе челюстей. Но внешне этого не показывал, чтобы не позволить своим людям пасть духом. Однако наглость Зверя его раздражала. Все чаще он представлял, как уничтожит подлую тварь, самолично набьет его тушу соломой и поставит в своем охотничьем домике, где ему самое место. Так простое на вид задание превратилось в нечто личное.

Три месяца де Ботерн гонялся за Зверем по Жеводанским лесам, уничтожив более тысячи волков. Спал по пять часов в сутки, а все остальное время посвящал охоте или ее планированию. Молодой граф Шарль д`Апше не отходил от него — единственный из всей знати, кто относился к задаче серьезно. Не распивал вино, лежа на подушках в лагере, а уверенно шел за собаками с ружьем наперевес среди добровольцев. Де Ботерн проникся уважением к мальчишке. Поэтому, когда из кустов выскочило чудовище и ринулось прямо на Шарля, лейтенант впервые за много лет испугался. Монстр был огромен, как и описывали пострадавшие, но это без сомнения был волк, с черной шерстью и огромной головой. Граф успел выстрелить, но попал лишь в плечо, еще больше разозлив. Следующий выстрел принадлежал де Ботерну и угодил прямо в глаз. Лейтенант мог поклясться, что слышал, как хрустнули кости черепа. Монстр упал. Шарль, повалившийся на землю, трясущимися руками прижимал к себе ружье, которое так и не успел перезарядить. На несколько секунд над опушкой воцарилось шокированное молчание. И в этой тишине монстр медленно поднялся на передние лапы и глухо зарычал. Де Ботерн первым вышел из оцепенения, выхватил ружье у стоявшего рядом охотника и третьим выстрелом добил волка.

Тушу несли в лагерь восемь человек. Там же волк был выпотрошен под всеобщее ликование. В желудке обнаружилось предплечье ребенка, что доказывало версию лейтенанта — причиной всему был волк-людоед. Размером он был с небольшую корову. Позже в своем письме королю де Ботерн написал, что никогда в своей жизни не видел никого более свирепого, огромного и живучего, чем волк из Шаз, как немедленно окрестили монстра. Весть о том, что Зверь уничтожен, быстро разлетелась по окрестным селениям.

Тем же вечером де Ботерн впервые напился до беспамятства в замке графа, празднуя свою самую крупную победу. Вино сняло напряжение последних месяцев и развязало языки обоим. И целую ночь напролет лейтенант сначала рассказывал о своих похождениях, а потом слушал, как его молодой друг описывал отца, которого в народе прозвали Колдуном. Слушал исповедь человека, который был вынужден жить под одной крышей с не меньшим зверем, чем волк из Шаз. И что-то в груди охотника дрогнуло в ответ на эти откровения.

Де Ботерн покинул Жеводан через три дня. К тому моменту монстра уже набили соломой, как он и хотел, и начали возить по городам, демонстрируя всем желающим. Спустя два месяца чучело доставили королю, а сам де Ботерн был щедро вознагражден и обласкан монаршей милостью. В глазах всей Франции он стал героем.

Эта история могла бы закончиться здесь. Вот только Зверь вернулся спустя месяц после того, как Людовик Пятнадцатый увидел тушу волка из Шаз. Тогда же и закончились счастливые деньки для де Ботетрна. Больше не было героя, восхваляемого всей страной. Не было победы, достойной остаться в истории. Не было ни надежды, ни будущего.

Де Ботерн глубоко вздохнул, вновь прокручивая в голове события минувшего года. И пришел к выводу, что не будет больше ждать помилования от судьбы. Король придет в негодование, когда не сможет найти своего бывшего протеже, но лейтенанту было на это плевать. Он отослал куртизанок, расплатился с трактирщиком, продал ростовщику свой мундир, и больше ни одна душа не видела его во Франции.

5. Тень Колдуна
Шарль поднялся из-за стола, так и не прикоснувшись к ужину. Сегодня чучело Зверя впервые показывали на улицах. Слуги бегали по замку взбудораженные и счастливые. Но Шарлю кусок в горло не лез. Он всеми силами старался ощутить то же облегчение, что сейчас прокатывалось по всему городу, но не чувствовал ничего, кроме тревоги. Как бы сейчас пригодился де Ботерн с его прямолинейным нравом. Он бы посмотрел молодому графу в лицо, хмыкнул сквозь усы и сказал, чтобы тот подобрал нюни — Зверь мертв, окончательно и бесповоротно. Ни один дворянин не потерпел бы такого обращения, но Шарля бы это сейчас по-хорошему встряхнуло. И возможно, ему бы стало немного легче.

Вот только де Ботерн не ответил ни на одно письмо с того самого дня, как чертов Зверь вновь поднял голову. Вначале послания молодой граф осторожно выражал тревогу и, как мог, заверял в дружеском расположении. Он приглашал лейтенанта вернуться и закончить дело, возложив все расходы на д`Апше. Но когда ни в первый, ни во второй, ни в третий раз ответа не последовало, тон посланий изменился. Шарль, сначала осторожно, а затем все больше распаляясь, позволил себе вылить на бумагу весь страх, разочарование и злость как на проклятого монстра и на самого де Ботерна за его молчание, надеясь таким образом разозлить старого охотника. Но и эти слова растаяли в воздухе где-то между Жеводаном и Парижем. Так Шарль понял, что у него больше нет друга, и надеяться нужно только на себя. К тому же, одного зверя он уже победил.

