ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

(начало)
ВОДА ПРОСТАЯ, ЖИВАЯ,
МЕРТВАЯ И СОЛЕНАЯ
Глава 1.
(Нежданное, и негаданное).
1.
Василиса, практически шла за призрачным светом наощупь.
«Скорее бы уже, дойти до ручья, - думала она. – Там бы я всё это светопреставление и переждала. А так-то посреди дороги, и вообще невесть где, глупо стоять и ждать не пойми чего?»
Но ручья всё не было и не было. А потому Василиса осторожно шла и шла вперед.
Через какое-то время она заметила, что туман заметно начал редеть. Видимость увеличилась метров до пяти, но была так же односторонняя, только впереди – слева, справа и позади, был по-прежнему непроглядный мрак.
«Словно, кто-то меня в какую-то ловушку загоняет», - подумалось ей. Но останавливаться она не стала, а даже наоборот прибавила шагу. Но ручья, всё не было и не было.
И вдруг перед взором Василисы, словно занавес поднялся – туман неожиданно уплыл вверх. Всё стало ярко и резко до боли в глазах. От неожиданности Василиса инстинктивно зажмурилась. Не более минуты она стояла решаясь поднять веки. И тут услышала какой-то шум. Он не испугал её, и не насторожил. Он был ей хорошо знаком - что-то приятное напоминал он ей.
Василиса открыла глаза: перед ней шумело море! Синее и бескрайнее. Ласковая волна прибоя нежно набегала на берег и тихо отступала от него, оставляя на берегу белую пену.
Справа, на берегу, на высокой скале высился, замок.
В сознании её на мгновение сверкнули Хрустальные горы, над которыми висела багровая мгла. Сверкнули и исчезли.
«Не дошла?» - подумала Василиса.
Куда не дошла она не ведала, но точно знала, что это не то место, где она должна была появиться, куда должен был привести её светящийся в тумане путь.
2.
В избушке было необычно тихо. Мерно и тревожно стучали настенные часы. Кукушка, закрыв створки окна, подглядывала в щель ставней.
Яга стояла посреди избы, как мертвая, казалось, что даже не дышала.
Звери и леший с берегинями оставались на своих местах. Они терпеливо ждали, когда Яга придет в себя.
Наконец Яга глубоко и шумно вздохнула и открыла глаза.
- Спасибо тебе Морок сын Мораны, - неизвестно кому сказала она. В проеме окна на секунду мелькнула чья-то тень и исчезла.
Яга осмотрелась кругом, внимательно останавливая взгляд на каждом из присутствующих, словно пересчитывая их. Наконец взгляд её замер на лисе, лежавшей у её ног и она просила:
- А Василиса где?
Присутствующие ей ничего не ответили, только тревожно переглянулись между собой.
- Так тут должна быть, - то ли спросила, то ли утвердила лиса. – Когда она нас выгнала, Василиса с вами осталась.
- Вы что, не видели, как Василиса из избушки вышла?
- Нет, - за всех ответил леший. – После нас из избушки никто не выходил.
Все одновременно кивнули, подтверждая сказанное им.
Яга закрыла глаза, задумчиво покачала головой.
- Прокараулили, значит…
- Не могли мы прокараулить, бабушка, - сказала робкая берегиня.
- Да, - поддержала её бойкая. – Неотрывно на дверь смотрели, ждали, когда ты нас в дом позовешь.
- А как Морана ушла, видели?
- Нет, - сказала лиса и серьезно спросила. – И что теперь?
- Ой, не знаю, милые мои, - опустив голову, тихо произнесла Яга. – Ой, не знаю, не ведаю.
Она сняла фартук Василисы со стула, на который та, уходя, его бросила, сунула его под нос Бесхвостому волку. – На, нюхай, нюхай! По следу Василису сможешь пойти?
Тот на секунду замер и заметался по избе. Лиса тоже уткнулась носом в фартук, чихнула и пошла к двери. Бесхвостый, однако, опередил её, и первым выскочил на крыльцо. Внимательно обнюхивая каждую ступеньку, спустился во двор, тихо пошёл по тропе, ведущей со двора к ручью. Не доходя до леса остановился, завертел носом, нюхая и тропу и воздух.
- Всё! - наконец сказал он. – Дальше она не ходила. И вообще никуда не ходила. Исчезла…
- Нюхай лучше, - погладил его по голове леший. – Нюхай. Как такое может быть, чтоб исчезла?
Шедшая следом за волком лиса, остановилась на том же месте, что и Бесхвостый:
- Оказывается, может, - подтвердила она слова волка. – Исчезла, словно испарилась…
3.
Василиса услышала за спиной робкий шёпот. Она резко обернулась – перед ней стояла небольшая толпа народа. Когда Василиса к ним обернулась, шёпот мгновенно стих и люди отпрянули под её взглядом на шаг.
Обе стороны замерли в неизвестном ожидании следующих действий.
Василиса не шевелясь, стояла, готовая ко всему. К чему надо быть готовой ей даже на ум не приходило - она ждала и рассматривала стоящих против неё людей.
Народ, стоящий перед ней, был низкорослый, загорелый и, как показалось с первого взгляда не очень чистый. В смысле внешней чистоты. Одеты они были почти, что в лохмотья, и, как показалось ей, даже в одежду из необработанного растительного происхождения.
«Просто папуасы, какие-то», - подумала ей.
Молчанье обеих сторон затягивалось. Чтобы как-то разрядить обстановку, Василиса вскинула голову, резко встряхнула ею и прекрасные её русые волосы, доселе туго заплетенные и аккуратно уложенные, непостижимым образом вдруг расплелись и расплескались по плечам её, стекая чуть ли не ниже пояса.
Толпа, как показалась ей, восхищенно ахнула. И Василиса услышала возгласы на неизвестном ей языке, но неожиданным образом ей понятном:
- Это она!
- Она пришла!
- Мы её дождались!
Толпа кинулась к ней и, не успела Василиса что-то понять и сообразить, что ей делать, как десяток рук, подхватил её подняли над толпой и понесли куда-то в сторону от моря.
Все бежали в гору высокого берега, а потом под гору, улюлюкая и приплясывая.
