Призрак

В императорских покоях душный полумрак. Каминные часы застыли, глухо отбив полночь, превратив время в вязкую, тягучую субстанцию. Александр на кровати мечется, вскрикивает и просыпается. Тьма в комнате становится гуще, лезет из-под двери, из каждого угла, норовит скользкой змеей залезть в душу, в самое её нутро.
А, может быть, тьма — это и есть воплощение его души?
Ровно двадцать лет назад, в ночь с одиннадцатое на двенадцатое марта тысяча восемьсот первого года, был убит император Павел. И виновен в этом он — Александр.
Иуда Искариот, Брут — вот достойные ему имена! Предатель. Отцеубийца.
Каждый год он просыпается ровно в полночь от стука каминных часов, в панике садится на постели, пытаясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце. Беспокойно ходит по комнате несколько минут, успокаивается и снова проваливается в сон. Но сегодня Александру не спится. Тени вокруг его кровати обросли вязкой бахромой-паутиной, тяжелый воздух сдавил лёгкие.
За дверью слышится слабое могильное завывание. Александр быстро крестится, пальцы его дрожат. Передергивает плечами от холода, встаёт, трясущимися руками натягивает мундир и выходит из комнаты.
Пустынные коридоры дворца погружены во мрак. Тишина наваливается мертвым грузом и давит, давит на Александра. Кажется, что за каждой колонной, за каждой портьерой притаилось нечто.
Глаза Александра постепенно привыкают к ночной тьме. Он готов убежать отсюда, но ноги будто вросли в пол. Завывание повторяется.
Александр в ужасе оборачивается, но ничего не видит. В самом конце темного коридора появляется слабое свечение. Александр прячется за ближайшую колонну, до боли сжимает побелевшие от холода пальцы.
Призрак Павла медленно выплывает по коридору. Он страшен: левый глаз вытек, в проломленной голове зияют глубокие раны от шпаги, все лицо в синяках и кровоподтеках. В руке призрака золотая табакерка Платона Зубова.
«Не я ли говорил при восшествии на престол, что батюшка смерть от апоплексического удара приняли? Какая ужасная, страшная ложь... Но на то моей воли не было. Если бы не согласился стать императором, оказался бы на его месте», — проносится в голове Александра.
Совсем рядом трескучий, завывающий голос прерывает его мысли: «Теперь не убежишь, теперь не спрячешься... Повинен смерти». И бесы вокруг него заливаются в диком хохоте: «Смерть предателю!», «Теперь не убежишь!». Александр поворачивается и видит искривленное лицо отца с выбитым, подернутым кровью глазом. Павел улыбается, и улыбка его безумна. Замахивается табакеркой: «Теперь за все ответишь...».
Александр сжимается от страха и... просыпается в собственной постели. Каминные часы бьют полночь. Александр вскакивает, надевает мундир и выбегает в коридор.
Пустынные залы дворца погружены во мрак. Тишина ударяет в уши набатом, портьеры шевелятся от холодного мартовского ветра, бьющего из открытого окна. Александр подходит ближе, выглядывает наружу.
Тьма смотрит на него выбитым глазом его отца. Павел, скалясь и улюлюкая, залетает во дворец, кружит над потолком. Тело его теперь напоминает змею, а изуродованное, искривленное лицо хохочет в исступлении.
Александр застывает, прирастает к полу, не в силах пошевелиться. Он не может отвести глаз от змеи с лицом отца. Павел летает по комнате и воет, прерываясь на удушливый хриплый смех-кашель: «У меня теперь нет тела, и шеи тоже нет».
Александр вспоминает, что офицерский шарф масона Скарятина однажды сделал свое кровавое дело, а сборище бывших фаворитов его бабки не оставили на теле Павла живого места. Призрак подлетает к Александру и выкрикивает насмешливым безумным шепотом: «Думаешь, в следующий раз проснёшься?». Разрывается громким пугающим хохотом.
Александр жмурит глаза и открывает их уже в своей комнате.
Каминные часы бьют час ночи — время убийства Павла.
«Цикл. Замкнутый круг, из которого мне уже не выбраться...».
Александр успокаивает сердце, встаёт с постели, надевает мундир, берет свечу и выходит из комнаты. На карауле дежурят два сонных гвардейца. Один из них незаметно поднимает бровь при виде императора, но тут же её опускает.
Александр, не рискуя подходить к окну и вообще бродить по ночному дворцу, возвращается к себе, твёрдо решив завтра назначить встречу с Аракчеевым. И Голицыным.
Утром Александр мерит нервными шагами приёмную, что располагается окнами к Адмиралтейству, и ожидает. Спустя некоторое время появляется Голицын.
— Здравствуй, друг мой, ну проходи, садись, — Александр указывает ему на кресло подле себя. Обменявшись любезностями с министром просвещения, император выговаривает: — Спал я сегодня очень дурно, Александр Николаич.
— Покойный батюшка приходили?