Отца Шарля местные называли Колдуном и боялись, как огня, одной его тени. Многое, что о нем говаривали, было надуманным и преувеличенным. Например, что он каждое утро бьет всех своих слуг розгами, наслаждаясь их криками. Или что предпочитает на ужин мясо непослушных детей. Но в одном все эти слухи были правдивы — старый граф д`Апше был крайне жестоким человеком. В первую очередь к собственной семье.

Шарль мало что помнил о своей матери. В памяти остались только каштановые локоны и запах лаванды. А еще ее слезы за туалетным столиком, синяки на плечах и шее, улыбка через силу и просьба быть хорошим мальчиком и не огорчать папу. Она бесследно исчезла, когда сыну едва исполнилось пять лет — вышла подышать в сад и не появилась к обеду. Никто из слуг ничего не видел. Тем же днем отец развернул поиски, не утихавшие следующие два месяца. Сначала в родовом имении, а затем и по всей округе. Но толку от них не было. Сбежала с любовником, заключил старый граф.

Но порой Шарлю казалось, что это просто удобная ложь, и с мамой случилось что-то по-настоящему страшное. Если она правда сбежала, то взяла бы его с собой. Обязательно. Или нашла бы способ за столько лет послать ему весточку о себе. Эти мысли часто мешали Шарлю спать по ночам. Иногда он представлял свою мать в грязной канаве с перерезанным горлом и подернутыми белой дымкой распахнутыми глазами. На ее посиневших губах всегда была жутковатая улыбка. В другие ночи Шарль видел мать на лазурном берегу в белом легком платье и соломенной шляпке, а рядом с ней человека, который действительно ее любил и ценил. И в первом, и во втором случае она была от него бесконечно далеко. А вот отец отныне был на расстоянии вытянутой руки.

Все детство Шарля прошло в страхе. Нельзя огорчать отца — он запомнил это крепко-накрепко после своего первого наказания. Произошло это за день до прекращения поисков графини. Отец тогда ворвался в его комнату пьяным, отослал няню, а затем избил сына сначала кулаками, а затем всем, что попалось под руку, приговаривая: “Паскудный щенок от паскудной суки”. Под конец Шарль потерял сознание и пришел в себя только через три дня. С того самого момента он старался делать все, чтобы не выводить старого графа из себя, как и завещала ему мама. Но порой на нем срывались без причины или когда мальчик нарушал правила, которые могли измениться под влиянием настроения отца. Тому будто доставляло удовольствие наблюдать, как Шарль впадал в ступор, а потом начинал молить о прощении, сам при этом не понимая, что сделал не так. Или как сын старался предугадать его желания и быть максимально осторожным в словах и поступках.

Но бывали вечера, когда старый граф находился в хорошем расположении духа. Тогда он садил Шарля рядом с собой перед камином и пускался в странные рассуждения, пугавшие мальчика не меньше отцовских кулаков: про силу и власть над Божьими созданиями, будь то человек или зверь. Отец с воодушевлением рассказывал, как однажды найдет способ управлять “людишками” и станет полноправным владыкой на своей земле. Шарль не совсем понимал, что тот имел ввиду, ведь они и так имели достаточно власти над целой провинцией. Но старый граф, очевидно, желал большего.

А потом в их жизнь ненадолго ворвался Антуан. Шарлю тогда было восемь лет. Зачем именно отцу понадобился этот парень, мальчик не знал, но с его приходом старый граф ослабил хватку, а потом и вовсе позабыл о сыне. Поэтому Шарлю было плевать, чем именно они занимались в охотничьем домике, правдивы ли все эти слухи о служении Дьяволу. Главное, что это сделало жизнь Шарля почти сносной. Порой отец неделями пропадал в лесу вместе с Антуаном, благодаря чему Шарль стал спокойнее. К нему вернулся сон и аппетит, теперь он мог играть в своей комнате или гулять с няней по парку, не втягивая голову в плечи от ожидания новой вспышки ярости отца. Было за что благодарить Антуана.

Спустя полгода Антуан исчез. Шарль смог уловить только крупицы из подслушанных разговоров няни с другими слугами. Убийство мальчика в деревне. Антуан под подозрением. Но прежде чем люди успели совершить правосудие, парень скрылся в лесу. Все эти разговоры будоражили воображение Шарля. К нему вновь вернулись кошмары о матери, точно так же бесследно исчезнувшей в чащобе. Теперь он видел ее в колодце — она протягивала к нему бледные руки и звала прыгнуть к ней, чтобы они снова были вместе. От этих снов Шарль всегда просыпался в мокрой постели, и в первые секунды ему казалось, что это вовсе не моча, а колодезная вода.