Василиса не могла сопротивляться. В голове её мелькали картины, разных обрядов первобытных народов. Почему-то чаще всего всплывали в мозгу два обряда: свадебный обряд и обряд жертвоприношения. И Василиса, честно признавалась себе, что была не уверена в том, какой из этих обрядов она бы сейчас предпочла?
Впереди замелькала редкая поросль, проплешины воды и редкие островки зелени.
Это было болото, раскинувшееся за морским берегом с таким же необъятным простором, как и море.
«Болото»! – с испугом сказала себе Василиса. – А эти люди, болотные люди. Потому они такие грязные и оборванные. Сейчас они меня бросят в это болото, в жертву своему какому-нибудь болотному духу, чтобы задобрить его».
Но, добежав до болота, болотные люди, не бросили Василису в его, а так же на руках понесли, чуть сбавив скорость бега, по одним им ведомым тропам топкой зыби. Зыбь качала их, как зеленая волна, но люди смело шли по ней, практически не останавливаясь, чтобы оглядеться, в поисках более надежного пути.
Из происходящего Василиса поняла, что топить её не собираются. По крайней мере, пока.
Ещё она приметила, что болотина становилась все менее зыбкой. И вот, она почувствовала, что несущие её люди достигли твердой поверхности. Они бежали по земле. Более того, дорога (а это была уже не тропа, а неширокая, но дорога), стала подниматься в гору. И, когда, они вынесли Василису, наверх этой долгой горы, перед её взглядом открылся город. Нет, скорее большое селение. Часть этого селения была выстроена из дерева, часть его составляли землянки, крытые дерном. Всё это деревянно-земляное поселение ютилось вокруг каменной скалы. Издали её можно была принять за невысокий замок.
По мере того, как ликующая процессия с Василисой на руках, приближалась к скале, выкрики становились более членораздельными. Улюлюканье из них практически исчезло. Бег перешёл на твердый размеренный шаг. Василиса отчетливо разбирала, что скандирует толпа. Она удивлялась сама себе – откуда ей известен этот чужой язык? Но это было так, и этого нельзя было отрицать.
А толпа, приближаясь к камню, практически повторяла один и тот же рефрен: И вот она с нами!
Мы долго её ждали!
Годы сменяли друг друга,
Как дракон сменяет шкуру.
Века проходили,
А её всё не было!
И вот она с нами!
Кончается век твой, дракон!
Вчера ты шкуру сменил
В последний раз!
Теперь она с нами.
Процессия остановилась перед скалой. А вернее большой хижиной пристроенной впритык к этой скале. Хижина была добротная, сложенная из крепких бревен. Пока шли по болоту и тут на горе, Василиса таких деревьев не видела. Значит, их доставили сюда из какого-то другого места, где они растут.
«Почему же эти люди живут здесь, а не там, где произрастают эти большие, здоровые деревья?» - думала она. И сделала простой вывод: - Значит, тому есть причины».
Люди, принёсшие Василису к хижине у скалы, аккуратно опустили её наземь.
4.
Василиса твердо встала на ноги, оправила на себе свой наряд – платье, широкие рукава. Особенно поправила их, приводя в порядок, готовясь, если понадобится к защите. Заодно проверила на месте ли её обереги, не растеряла ли она их, пока её несли по тряской дороге. Всё было на месте. После чего она осмотрелась вокруг, гордо подняв голову и опять встряхнув своими прекрасными волосами. Ей казалось, что именно её волосы имеют на окружающих какое-то непонятное влияние.
Мужчины, несшие Василису, вставшие полукругом за ней, молча смотрели на неё.
Из хижин поселения, потянулись к ним люди. Шли молча и также молчаливой толпой останавливались за отделяющим их от Василисы полукругом. Были среди них и женщины. Василиса с интересом присматривалась к ним. Были они все невысоки, но при этом очень изящны. Молодые были просто куколки, пропорционально сложены – тонкие талии, длинные ноги. Они с нескрываемым интересом рассматривали Василису. Во взглядах их чувствовалась заинтересованность происходящим и надежда не знамо на что. Среди пожилых женщин не было толстух – эти смотрели на Василису внимательно, но без видимой радости, в отличие от молодых. Волосы у всех женщин были короткие, не длиннее, чем у мужчин, неровно стриженые. У молодых поаккуратнее, у пожилых с некоторой безнадежной небрежностью. Не смотря на все это, они были по-своему очень милы.
«Но почему же они все такие чумазые? – думала Василиса. – Особенно молодые».
Когда, казалось, всё селение собралось перед скалой, невысокие двери хижины отворились и из них, низко склонясь, вышла древняя старуха. Василиса сразу поняла, что она именно древняя и тут главная. А ещё, в отличии от других она была чисто умыта, а седые её волосы не были коротко стрижены. Выйдя из низкой двери, она распрямилась, и, едва глянув на Василису, тут же упала на колени, склонив перед ней седую голову.
И весь пришедший к хижине народ – и мужчины и женщины – вслед за старухой, бухнулись на колени и опять стали скандировать, как заведенные, рефрен о драконе, его шкуре, о прошедших годах и о ком-то, кто теперь с ними.
Что теперь с ними она, Василиса поняла сразу. Но кто они, те, кто её ждал все эти годы и даже века? И чего они от неё хотят?
Нелепое положение с коленопреклонением затягивалось. И никто из хозяев не стремился его прерывать. Все, чего-то ждали и скорее всего именно от неё, от Василисы. Поняв это, она сделала единственное, что пришло ей в голову: подошла к седой женщине, склонилась над ней, стала, приговаривая, поднимать с колен.
- Ну, что вы, в самом деле? Вставайте! Мне неудобно, что вы это, как я понимаю, делаете из-за меня. Вставайте же! Вставайте…
Она подняла женщину с колен. Та встала и Василиса увидела, что слезы текут у старухи по щекам. Не зная почему, Василиса и сама, неожиданно для себя прослезилась. Она стала утирать слезы и себе и ей. И та, совершенно неожиданно схватила руку девушки и стала её целовать. Василиса совершенно растерялась и чтобы прервать это, прижала седую голову к своей груди. Несколько секунд они стояли молча, и не шевелясь. Но за это время толпа, окружающая их вздохнула, как показалось с облегчением, пока ещё непонятным Василисе. И тут седовласая, неожиданно отстранилась от неё, и, вскинув руку над головой крикнула:
- Она пожалела нас! Благодарите её!