— Да, всё то же. Каждый год вижу один и тот же сон. Бывает, что по нескольку раз за ночь. И с каждым разом чувство всё мучительнее, — Александр встаёт с кресла, подходит к окну. — Я ведь уже давно в Михайловском не был, там, где его убили... Совесть меня замучила.
Голицын, обдумывая сказанное императором, задумчиво произносит:
— Встретиться лицом к лицу вам с батюшкой нужно, государь. Столоверчением заняться не хотите, как прежде? — Александр замирает.
— Страшно мне, Александр Николаич.
Голицын продолжает:
— И Михайловский посетить можно, на все воля ваша.
— Позже, — отрезает император и ещё раз спешно обходит кабинет. Наконец, решившись, произносит: — На счет спиритического сеанса... Хорошо, я согласен.
— Тогда сегодня вечером у баронессы Крюденер. — Голицын покидает кабинет.
Александр целый день не может разложить ворох мыслей по полочкам, коря себя за излишнюю чувствительность. Он даже не в состоянии спокойно заниматься государственными делами: бумаги все время норовят выскользнуть из рук, а томик сочинений Вольтера — напротив — красноречиво намекает на повторное прочтение трагедии «Брут». Наконец, наступает вечер. В кабинет Александра заявляется Голицын в дорожном плаще.
— Пора, государь, едем.
Они выходят из дворца и садятся в карету. Баронесса Амалия фон Крюденер жила в окрестностях Петербурга на даче у Анны Сергеевны Голицыной и отличалась странным характером. Склад ума у неё был мужской, а количество страниц религиозных книг, которые она прочитывала запоем, исчислялось, по меньшей мере, сотнями.
Анна Сергеевна, впрочем, была дамой такой же экзальтированной, как и баронесса. Её мистически настроенная душа жаждала встреч с непостижимым, таинственным, но не настолько, чтобы напрочь забыть о собственных целях. Особенно, если это касалось императора.
Теперь в просторной тёмной комнате дачи Голицыной сидит человек десять, среди них и граф Остерман-Толстой — любимец Александра. Баронесса, готовая исполнить роль медиума, расставляет на столе горящие свечи и перевернутое блюдце. Александр вслед за остальными кладёт руку на тарелку.
После зловещего «Приди, бесплотный дух» и смыкания рук в плотное кольцо сначала ничего не происходит, но вскоре начинает слышаться знакомое могильное завывание. В окно врывается холодный мартовский ветер, гаснут одна за другой свечи на столе. Не обращая внимания на происходящее, баронесса подаёт голос:
— Вы здесь, Павел Петрович?
Помощники Крюденер, затаившись за высокими плотными шторами и под столом, не успевают отыграть спектакль. Их тела пронзает могильный холод. Хрипящий вой покойного императора усиливается. Баронесса, поежившись, шепчет Александру:
— Говорите, Ваше Величество!..
Александр сглатывает ком, застрявший в горле:
— Отец, это вы? Вы пришли... — В зеркале, стоящем возле стола, проступает изуродованное лицо Павла. Сердце Александра бешено стучит: — Отец, я виноват в вашей кончине. Если бы это было возможно — вам простить меня...
Павел безучастно упирается мертвым взглядом в Александра и тихим змеиным шепотом шипит:
— Смерть — лучшее искупление...
Призрак исчезает. Баронесса вскакивает, чтобы закрыть окно, развеять серый дым от свечей. Все постепенно отходят от состояния транса. Голицын, бледный, сжимает руку Александра.
— Мне нужно поговорить с Аракчеевым, — мёртвыми губами произносит император.
— Конечно, государь, — успокаивает его Голицын.
Ближе к утру приезжает граф Аракчеев.
— Кара небесная настигла меня, Алексей Андреевич. Пришёл мой конец. Видел покойника я, отца моего. Грех искупить можно только ценой моей крови.
— Совсем запудрили вам голову, государь, эта баронесса Крюденер со своей мистикой. С кем связываетесь... И зачем вы к ним постоянно ездите? — хмурится Аракчеев.
— Грешен я, Алексей Андреич. Отцеубийство, не мной завоеванная слава в войне двенадцатого года, эгоизм, гордыня... Многого не перечесть. Ненавистен себе я еще и потому, что не верил в бога большую часть своей жизни. Существование моё теперь как призрак, бесплотный и бестелесный, и все бывшие заслуги мои теряют смысл перед мерзостями и низостями, которые я совершил. — Александр смотрит в огонь камина, разведенный прислугой хозяев гостеприимной голицынской дачи, и взгляд его полон отрешённости. — Бросить всё, уйти — моя давняя мечта. Но суждено ли ей сбыться? В последнее время я чувствую себя нездоровым. И кажется, что нездоровье это душевное.
Аракчеев хмуро смотрит в огонь и молчит, думая о том, что сфинксу не пристало раскрывать ни перед кем свои карты, но что делать, если наболело? Смертоносное существо, несущее людям гибель через удушение.
Так думали древние греки.
Однако некоторые сфинксы не лишены человеческих чувств.
Даже тогда, когда они императоры.
#МаринаБулавкина