Мальчик с ужасом ждал возвращения отца. Когда в последний раз исчез человек, важный для графа — его жена — тот избил сына до полусмерти. Что же будет теперь? Но к счастью, старший д`Апше не только не вспомнил о существовании Шарля, но и вовсе перестал показываться ему на глаза, закрывшись в охотничьем домике на следующие десять лет и пуская к себе только приближенных слуг. Те доставляли ему еду и чистое белье, помогали в его странных делах и были удивительно молчаливы. Никто так и не проговорился, чем именно был занят граф, что порождало еще больше страхов и пересудов. Так его и нашли — склоненным над своим рабочим столом в ворохе непонятных чертежей и дневников. А Шарль в восемнадцать лет принял на себя титул графа и полный контроль над всем имуществом. Вот только порог охотничьего домика он так и не смог переступить, распорядившись закрыть лабораторию отца такой, какая она была при его жизни. До лучших времен, когда Шарль будет достаточно крепок духом, чтобы разобраться в путанных записях старого графа.

Два года новоиспеченный граф не знал бед. Его не пугала ни внезапно свалившаяся ответственность, ни долги, ни огромный мир, путь к которому наконец-то был открыт. После восемнадцати лет жизни бок о бок с истинным зверем, ничто не казалось достаточно страшным, чтобы терять присутствие духа. А потом пришел другой Зверь — монстр, словно сошедший с губ старого графа, когда тот рассказывал Шарлю о господстве над людьми. Дух прежних времен, принесший молодому д`Апше знакомые кошмары о матери, теперь уже растерзанной тварью, и об отце, имевшем лицо человека, но тело чудовища. И Шарль знал, что единственный способ победить в этой новой схватке — поймать и убить Зверя. Убедиться, что это просто взбесившееся животное, не имевшее никакого отношения к его страхам.

Поэтому он так проникся к де Ботерну — ворчливый охотник не разделял всеобщего трепета перед Зверем. Утверждал, что дело в обычном волке-людоеде, которого стоит изловить и забыть о нем. Никаких разговоров об оборотне, так популярных в деревнях, и прочей мистической природе чудовища. Де Ботерн вселял в душу Шарля уверенность, что он сильнее новой беды, свалившейся ему на голову. И что сама беда не так уж и велика, чтобы терять из-за нее сон. И поэтому его так задело, когда лейтенант проигнорировал настойчивые просьбы о реванше перед тварью. Своим молчанием тот будто бы капитулировал перед Зверем. И бросил своего молодого друга, хотя при прощании обещал примчаться на помощь по первому зову.

Когда Шарль осознал, что ему, как и всегда, придется бороться в одиночку, то внезапно почувствовал сначала злость, а затем странное внутреннее успокоение. А еще силу все изменить. Он был рядом с де Ботерном на протяжении всех трех месяцев, что они ловили первое чудовище. Впитывал его знания об охоте не волков и тонкости организации больших облав. Он сможет сделать все сам, главное не опускать рук. И даже если Зверь будет возвращаться снова и снова, д`Апше изловит его каждый чертов раз.

В округе тем временем росло всеобщее отчаяние, когда тварь продолжила нападать. Вновь страдали дети и иногда женщины. Но к счастью, нашлись люди, готовые действовать, а не просто заламывать руки. Одним из таких людей оказался Жак Шастель. Он участвовал в облавах де Ботерна и тут же вызвался добровольцем, когда молодой граф объявил о возобновлении охоты на Зверя. Шарль не особенно его жаловал, потому что Шастель был из тех, кто верил в сверхъестественные способности чудовища. Но, с другой стороны, тот был умелым охотником, с большим опытом и чутьем, так что д`Апше не нашел аргументов отказать ему. В конце концов, теперь каждый человек на счету.

Шастель таскал с собой Библию на каждую облаву и читал ее вслух, едва группа останавливалась передохнуть. Шарль вначале думал запретить ему, но когда понял, что эти чтения успокаивали остальных, махнул рукой. На одном таком привале произошло немыслимое. Жак декламировал Псалмы. Остальные парни переговаривались вполголоса, обсуждая клонившийся к вечеру день. Как вдруг из-за кустов большой дугой выпрыгнуло нечто, остановившись прямо перед Шастелем. Словно привлеченный Словом Божьим и одновременно разозленный им, Зверь низко склонился над землей с глухим рыком. Еще секунда, и он просился бы на Жака. Но тот не потерял присутствия духа, отбросив в сторону Библию и схватив ружье. Зверь был застрелен в упор двумя серебряными пулями, отлитыми специально для этой облавы. Никто и двинуться не успел, как все было кончено.

На этот раз Зверь мало походил на волка и в принципе на любое животное, знакомое охотникам. Желто-рыжая шерсть с черными пятнами, вытянутая морда. Он был немного меньше Волка из Шаз, но вызывал не меньший ужас. Новая тварь так же была превращена в чучело. Мастера торопились, как могли, борясь с суеверным страхом перед тушей убитого, но, очевидно, способного воскреснуть монстра. Затем чучело было выставлено на всеобщее обозрение уже почти потерявшим надежду на избавление людям. Мало помалу, народ успокаивался.