Народу, стоящему перед Василисой на коленях, оказалось этого мало: они все пали ниц и поползли, протягивая к ней руки и взывая:
- Слава тебе, светловласая! Помоги нам, спаси! Омой и очисти нас своей слезой! – молили её сотни ртов истово и слаженно, словно репетировали этот текст и эту мизансцену не в первый раз.
Зрелище это оказалось Василисе не по силам. Она спряталась за старуху, уткнувшись лицом ей в спину, так как была не в силах видеть происходящее. Но старуха выдернула её из-за себя и опять поставила перед ползущей толпой.
Василису охватил какой-то мистический ужас, и просьбу толпы омыть её, она поняла буквально и в страхе, чтобы как-то прекратить всю эту вакханалию, начинающую уже казаться ей кошмарным сном, отмахнулась от ползущих к ней людей, своими рукавами. Отмахнулась так резко, с таким неистовым желанием защититься, что вода, хлынувшая из рукавов её платья, была способна не только остудить ражее взывание толпы, но даже смыть с невысокого холма тех, кто был в первых рядах.
Толпа разом умолкла, вскочила с колен, и стала отмывать себя пролитой на них водой, черпая её из образовавшихся луж. Воды всем стоящим на дальнем краю не хватало, и Василиса хлестнула в народ ещё парой струй, доставая до самых последних рядов.
Тишина была наградой её действиям. Все с благоговением смотрели на неё.
Седая подняла руки:
- Идите к родникам, ручьям и озерам, омойтесь. Теперь можно, она защитит нас. И готовьтесь к вечерней трапезе. А мы идем туда, где скрыто Тайное.
Женщина взяла Василису за руку и повела в хижину, пристроенную к скале.
ГЛАВА 2.
(У Толкучих гор)
1.
Три птицы летели к Толкучим горам.
Первым летел, уверенно взмахивая крылами ворон. За ним сорока, за сорокой, с ярким, нездешних мест оперением – попугай.
У ворона и сороки на шее висели полые трубочки дудника, заткнутые деревянными пробочками. Насчет пробочек ворон сомневался – как им с ними справиться? Но Кеша, продемонстрировав недюжинную сноровку в откупоривании и закупоривании самодельных сосудов, убедил ворона, что он их не подведет.
Летели давно, но без устали. Толкучие горы белели на горизонте, клубясь, как облака.
Когда Толкучие горы появились на горизонте, не прошло и часа, как птицы приземлились у их подножья.
Ворон, уже не однажды бывавший в этих местах, по-деловому осматривался, выискивая проход между горами.
Сорока, втянув голову, смотрела на горы с трепетом – до того они были высоки. Облака разбиваясь о их вершины и стекали к подножью, как капли по стеклу в дождливый день.
Кеша казался равнодушным. Он подошёл под одну из струек, стекающих с горы, похлопал крыльями, разбрасывая брызги.
- Это, что ли живая вода? – спросил он.
- Если бы, - вздохнул ворон.
- Надо же, а бодрит! - Кеша махнул крылом в сторону сороки, та отскочила от летящих в её капель.
- Лезешь без спросу, - недовольно каркнул в его сторону ворон. – А если бы это была мертвая вода?
- Может я и не в своем уме, за-то в здравом. Я что не понимаю, что живую и мертвую воду ведрами не собирают.
- Значит так, - начал ворон. – Под Толкучими горами, аккурат в том месте, где они сталкиваются, лежит камень. Вон, посмотрите, он и отсюда виден.
Сорока вытянула шею:
- Где, где? – она даже вспорхнула, чтобы увидеть. – Не вижу.
- Далеко – вот и не видишь. Отсюда он, как песчинка, смотрится. С того бы краю поближе было, виднее… Одна сторона этого камня белая, другая черная. В белой стороне выемка с ковшик величиной. И в той выемке стоит живая вода. Не много её, но вполне достаточно, чтобы нам наполнить одну из трубок дудника…
- А откуда она там берется? – спросила сорока.
- Когда горы сталкиваются, в это место на камне бьет молния. Сколько раз ударит столько и капелек.
- Что так скудно-то – по капельке?
- А вот ты погоди, увидишь, когда горы столкнутся вершинами, сколько оттуда молний посыплется. Не одно ведро живой воды выльется. Весь камень, белая его половина омоется. Цветы-то там и зимой не перестают цвести.
- Представляю, что от мертвой воды там творится, - вздохнула сорока.
- А ничего не творится. Мертвая вода по капельке из камня сочится, да по узенькой черточке, как по желобку, катятся эти капельки, капелька за капелькой. И опять под камень уходят. Мертвую-то воду труднее всего собирать – пока накапает…
- Чего же мы ждем? Полетели. А то пока накапает.
Ворон посмотрел вверх, на вершины гор.
- Горы, они быстро сходятся. А расходятся долго. Так что нам лучше дождаться, когда они расходиться начнут… А то, вдруг, они давно уже разошлись? Сунемся, а они и захлопнутся…
- Ясно, - опять вздохнула сорока. – Только времечко-то не ждет…
- Не торопись на тот свет, там кабаков нет, - процитировал попугай любимую поговорку своей бывшей хозяйки.
- Это смотря, какой тот свет - именно тот? – словно сам себе сказал ворон, продолжая глядеть на вершины гор. – Вот, смотрите, смотрите – начали сдвигаться. Готовьтесь, как начнут раздвигаться, и появится просвет для взмаха крыльев, полетим.
2.
Горы сдвигались медленно, но движение их ускорялось. Словно издалека стали слышны глухие громовые раскаты. По мере сближения гор, гром гремел всё сильнее. И вот между вершинами проскочила первая молния. За ней другая, третья… И понеслось – молний было не счесть – гром гремел уже с такой силой, что было больно ушам. Горы кидали друг в друга молнии с такой яростью, словно хотели расколоть одна другую. И вдруг, словно испугавшись за себя, начали бить вниз, в землю. Били яростно и бессчетно.
- Ну, готовьтесь – сейчас, как только молнии в камень бить перестанут, то они расходиться начнут. Ты, сорока, с белой стороны живую воду черпай. Как зачерпнешь, сразу улетай. – Ворон тяжело вздохнул. – А я мертвую собирать стану. Кеша, помогать будешь – пробки вынимать, и опять затыкать… И не мешкать, воду набрали, улетайте…
Ворон и сорока с помощью Кеши сняли с шеи сосуды из дудника, зажали в когтях лап, и стали ждать, когда горы перестанут сталкиваться, а наоборот, начнут расходиться.