Вот только Шарль никак не мог заставить себя радоваться. Облик Зверя и подробности его уничтожения поразили молодого графа. Неужели он правда имел дело с неким фантастическим существом, призванным каким-нибудь ведьмаком покарать Жеводан за грехи? Или это был дух старого д`Апше, как и боялся Шарль, хоть и не желал этого признавать? Вернется ли Зверь в очередной раз?

6. Помощник егеря
Жак Шастель поспешно протискивался сквозь толпу, пытаясь не упустить из виду мужчину с повязкой на левом глазу. Возбужденный люд обступал со всех сторон, каждый хотел подойти ближе к стеклянному коробу с чучелом. Жак же двигался в противоположном направлении, и толпа теснила его со всех сторон. Но мужчина с повязкой, казалось, умел заклинать бушующее море из человеческих тел. Он двигался быстро и будто без труда, то подныривая кому-то под руку, то проскальзывая боком, и продолжал удаляться от Шастеля. Но Жак не сдавался. Чутье охотника подсказывало ему не отступать.

Этот мужчина появился в их местности около пяти лет назад. Поселился в доме егеря, — старого ворчливого Базиля, — помогал тому в работе и больше ни с кем не общался. Даже имени своего не назвал, поэтому Базиль начал звать его Виктором. Трудно сказать, почему старик проникся к скрытному незнакомцу, но в итоге пришелец обрел крышу над головой и возможность заработать на хлеб. Соседи посудачили на этот счет, но быстро успокоились. А вот Жак — нет. Он сразу узнал Виктора, не смотря на то, что тот возмужал, отрастил бороду и потерял один глаз. Отец всегда узнает своего сына. Вот только поговорить по душам, обняться и взаимно покаяться так и не вышло. Виктор упорно не шел на контакт. А его единственные слова, сказанные Шастелю, вонзились в сердце раскаленной спицей. “Твой сын умер много лет назад. В колодце вместе с тем пацаном”. После этого Жак больше не пытался давить на Виктора и держался от него на расстоянии. Однако не упускал из виду.

Вырвавшись из толпы, Жак скользнул за Виктором в переулок. Тот шел быстро, не оглядываясь, но Жак все равно держался на расстоянии, чтобы не обнаружить себя. Так они миновали город и вышли к окружающим деревням и кромке леса по правую руку. Шастель ожидал, что они последуют к домику егеря, но Виктор внезапно повернул в другую сторону, все больше углубляясь в чащу. И вскоре Жак понял, куда они шли. По спине пробежал холодок.

Все пять лет Шастель не упускал Виктора из виду, не смотря на то, что тот не хотел налаживать отношения. Справлялся у Базиля, как дела у его таинственного помощника, не раскрывая карт. Базиль каждый раз нахваливал усердие и смекалку Виктора, а потом неизменно тяжело вздыхал о том, что чувствовал в этом человеке много боли, которая не знала, как найти выход наружу. Сердце Жака в эти моменты болезненно сжималось. Он прекрасно знал природу этой боли. А еще понимал, что сам приложил руку к его душевным шрамам, ведь в свое время не поверил, не защитил. И сам превратил собственного сына в незнакомца. Но в душе теплилась надежда: зачем-то ведь он вернулся в родные края. Может, гордость и не хотела прощать, но что-то внутри Виктора жаждало искупления. По крайней мере, Жак старательно себя в этом убеждал.

А потом появился Зверь.

Жак двигался бесшумно, словно преследовал оленя, способного уловить малейший звук. Любой треск сучка под ногами выдал бы его присутствие. Но Шастель, бывалый охотник, знал, как сливаться с лесом. Внутри его съедал червячок вины — все это было неправильно. Чудовищно. Словно бы вернулись старые времена, и Шастель снова не верил близкому человеку. Подозревал того в жутких вещах, вместо того, чтобы быть на его стороне. Но голос в голове твердил Жаку, что он может быть прав.

Первые подозрения возникли у Шастеля, когда погиб сын Клодетт. У изуродованного тела маленького Батиста собрался, казалось, весь город. И Виктор был в толпе, хотя прежде даже не приближался к соседям. Он жадно смотрел, как Клодетт воет, обнимая мертвого сына и пачкаясь в его крови. Воспоминания об этом взгляде преследовали Жака еще многие недели. Но затем он успокоился и убедил себя, что это ничего не значит.

Однако Виктор продолжил появляться в окружных селениях, где происходили нападения. Он умел не привлекать к себе внимание, так что перепуганные выжившие и убитые горем родные погибших не замечали его присутствия. И снова этот взгляд — жадный, торжествующий. И легкая улыбка, почти скрытая за неухоженной короткой бородой, при виде которой у Жака бежали мурашки. Он отлично знал своего сына. Не было сомнений, Виктор наслаждался происходящим.

Но то, что он увидел сегодня, заставило отбросить все сомнения и начать действовать. Чучело Зверя установили посреди ратуши. Жак давно не видел людей такими воодушевленными. На их лицах читалось облегчение и надежда на то, что все позади. Монстр убит, а значит больше не нужно бояться за жизни своих детей и жен. И только на одном лице Жак увидел… издевку? Презрение? Предвкушение? Словно он знал что-то, чего не знали другие и упивался этим чувством. И Шастель вдруг понял: он больше не может игнорировать свои инстинкты. Он должен выяснить, что скрывает его собственный сын.

Виктор стремительно приближался к охотничьему домику Колдуна. Но вдруг остановился, когда до цели оставалось рукой подать и зашарил в траве у себя под ногами. Со скрипом открылся подземный люк, скрытый мхом и палками. Жак спрятался за стволом широкого дуба, с изумлением наблюдая, как Виктор быстро спустился вниз. Затем люк снова захлопнулся, сливаясь с ландшафтом, и Жак с трудом отыскал его, хотя наблюдал с расстояния не более пятнадцати шагов. Люк был спрятан настолько надежно, что ни одна душа не смогла бы обнаружить его, если бы не знала, что и где искать.

Шастель не стал следовать за Виктором — устроился в укрытии неподалеку и стал ждать. Снова этот проклятый Колдун! Даже с того света умудрялся распускать тлетворное влияние. Жак мысленно вернулся на пятнадцать лет назад, в то время, когда Виктор еще был Антуаном. И в тысячный раз побранил себя за то, что не воспринял серьезно привязанность сына к безумному старику. Антуан был особенным мальчиком. Умным, вдумчивым, любознательным. Не удивительно, что Колдун увидел в нем родственную душу. Жак никогда не верил слухам, ходившим вокруг старого графа, а потому не видел проблемы в том, что сын проводит так много времени в охотничьем домике д`Апше. К тому же, быть приближенным к столь могущественному в их местности человеку могло благотворно сказаться на судьбе Антуана.

Однако убийство маленького Жиля настолько потрясло Шастеля, что он засомневался. Могло ли случиться так, что старый граф действительно отступил от веры и склонил Антуана к темной стороне? Может, слухи были правдивы? Как иначе объяснить произошедшее? Жак внезапно ощутил жгучий гнев. Если Антуан действительно виновен, он не будет его выгораживать. Каждый сам пожинает плоды своих поступков. В конце концов, он не воспитывал детоубийцу.

А ведь Жаку стоило остановиться и подумать холодной головой. Клодетт рассказывала весьма странную историю, полную несостыковок. Но тот факт, что Антуан действительно в ту ночь не был дома, убедил разъяренных соседей в виновности парня. К тому же, Клодетт — эта безбожная чертовка — умело науськивала, так что даже уверенность отца в своем ребенке поколебалась. Этого Шастель не простит себе никогда.

Виктор покинул подземелье, когда солнце скрылось за горизонтом. Он поднялся на поверхность, убедился, что люк надежно замаскирован и ушел в сторону домика егеря. Жак притих в траве, провожая его взглядом. Внутри металось желание бросить глупые выслеживания и больше не лезть в искромсанную душу Виктора. Какие бы ни были у того секреты, Шастель давным давно потерял право знать их. Однако перед взором снова возникла Клодет, рыдающая над телом сына. А затем Мари-Жанна на похоронах ее сестры Адель. А вслед за ними еще десятки безутешных людей. Разве они не заслуживали знать правду? А в том, что к этой правде как-то причастен Виктор, Шастель почти не сомневался.

Жак заставил себя подняться из укрытия и подойти к люку. Он осторожно разгреб наброшенные сверху ветки и дернул ручку вверх. Открылась голодная пасть темноты. Мужчина в растерянности остановился, не зная, как поступить. У него не было с собой ничего, что могло бы создать источник света. Но ведь каким-то образом Виктор ориентировался в этой тьме? Жак оставил люк открытым и ступил на шаткую деревянную лестницу. Двенадцать ступенек вниз. Затем зашарил по стенам слева и справа и нашел фонарь со свечой внутри и огниво. Зажегшийся тусклый свет едва рассеивал мрак. Шастель осторожно направился по длинному тоннелю, уходящему к охотничьему домику, крепко держа фонарь в руке, словно он мог защитить его от неведомого зла, поджидающего во тьме.

В тоннеле было сыро и душно. Шастель боялся, что свечи не хватит на обратный путь, поэтому решил, что в этот раз не пойдет далеко. Просто посмотрит, куда ведет проход. Вскоре он понял, что оказался в более просторном помещении. Стены расступились, потолок подпрыгнул. Жак снова на удачу оглядел стены и к своей радости обнаружил смоляной факел. Эта находка полностью меняла ситуацию.

Сначала Жак предполагал, что старый граф по каким-то причинам вырыл подземный ход до охотничьего домика. Но чем больше углублялся, тем больше понимал, что речь идет о целой системе ходов и комнат, большинство из которых казались заброшенными. Но затем Жак уловил в спертом воздухе запах… животных? Это казалось немыслимым, но чтобы проверить догадку, Шастель направился в сторону запаха. И вышел к самой просторной комнате из всех, что нашел.