И тут горы сомкнулись. Раздался глухой гул, земля задрожала. Когда гул стих, стало видно, что горы начали медленно расходиться. Молнии опять стали сверкать от горы к горе – перестав бить в землю.
- Пора! – каркнул ворон и первым сорвался лететь в раздвигающийся проем.
За ним устремилась сорока. За сорокой попугай. Но вскоре Кеша обогнал и сороку и ворона. Он первым подлетел к камню и сел на белой его стороне, с выемкой в которой собралась живая вода. Белая сторона камня была сырая. По ней бежали капли, сливаясь в тоненькие струйки. Черная сторона камня была абсолютно сухой.
- Пробку, пробку вытащи! – приказал попугаю ворон.
Кеша одной лапкой схватил трубочку дудника, клювом вытянул пробку.
- Теперь сороке помоги, - продолжал командовать ворон. - Как зачерпнет она живую воду, трубочку заткни, повесь ей на шею и пусть летит, ждет нас там…
Ворон не сказал где там, но и так было понятно – ждать надо было у входа в ущелье между Толкучих гор.
Кеша сам макнул трубочку в выемку с водой, выдернул пробку, сунув голову прямо в живую воду. При этом не глотнуть хоть капельку воды он не мог. Кеша не почувствовал её вкуса, но он почувствовал великую радость, сам не понимая отчего.
Не более секунды ушло на то, чтобы их сосуд из дудника наполнился живой влагой. Ещё секунда и он был крепко, заткнут пробкой. Пара секунд и трубочка была накинута сороке на шею. И вот она уже снялась с камня и полетела к выходу из ущелья между Толкучих гор.
Кеша проводил её радостным взглядом и обернулся к ворону. Ему мгновения хватило, чтобы понять – дела у ворона не ладились. Он старательно прижимал трубочку к едва заметной бороздке в черном камне, но сосуд был шире её, как артерия бывает шире капилляра, и вода сочилась не столь в трубочку, сколько стекала по камню мимо.
Ворон держал тростинку клювом. Это было неудобно. Он почти лежал на камне. Он просто не видел, того что делает.
Кеша вразвалочку подошёл к нему, весело глянул на мучения ворона и сказал:
- У тебя всё идет хорошо, только мимо. Дай мне!
Ворон, с видимым облегчением, передал ему трубочку. Кеша зажал её в одной лапке, и стал собирать капельки мертвой воды.
- Как ты раньше-то с этим справлялся?
- Это не я, - откашливаясь, ответил ему ворон. – Это мои воронята делали.
- И ты, значит, проворонил то, что умели воронята.
Хоть Кеша и был ловчее, дела его пошли не на много лучше, чем у ворона. Попугай возил трубочкой по бороздке, но сумел собрать не более десятка капель, едва покрыв дно импровизированного сосуда. В голове его вертелась картина, капающего крана на кухне бывших хозяев и он сказал, подражая голосу хозяйки:
- Лежит, ирод! Нальет глаза-то, и не до чего ему дела нет!
Ворон удивленно глянул на Кешу. А Кеша продолжил:
- Кран на кухне, сколько прошу посмотреть. Капает и капает. Что ни капля – копеечка…
Речь Марьванны обычно этим не заканчивалась, но Кеша далее её цитировать не стал. Вместо этого он повернулся к ворону и спросил:
- Понял? Где-то она капать должна. Вода же она по полу бежит, а с потолка – капает…
Тут над головами у них треснуло.
- Молния! Горы сдвигаться начади, а мы и не заметили! – взволнованно крикнул ворон. – Летим, пока не поздно!
И ворон полетел. Кеша глянул ему вслед, и было хотел кинуться ему вдогонку, даже взмахнул крыльями и тут, по привычке разжал лапы. «Пробирка» из дудника выпала и покатившись по камню, упала на землю. Кеша соскользнул за ней и пока искал её в буйной зелени трав и пестроте цветов, увидел в этом ковре растений черное пятно – словно кто-то прожег в этом месте травяной ковер.
- Вот, значит, куда копеечка капает, - сказал Кеша голосом бывшей хозяйки. Он поднял голову вверх и увидел набухающую каплю. Увидел, как она сорвалась с черного камня. Завороженный этим зрелищем и будучи в восторге от своего «открытия», Кеша не успел увернуться, и капля мертвой воды, упала ему на голову.
Кеша был убит ею наповал.
Он уже не видел, как молнии засверкали с неистовой силой между вершинами гор. Не слышал, как загрохотал гром, раскатившись по ущелью. И не видел первой молнии, ударившей в белый камень…
3.
Очнулся Кеша от водопада хлынувшего на него с белого камня.
Кеша не раздумывал о том, что с ним произошло: что мертвая вода убила его, а живая оживила. Молнии блистали над ним. Гром гремел так, что от каждого его удара попугай чуть не валился с ног. Горы неотвратимо сдвигались, обещая раздавить его щуплое тельце. Кеша, схватив трубочку дудника, как можно глубже забился под белую половину камня. Живая вода лилась по камню, омывая Кешу с головы до лап. Было страшно. Кеша же думал только об одном: если гора, надвигающаяся на него, подползет к его укрытию, если в ней за долгие годы сталкивания друг с другом и камнем, все зазоры стерлись и были подогнаны друг к другу в притирку, то его раздавит в лепешку. Но не это страшно. Если так случится, живая вода вернет его к жизни, а он, искалеченный горами, уж как-нибудь подползет под капающую со свода черного камня воду мертвую и вернет себе возможность двигаться. Но трубочка дудника! Если её раздавит, во что мертвую воду брать? Кеша лихорадочно осматривался. И тут он увидел трещину в стыке между белым и черным камнем и засунул трубку в неё. Из трубки, стиснутой между камнями выпала вырезанная Пелькой пробка. Кеша, было, кинулся искать её в густой траве. Но не успел – горы сошлись вплотную. Кеша второй раз за короткое время был убит, почти размазан по камню…
Но всё дальнейшее произошло именно так, как он и предполагал – живая вода вернула его всего израненного к жизни. Кеша, превозмогая нестерпимую боль, подполз, поднялся и подставил своё изломанное тело под капель мертвой воды. Он опять был убит ею, но упал под белый камень, в траву, измочаленную горами, и бурно поднимающуюся под дождем живительной влаги. В третий раз за день живая вода омыла тельце попугая. Он ожил и первым делом, не думая о себе, глянул в трещину между белым и черным камнем. Трубка из дудника была цела. Кеша выцарапал её из каменных тисков и подставил под капель мертвой воды, стараясь, чтоб она не обрызгала его не единой каплей.