Но едва мужчина вошел, как услышал возню и скулеж. Вдоль стен здесь тянулись большие клетки, а внутри кто-то метался, словно упрашивая отпустить. Жак пригляделся. В первой клетке обнаружились два волка, очевидно запуганных и скалящихся от страха. Дальше были лисы и обычные домашние псы, испуганно жавшиеся к стенам и звери, которых Шастель никогда прежде не видел. Они напоминали Зверя своим окрасом и формой морды, но были намного меньше и издавали странные звуки. Словно насмехались над незванным гостем. И только жильцы последних двух клеток не выражали беспокойства. Свет от факела выхватил огромные туши с желто-рыжей шерстью и черными пятнами на боках. И полные ярости желтые глаза, смотревшие на Жака с плотоядным интересом. Это был Зверь. Два Зверя.

Шастель едва не выронил факел, когда твари бросились в его сторону и чуть не перевернули свои клетки. Он бросился прочь. Кровь застучала в висках, сердце забилось в горле, Жака накрыла самая лютая паника в его жизни. Он бежал из помещения в помещение, торопясь к выходу. И вскоре осознал, что заблудился.

7. Серебряная пуля
Виктор остановился на небольшой поляне, устроился на стволе поваленного дерева и закурил трубку. Нужно немного выждать, дать время Жаку убедиться, что путь открыт. Виктор медленно считал до пятиста, выпускал вверх облачка дыма и наблюдал, как оранжевые лучи закатного солнца таяли на темном небе. Сегодня должно все закончиться. И одновременно с этим начаться заново.

Он давно понял, что Жак что-то заподозрил. Где бы Виктор не оказался, тот смотрел за каждым его движением. Навязывался со своей помощью, пытался восстановить отношения. Но что тут можно восстановить, когда годы назад Шастель сам бросил его в момент, когда Виктор — тогда еще Антуан — нуждался в защите отца больше, чем когда-либо прежде. Что мог сделать шестнадцатилетний мальчишка против целого города разъяренных ублюдков, которым нужен был козел отпущения, а не правда? Только бежать со всех ног, собирая по пути осколки собственного разбитого сердца. И утешаться мыслями о мести.

Антуан всегда был чужим среди своих. В детстве над ним посмеивались другие ребята за то, что он мог часами наблюдать за муравьями, почти не меняя позы, а взрослые качали головами и шептались между собой. Юродивый, говорили они. Ничего путного из него не вырастет. Антуан же не понимал, чего именно от него хотели и просто жил, как умел. Бежал не к друзьям, а в лес, как только удавалось вырваться из строгих рук матери. И любая, даже самая маленькая букашка казалась ему интересней, чем глупые игры с другими детьми. Которые только и могли, что дразниться, а потом с визгам разбегаться, когда Антуан отлавливал жабу или крысу, чтобы вскрыть ей живот собственным перочинным ножом. Не забавы ради, а чтобы знать, как божьи твари устроены внутри. Более чуткие соседи успокаивали мать, мол, подрастет и поумнеет. Но с годами интерес Антуана к окружающему миру только рос, все больше отдаляя его от людей с их простыми житейскими проблемами и радостями, которых мальчик искренне не понимал. Единственный человек, к которому его тянуло, была Клодетт, дочка соседей. Но и с ней Антуан не мог поговорить о том, что его волновало. Именно тогда в его жизнь и вошел Колдун.

Антуану к тому моменту исполнилось четырнадцать лет. Он с удовольствием ходил на охоту с Шастелем старшим, уже умел мастерски освежевывать туши убитых животных и собирал собственные ловушки, которые почти не давали осечек. Именно ловушки и привлекли внимание графа д`Апше, когда тот наткнулся на них в своих владениях. Разыскать юного мастера, который уже успел создать себе имя, не составило труда. Родители Антуана пришли в ужас, когда узнали, что сын проводил свои изыскания на графских землях и согласились со всеми условиями, лишь бы избежать наказания. А условия были просты: мальчик должен поступить в услужение к старому д`Апше и использовать свои изобретения только на благо нового хозяина. Антуан вначале был вне себя от гнева — родители не защитили его! Отдали Колдуну, как бесполезный мусор, лишь бы прикрыть свои задницы! Однако мальчик быстро убедился, что получил тот самый подарок от судьбы, о котором молился перед сном.

Как оказалось, никаким колдуном старый граф не был. Он был таким же искателем, как Антуан, с пытливым умом и безжалостным сердцем, без которого, как мальчик уже знал, невозможно совершать настоящие открытия. Если бы Антуан жалел тех самых жаб, крыс и кошек, то никогда бы не удовлетворил жажду знаний, который, словно зуд под кожей, никогда не оставлял его. Но без учителя Антуан словно уперся макушкой в невидимый потолок и не знал, куда ему двигаться, как расширять свои знания. Граф и стал для него долгожданным учителем. Он с удовольствием делился с Антуаном собственным находками, научил читать и писать, чтобы пользоваться графскими дневниками и другими записями, а потом посвятил ученика в собственные эксперименты. Которые для кого-то могли показаться чудовищными, но Антуана они привели в восторг.

Граф был одержим идеей создания идеального стража. Умного, сильного, беспощадного к чужим и покорного к хозяину. Зачем именно он был нужен д`Апше, Антуан не особенно понимал, но это было не особенно важно. Применения Зверю масса: от охраны стад от диких животных до защиты от разбойников. С таким живым оружием владения графа стали бы неприступны, да и весь Жеводан начал бы процветать. Особенно когда другие регионы — да что там, сам король! — узнали бы о Звере и захотели получить себе несколько. д`Апше часто пускался в рассуждения и мечты о том, как изменится жизнь обычного человека с приходом Зверя и как укоренится власть господ. Порой эти мечты были не слишком реалистичными, но Антуан всегда слушал с почтением, понимая, что все эти странные фантазии придавали учителю сил не бросать поиски. Что же касалось самого Антуана, то он стремился к успеху только потому, что зуд под кожей мучил его с новой силой, едва он впервые услышал о Звере.

Граф посвятил Антуана в тонкости дрессировки и скрещивания видов. В основном в качестве “первоначального материала” использовались собаки и волки, иногда лисы. Но всего этого оказалось недостаточно, результат был несовершенен, и время от времени граф впадал в меланхолию, перемежающуюся с приступами агрессии, которые укротить мог только Антуан. И, мало помалу, деревенский парнишка возымел над старым графом почти безграничную власть, поменявшись со своим учителем местами. Теперь Антуан был сердцем всех их общих изысканий. И если бы не случилось следующих событий, они бы обязательно пришли к успеху.

Все началось с Клодетт. Боже, как же Антуан, этот глупый осел, любил ее! С самого детства ходил за ней по пятам, таскал цветы и побрякушки, какие она бы ни захотела, прикрывал перед родителями, защищал перед соседями и верил каждому ее лживому слову, сколько бы она ни вытирала о него ноги. Виктор вспоминал этого влюбленного дурака, каким когда-то был, и удивлялся его слепоте. Клодетт никогда не любила Антуана. Даже как брата. Она пользовалась им, как и любым другим простофилей, какой бы ни попался на пути. И в этом трудно ее винить — Клодетт росла в непростой семье, с пьяницей-отцом и вздорной матерью, любящей поколачивать своих детей. Клодетт с ранних лет приходилось самой заботиться о себе. Поэтому Антуан ее жалел и верил, что свет в ее душе возьмет верх над тьмой. Но этого не случилось. Тьма в душе этой девушки была столь же безгранична, как и ее красота.

Антуану пришлось бежать. Бросить дом, графа и их общее дело. Лишиться всего. Следующие десять лет он мотался по миру, как пожелтевший дубовый лист, гонимый ветром. Побывал даже в Африке и несколько лет жил в маленьком племени в глубине Черного континента. Где и нашел ответ, который они с графом так долго искали. Эти твари были умны и беспощадны. Охотились стаями, порой беря верх над сильными противниками, превосходящими по размеру и мощи. А их дьявольский “смех” надолго западал в памяти, стоило только услышать его в первый раз. К тому же, они не походили ни на одно животное, водившееся во Франции. А значит, Зверь получится особенно устрашающим, как они с учителем и хотели. Твари назывались гиенами.

Антуан тайно вернулся домой после долгих лет странствий, привезя с собой трех гиен. Он надеялся впечатлить учителя и побудить вернуться к цели, но узнал, что старый граф не дождался его каких-то шесть месяцев. Это стало новым ударом, окончательно сформировав в голове план. Жеводан отобрал у него все. Теперь настал черед Антуана.

Став Виктором, он остался неузнанным для бывших соседей и близких. Мать давно умерла, братья обзавелись семьями, им не было дело до хмурого незнакомца. Только отец узнал в нем родные черты. Но это было неважно. Виктор отыскал вход в подземную лабораторию старого д`Апше, расположил там привезенных с Черного континента троих гиен и принялся за дело. Дальше последовало два года упорного труда, дрессировок и бессонных ночей, по итогу подарившие ему нескольких щенков, максимально приближенных к тому, каким результат видел почивший граф. Зверь наконец-то родился и имел аж шесть теней. Оставшись довольным плодами своих рук, Виктор выпустил самого сильного на волю.

Первой жертвой должна была стать Клодетт. Но эта подлая сука умудрилась понести от кого-то из своих любовников, и ребенок, в отличие от всех остальных, даже смог выжить и вырасти в красивого, как его мать, мальчика. Зверь растерзал его, как кролика, и Виктор смог упиться воплями и болью безутешной матери. Поначалу это привело его в восторг. Старая рана в груди от предательства и несправедливости наконец очистилась от застарелого гноя, дышать стало легче. Но эффект продлился недолго. К тому же, Клодетт не единственная, кто виноват в страданиях Виктора. И раз этот край отобрал у него самое дорогое, то и он сделает то же самое. Именно поэтому Зверь был натаскан нападать преимущественно на детей.