Толкучие горы расходились, молнии сверкали, гром гремел! Было жутко, но попугай мужественно держал сосуд из дудника, собирая в него по капле мертвую воду. И лапки его не дрожали.
ГЛАВА 3.
(Кощей нервничает.)
1.
Кощей был сердит. Как в первое время по возвращении из полона, когда Дракула у него украл Василису. И если тогда, пораскинув мозгами, он вскоре успокоился, то после убийства Ивана Баш Челиком, казалось, что покой покинул его навсегда. Слуги видели в нём прежнего Кощея, грозного и грубого со всеми, кто попадался ему на глаза.
Старик вурдалак прислуживал ему молча, снося оскорбительное равнодушие. Еда, приготовленная им для Кощея, оставалась нетронутой. Впрочем, не это волновало старика-вурдалака: Кощей всегда был равнодушен к еде. Ел всегда словно напоказ. Вот, мол, смотрите: ем, как и все. На самом деле он мог неделями не притрагиваться к пище. И только воду пил всегда и с удовольствием. Вот и теперь старый слуга ставил везде, где любил бывать хозяин, разные сосуды с водой. Старик помнил, как Кощей, вернувшись из Яви, смеясь, рассказывал, как ради потехи съел все продукты в доме Ивана. Хотя ему хватило бы и одной воды.
При этом Кощей понимал, что гнев его необычен. Он не был всеобъемлющим, как раньше – направленным на всех сразу. Сердился он на себя. Такого раньше не бывало. Даже Баш Челик раздражал его меньше, чем он сам себя. Правда, видеть он его не хотел категорически. Впрочем, как и остальных. Кощею хотелось одиночества. И недостатка ему в нём не было. Слуги сновали по дворцу как тени. Горыныч молча отлёживался в дальнем углу каменного сада. И только маленький злыдень следил за ним непрестанно. Но, тоже не показываясь Кощею на глаза.
Глава 4.
(Живая и мертвая вода.)
1.
Ворон и сорока видели, как с молниями и грозой, столкнулись горы. Они ещё какое-то время смотрели в надежде, что попугай появится в последний момент, вынырнув из их гремящих теснин, но Кеша так и не появился.
- Беда! – заметалась сорока.
- Беда, - угрюмо подтвердил ворон. – И Иннокентия жалко и мертвую воду, боюсь, не в чем нести будет.
Птицы обреченно умолкли.
Горы гремели, и плевались друг в друга молниями.
- Расходиться начали, – ворон смотрел на вершины толкучих гор. – Сейчас, греметь перестанут, полечу. Может, трубочку найду… А нет, ума не приложу, в чем мертвую воду нести…
Горы разошлись достаточно – молнии стали все реже бить с их вершин.
- Ну, я полетел, - ворон расправил крылья.
- Погоди, - остановила его сорока. – Что-то там мелькает, смотри.
Оба молча уставились в увеличивающееся ущелье между Толкучих гор.
- Неужели он?! – голос ворона дрогнул. – Неужели…
- Он, он, - застрекотала сорока. – Он, чудо заморское.
По ущелью, отчаянно работая крыльями, летел Кеша. В одной из лап его был зажат черенок дудника.
Кеша аккуратно приземлился, заскакав на одной ноге, и заявил:
- Благодарить будете потом. Мертвую воду прими, любезный. – Кеша перехватил трубочку дудника из лапы в клюв, важно подошёл к ворону. Тот склонил голову, Кеша надел ему на шею заветный черенок, повернул его открытым горлышком, вверх и пояснил:
- Пробку потерял. Заткнул кое-как травой. Так что, осторожнее с ней.
- Кеша, как же ты? – начала было сорока…
- Потом расскажу, сейчас лететь надо. – И он первый, взмахнув зелеными крыльями, поднялся в воздух. Сорока и ворон полетели следом.
2.
Вторые сутки Серый волк лежал бок о бок с бездыханным телом Ивана. Изредка волк жалобно скулил и, даже, тоскливо подвывал.
Тут же находились Пелька и Соловейко. Сидели молча, с закрытыми глазами. Губы их беззвучно шевелились, видимо произнося какие-то заклинания или заговоры.
Если бы эта беда случилась с кем-нибудь из них, а Ивану пришлось ждать, когда птицы принесут живую и мертвую воду, он бы попытался выяснить – почему живая вода не может оживить человека, без применения мертвой воды? И кто-нибудь из друзей, а скорее всех ворон, объяснил бы ему, что живая вода не заживляет раны, а возвращает душу в мертвое тело. А тело должно быть готовым к этому возвращению. Должно быть хоть и безжизненным, но без изъянов – голова, руки, ноги должны быть на своем месте, смертельные раны закрыты. Мертвая вода делала тело человека или зверя целым и невредимым для Нави. Кому он тут нужен безголовый, безрукий или безногий? Живая вода оживляла только целое, хоть и мертвое тело.
«Плакальщики» уже начали приходить в отчаяние, ожидая пернатых посланцев, как Соловейко, постоянно всматривающийся в горизонт, толкнул брата в бок:
- Кажется, летят!
Пелька, как пружина вскочил на ноги и, мельком взглянув вдаль, облегченно произнес:
- Наконец-то!
Серый волк перестал скулить и угрюмо вглядывался в три точки на горизонте.
- Погодите радоваться! Может быть они…
- Никаких «может быть», не может быть! - оборвал его Пелька. – Если летят, значит, всё нормально…
Волк глянул на бездвижное тело Ивана, на его белое, бескровное лицо, и проворчал:
- Да уж… куда нормальнее…
Птицы летели стремительно – вот уже можно было отличить одну от другой: первым летел Кеша, за ним сорока, буквально на хвосте её, словно подгоняя Белобокую, летел ворон.
Птицы шумно хлопая крыльями, приземлились в паре метров от ожидающих. На шее ворона и сороки висели трубочки из дудника.
Что в них? Надежда? Или пустое отчаянье?
- Ну? - не вынес даже секундного молчания волк. – Принесли?
- Есть сомнения? – ответил за всех Кеша. – Как говорится – выжил сам, выживай другого.
- Всё тебе шуточки, – волк строго глянул на ворона. – У кого мертвая вода?
- У меня, - ответил тот.
- Ну, так приступайте! Чего ждете?
Пелька повернул Ивана раной вверх, Соловейко снял с ворона тростинку с мертвой водой, капнул на рану. Прямо на глазах она стала затягиваться. Волк, следивший за процедурой, остановил Соловейко, который хотел добавить ещё каплю другую мертвой воды.
- Хватит, - сказал он. – Переворачивайте его на спину.
Пелька перевернул Ивана, уложил на спину. Соловейко заткнул тростинку с мертвой водой, аккуратно отложил в сторону. Кеша снял с сороки живую воду, сунул трубку из дудника Соловейко в руку. Соловейко осторожно взял тростинку, открыл её и посмотрел на Серого волка:
- Дальше что? Куда капать?
- Значит так, - сказал Серый волк, словно вспоминая порядок дальнейших действий, что было немудрено – последний раз при подобной процедуре он присутствовал так давно, что не грех уже было её и забыть.
– Значит так, - повторил он. – Капаешь пару капель на глаза и пять капель в рот.
Соловейко склонился над Иваном.
- Нет! – вскричал волк. – Наоборот сначала в рот, потом, когда он вздохнет – по капле на веки, пока не поднимет их.
Соловейко присел над Иваном, потянулся было к нему, чтобы открыть тому рот, но Серый волк опять остановил его:
- Не прикасайся к нему. Капай на губы. По капельке…
После первой капли будто бы ничего и не произошло. Только белизна Иванова лица стала блекнуть.
- Капай, чего ждешь! – зарычал волк.
Соловейко капнул и вторую, и третью каплю. После третьей капли губы Ивана стали розоветь, щеки покрылись румянцем. Соловейко было собрался капать ещё, но тут Иван глубоко вздохнул, веки его вздрогнули.
-На веки, на веки капай, - шёпотом приказал волк.
Четыре капли упали на веки Ивана – по две капли на каждую. Иван задышал ровно, глаза его открылись, щурясь на заходящее солнце. Иван потянулся:
- Ух, братцы и сон же мне снился. Будто бы я с Кощеем на мечах бился. А вот кто кого победил, не помню. К чему это, как думаете?
Все переглянулись и промолчали. Иван передернул плечами:
- Славно поспал! - он оглянулся по сторонам. - Сейчас что у нас не пойму – утро или вечер? - с легким недоумением спросил он.
- Вечер, - Пелька смахнул со щеки слезу.
- Вечер! – вскрикнул Иван. – Что же вы меня раньше не разбудили.
- Жалко было, - прострекотала сорока. – Уж больно крепко ты спал.
Иван внимательно посмотрел на всех:
- Что-то вы, братцы, от меня скрываете? Ну, да ладно – есть хочу, как волк! – И глянув на Серого, зачем-то добавил, - Бесхвостый.
Все счастливо засмеялись.
3.
За ужином ворон поведал Ивану всё, что с ними и с ним в частности случилось.
Румянец играл на лице Ивана. И непонятно было, от чего он разлился во все щеки – от переполняющего его здоровья или стыда.
- Ну, - ворон обратился к Кеше. – А теперь твоя очередь рассказывать, как ты меж Толкучих гор жив остался?
И Кеша поведал то, что с ним случилось. Рассказ его был короткий и, на удивление всем, без прибауток.
В конце рассказа Кеша все-таки не утерпел и выдал одну из своих шуточек:
- Всё вышло случайно, хотя так и планировалось, - и засмеялся.
Глупый и радостный смех его поддержали все, кроме Ивана. Ивану было стыдно… За что? За что он и сам не совсем понимал – стыдно и всё.
Глава 5.
(Воды простые и соленые.)
1.
Хижина, в которую вошла Василиса вслед за седовласой хозяйкой, внутри была похожа на богато убранную палату дворца. По стенам её горели светильники, искусно выполненные из какого-то жёлтого метала.
«Латунь? Бронза? – подумала Василиса. – А возможно даже золото?».
Стены были задрапированы дорогими тканями. Тут и там стояли разные предметы, скорее всего культового обихода, богато украшенные инкрустациями из металлов разного цвета и сияющих разными цветами камней, скорее всего драгоценными.
Пока пораженная богатым убранством деревянной «хижины», какого Василиса не видела ни во дворце Кощея, ни в замке Дракулы, осматривалась, хозяйка этих апартаментов, прошла к противоположной от входа стене и терпеливо ждала, когда её гостья придет в себя от восторженного удивления.
Василиса медленным шагом шла за седовласой, разглядывая тот или иной предмет и прикасаясь к некоторым, наиболее других задерживающих её взгляд на себе.
Хозяйка всех этих сокровищ, видимо потеряв терпение в ожидании её, резко отдернула богатую драпировку стены, и Василиса увидела тот самый камень, к которому была пристроена «хижина» и темнеющий зев пещеры в нем.
Седовласая пригласила её следовать за ней и шагнула в пещеру.
Пещера была совершенно не похожа на потайной ход, которым Василиса выбиралась из замка графа Дракулы. Стены её были не отесаны. Ступеней в камне не было никаких - ход, ведущий вглубь пещеры, был естественного происхождения. По крайней мере, на первый взгляд. Факелы слабо освещали спуск в глубину пещеры.
Пройдя не менее тридцати метров, сделав пару поворотов, Василиса стала замечать впереди слабое свечение.
Спуск становился всё более пологим, свечение усиливалось. И вот после очередного поворота, взору Василисы открылся просторный грот. Сталактиты свисали с потолка его, блестя и посверкивая отражением огня, горящего посреди небольшого подземного озерца с дымящейся паром водой.