Вскоре Жеводан погрузился в хаос. Люди боялись сделать лишний шаг, не отпускали детей далеко от дома, всюду ходили группами. Но и это не спасало. Виктор был доволен своими созданиями, они выполняли работу в полной мере. Не считая Мари-Жанны, которая смертельно ранила одного из монстров, все шло, как надо. Потом пошли облавы, охотники сменяли друг друга, прочесывая леса вдоль и поперек. Но Зверь всегда возвращался в подземелье, где мог безопасно выждать, получить еду и воду, чтобы вернуться с новыми силами, утирая нос выскочкам, вроде де Ботерна. Тому на короткий миг улыбнулась удача, что привело Виктора в ярость. Однако планы это не попортило. Всего Виктор потерял четверых монстров, попавшихся на облавах и раненых в нападениях. Но и это не имело значение, пока в подземелье ждали своего часа остальные тени Зверя. Игра еще не окончена.

Виктор наконец поднялся со своего места и неспеша отправился обратно к люку. На лес понемногу опускалась тьма, тропинки петляли между стволами деревьев, растворяясь в сумерках. Но Виктор мог ориентировался в здешних местах не хуже диких животных. И казалось, даже с закрытыми глазами мог отыскать путь до подземелья. Люк оказался открытым, что доказывало присутствие постороннего. Виктор довольно ухмыльнулся и спустился вниз. До помещения с клетками пришлось добираться на ощупь, а там, мигая тусклым светом, догорал фонарь. Виктор оглядел клетки, убеждаясь, что его деток никто не трогал и отправился искать Жака — чутье подсказывало, что тот все еще был здесь. И вскоре увидел впереди отсвет от факела.

Они встретились в длинном коридоре, ведущему прямо к подполу охотничьего домика. Взглянули друг другу в глаза. Плечи Шастеля опустились, он явно не был готов к этой встречи. Попытался заговорить с сыном, еще раз объясниться, но Виктору были не нужны эти соплежуйства. Все важные слова, которые он когда-то ждал, растаяли в омуте последних пятнадцати лет. Теперь ничего уже не искупить и не поправить. Виктор слушал сбивчивые объяснения Жака, медленно подходя все ближе, а когда до него оставалось всего пара шагов, отшвырнул фонарь и бросился на отца, сдавливая его шею в цепких пальцах. Завязалась драка. Шастель старший был крепким мужчиной, вот только Виктор моложе и злее. Он повалил старика на каменный пол и уже готов был отобрать у него жизнь, как Жак внезапно дотянулся до потухшего фонаря. Дальше последовало два удара в висок, на лицо и грудь Шастеля старшего потекла горячая кровь. И Виктор внезапно ослабил хватку, схватившись за голову. Этого хватило чтобы нащупать один из крупных осколков от фонаря и не глядя совершить еще несколько ударов. После которых Виктор затих навсегда.

Эпилог: последняя жертва?
Жак вернулся в подземелье на следующее утро уже с ружьем. Он методично застрелил каждую копию Зверя, выпустив на волю остальных животных. Тело Виктора похоронил недалеко от люка в безымянной могиле без креста. И вернулся домой грязный, уставший и опустошенный. Соседи все еще возбужденно обсуждали чучело Зверя, стоявшее на городской ратуше. На следующее утро оно будет переправлено в соседний город. Восторг и облегчение витало в воздухе, звучал детский смех и женское пение за работой. Жак сел на пороге дома, впитывая в себя эту атмосферу. Мир очистился от зла и даже не подозревал, каким образом и благодаря кому. Но Жак уже знал, что никому никогда не расскажет, что случилось в том подземелье. Главное, что Зверь был мертв. На этот раз так точно.

Жак тяжело поднялся на ноги и вошел внутрь, закрыв за собой дверь. Там было темно из-за закрытых ставен и прохладно. Дом был тих и пуст, резонируя с пустотой в душе Жака. Он вдруг поймал себя на странной мысли: а что теперь? Пятнадцать лет его мысли занимал Виктор, а вслед за ним и Зверь. Пора было отпустить эту историю и жить дальше. Работать, растить внуков, учить их охотиться, как он когда-то учил этому сыновей. И, мало помалу, его мир снова наполнится надеждой и светом. А червоточина вины закроется добрыми делами. По крайней мере, Жак очень хотел в это верить.

Но внутри него все еще говорила совесть, которой было все равно, настолько совершенный им грех оказался оправдан. А еще был Бог, живущий в небесных чертогах, который видел, как Жак поднял руку на собственного ребенка. Зло невозможно оправдать, даже если оно совершенно вынужденно. И уже сейчас Жак знал, что никогда не простит ни Бога, допустившего его преступление, ни себя самого. Вопрос “Как теперь жить?” звучал в голове набатом. Тишина в доме звенела пустотой.
#Марион_Элвик@diewelle0