«Скорее всего, это горит газ над поверхностью воды», - мельком отметила про себя Василиса. Именно мельком, потому, что взору её открылась такая сокровищница драгоценностей, сваленных у одной из стен пещеры, что она забыла обо всем на свете, пораженная зрелищем золотых и серебряных украшений, столовых приборов, кувшинов, амфор и кубков, наполненных самоцветными камнями. Так же негранёные драгоценные камни, а в том, что они драгоценные сомневаться не приходилось, были кучей навалены у подобия каменного алтаря, над которым висел портрет златокудрого юноши в богатых одеждах. Он был красив, этот юноша. Очень красив.
«Почти, как Иван, - подумала Василиса. – Вот только волосы у Ивана были русые, как и у неё, а у изображенного на портрете, отливали золотом.
«Рыжий», - снисходительно отметила Василиса.
На каменном «алтаре» перед портретом лежала книга. Она была в кожаном переплете, инкрустированном золотом и камнями. Книга была большого формата, но не толстая. Скорее она походила на дорогую папку, в которую было вложено несколько листов бумаги. Но так как бумаги в этом мире видимо ещё не изобрели, то вместо неё, скорее всего, была использована выделанная кожа. От этого книга-папка казалась пухлой.
Василиса, подошла к алтарю, потянулась к книге. Но тут же осеклась, обернулась на седовласую хозяйку:
- Можно?
Седовласая не возражала.
Василиса открыла книгу.
Первый же лист привел её в ступор. Это была не родная кириллица, не привычная для взгляда латиница. Ни арабская и не грузинская вязь, ни иероглифы. На первом же листе было такое смешение знаков и символов, что разобраться во всем этом мог только опытный лингвист-шифровальщик. А может и не лингвист, а математик. И хотя листов в книге было не более трех, чтобы разобраться в начертанном, ей, Василисе, не хватит и жизни.
Она какое-то время бездумно смотрела в книгу и, как говорила её бабушка, видела фигу. Она не спеша обернулась, чтобы не выдать своё смятение и услышала крадущиеся шаги.
- За нами кто-то идет? - спросила она.
Седовласая прислушалась.
- Малка, ты? – строго окликнула седовласая.
2.
Из-за каменного выступа пещеры показалась девушка.
- Я, бабушка, - ответила она. При этом она смотрела на Василису. Смотрела без малейшего трепета, в отличии её сородичей, а, как показалось Василисе, даже с некоторым вызовом.
Малка была очень красива. Стройная, зеленоглазая, золотоволосая. Кстати, волосы её не были обкоцаны, как у других девушек, которых Василиса видела на воле. И лицо её было чисто вымыто. Одежда не выглядела нищенскими лохмотьями, а была ладно скроена и сшита. Седовласая бабушка с нескрываемой гордостью какие-то мгновения смотрела на свою красавицу внучку. Но тут же взгляд её построжел:
- Не рано ли ты разрядилась? Наша спасительница только, что прибыла. Она ещё не избавила нас от нашей беды, а ты уже готова наряжаться. Или забыла, что он делает с молодыми и красивыми девушками?
- Что же он делает, бабушка Регина? – смело спросила Малка. – Хоть бы кто-нибудь об этом поведал…
- Замолчи! – прикрикнула на неё бабушка. – И вообще, кто тебе разрешил спускаться сюда, в святыню нашего рода?
- Ты, - невозмутимо ответила ей внучка. – Ты с детства брала меня сюда.
- Это потому, что ты была маленькой, и тебя не с кем было оставить. Но теперь-то ты взрослая, и должна понимать, что если кто увидит, что ты спускаешься к Тайне, то и другие захотят…
Молчание было ей ответом.
И тут бабушка Регина вскинула на внучку свои седые брови:
– Или ты уже приводила сюда своих подружек? Ну, что молчишь? Отвечай!
Малка потупила взгляд:
- Давно, - ответила она тихо, но без смущенья и раскаянья. – В детстве. Им тут не понравилось…
- А тебе, значит, понравилось. И часто ты сюда наведываешься?
- Ну, бабушка, а то ты не знаешь, - капризно воскликнула Малка.
Регина повернулась к Василисе и развела руками: мол, ну что мне с ней делать?
Василиса внутренне усмехнулась – все бабушки одинаковы. Ей даже было интересно послушать её препирательство с внучкой, но делу время, а потехе час, а потому, не выказывая сочувствия ни той, ни другой стороне, она сказала:
- Из всего того, что я у вас слышала и видела, я поняла, что должна вас от чего-то спасти. От чего?
- Древняя легенда гласит, - сказала пафосно седовласая Регина, - что в тот день, когда дракон меняет свою кожу, на морском берегу из ниоткуда, появится та, что избавит наш мир от этого дракона…
- От дракона? – всё внутри Василисы ёкнуло от страха. И по песням с которыми её несли в этот край, она догадывалась, что тут есть дракон, и что ей предстоит с ним, каким-то образом, мягко говоря, не просто познакомиться, но избавить этот мир от него… Не слишком ли это для неё круто? А потому Василиса тихо спросила:
- Почему вы решили, что это должна быть именно я?
- Во-первых, дракон накануне сменил кожу. Делает он это не часто. И тут явилась ты, как сказано в легенде, светловолосая дева. Согласись, что такое совпадение не может быть случайным?
- Ну, во-первых, не такая я уж и светловолосая.
- Но ты и не черноволосая…
- Да, с этим не поспоришь… А во-вторых… - Василиса замолчала:
«Не такая уж я и дева…» - подумала она, про себя, но вслух этого говорить не стала…
- Что, во-вторых? – с тревогой в голосе спросила бабушка Регина.
- А во-вторых… я должна знать вашу легенду.
- Обязательно, для того я и привела тебя сюда. Посмотри на этот портрет, - Регина указала на портрет юноши с золотыми волосами.
- Ну, посмотрела, что дальше?
3.
- Давным-давно в незапамятные времена наш народ жил у моря. Жил в основном вокруг замка нашего короля. Король был мудр и образован. В землях его находилось место и рыбакам и кузнецам и земледельцам. Королевство его процветало. И сам король и народ его были счастливы. Но добрые времена не вечны, счастье так капризно, а беда так коварна. И приходит она порой тогда, когда её не ждут. Так было и в тот раз.
Король уважал своих соседей. Кем бы они ни были, как бы не жили, чтобы не проповедовали. Он не лез в их дела, не поучал их правителей, и ни разу ни одному из них не погрозил даже пальцем. Корабли его, и торговые караваны были известны во всем свете. Все государства были открыты для его купцов, так как и наше королевство с уважением относилось к торговым людям из других стран.
И вот однажды к берегу пристал корабль из страны с багровыми небесами. Никогда до этого из этой страны в наше королевство не являлся ни один гость. И это понятно – наше королевство от той страны находилось далеко, за Хрустальными горами. Чтобы добраться до него, надо было пересечь море, леса, болота, степи, и пустыню с багровым песком.
«Ясно, откуда ветер дует», - подумала Василиса.
Регина продолжала:
- Но никого не насторожило это обстоятельство – зачем из такого далека пожаловали к ним гости. Человек по сути своей любопытен. Так что же странного в том, что дальние страны интересуют взрослых людей так же, как ребенка интересует то, что делается за горой, куда родители, по малолетству не разрешают ему ходить. Никому и в голову не пришло, что в их королевство на этом корабле приплыла беда.
Король сам пришёл на пристань приветствовать неизвестных гостей. Команда на их корабле была странной. Она была молчалива и, казалось, ничему никогда не радовалась. Она была похожа на тени, пришедшие из непонятного мира.
Вождь их был крепкий старик, взгляд которого вызывал в душе трепет. Телохранитель, которому он доверял как себе, больше был похож на заводную куклу, какие для забавы иногда мастерили местные кузнецы.
Король пригласил гостей во дворец, на званый пир, по случаю их прибытия.
Надо знать, что король наш был в летах. Седина уже посеребрила и его волосы и бороду. А королева была молода и на первый взгляд, можно сказать, юна, хотя сыну их, принцу шёл семнадцатый год.
Едва королева появилась в зале, где устраивался пир, глаза старика, вождя прибывших, при виде её, загорелись, как у молодого.
Во время застолья он ел мало. Все больше пил. При этом вино настолько разбавлял водой, что и вином-то его теперь назвать было нельзя. Телохранитель его, как собака, грыз одни кости. Всё это несколько смущало пирующих.
В один из моментов, когда пир был в самом разгаре, и веселье стало принимать более раскованные формы, чем позволял этикет, вождь прибывших обратился к королю с просьбой продать ему королеву, за любые сокровища. Он сказал, что не пожалеет ради неё ничего.
Предложение его было настолько непристойным, что на мгновение в зале наступила мёртвая тишина. Но через миг на пол с грохотом стали падать лавки, с которых вскакивали в гневе присутствующие на пиру гости. Рыцари схватились за мечи! Но король только весело рассмеялся предложению старика. Он мановением руки прекратил поднявшийся в зале недовольный ропот, и сказал, обращаясь к гостям, что польщен оценкой красоты его супруги, но дальнейшее гостеприимство в отношении прибывших, считает неуместным и просит их покинуть и его дворец, и его королевство.
Гости встали и молча вышли из зала.
Мудрый король своим поступком и защитил свою честь и не допустил кровопролития, убийства хоть и непристойных, но гостей.
Он велел нескольким рыцарям проводить гостей на их корабль, проследить, чтобы по дороге в гавань с ними ничего не случилось, присутствующим же велел продолжать пир. Впрочем, как понимаете, желание веселиться у всех в тот день напрочь пропало.
4.
- А ночью случилась гроза. Такой грозы в наших краях никогда не бывало, ни до, не после этого. По крайней мере, память народа ничего подобного не сохранила. Почти сразу все поняли, что это не простая гроза, а непогода не иначе, как была вызвана каким-то колдовством. Все утверждали, что молнии полосующие небеса, даже на фоне темного неба, были чернее ночи. Гром был страшный и такой силы, что дрожала земля, а каменные стены замка, казалось, вот-вот рухнут.
В ту ночь никто не спал. И вот, когда ещё не настала пора пропеть петухам, многие увидели, как в окно королевской спальни влетел какой-то человек. Не влез, а именно влетел. Рыцари кинулись на защиту короля и королевы. Но когда сломали дверь, они увидели в спальне, мирно спящего короля. А на подоконник вскочил какой-то нескладный с виду человек, в котором многие узнали того, что на пиру грыз кости как собака. В руках он держал бесчувственную королеву, завернутую в покрывало. Стража ещё не успела понять, что происходит, как человек снялся с окна, как ястреб с ветки дуба и унесся в грозовые тучи, унося с собой свою ношу. Едва он скрылся из виду, как гром прекратился. Однако далекое его урчание напоминало, что недавно тут бушевала буря, и молнии рвали небо в клочья.
Короля только под утро, едва удалось разбудить. Узнав о случившемся, он приказал начать поиски. Слуги понимали, что это бесполезно, но королю не перечили – он и слушать не хотел о летающем человеке, грызущем кости, как собака.
Первым делом обыскали весь замок, потом все рыбацкие посёлки и прилежащий к подножью скалы, на которой был выстроен замок, лес.
На третий день король понял, что поиски бесполезны и слег в горячке. Изредка приходя в себя, он призывал к себе сына и давал советы по управлению государством. Принц внимательно слушал отца и едва сдерживал слёзы – он понимал, что вслед за матерью скоро лишится и его. Так и случилось. Горячка за месяц увела короля в царство смерти.
5.
Новый король, не смотря на молодость, правил страной умело и справедливо, как и его несчастный отец.
Прошло около трех лет, - горе стало забываться. Молодой король возмужал. Суждения его стали более резки. Поступки порой безрассудны.
Однажды на охоте…
«Конечно на охоте – где же ещё…» - подумала Василиса.
- …король и его свита гнались за оленем…
«Надо же, как примитивны все сюжеты этих легенд и сказок» - думала Василиса, в пол-уха слушая рассказ бабушки Регины.
- Олень был быстр и ловко уходил от охоты. Свита давно отстала от короля. Но он усердно продолжал преследовать прекрасное животное и не заметил, как оказался в непроходимой лесной глуши. Король уже не думал об олене. Он думал о том, как ему выбраться из сумрачного леса.
Неожиданно перед ним открылась лесная поляна, на которой он увидел то ли дом, то ли землянку. Король спешился и пошёл к этому жилью. И тут двери его отворились, и на пороге появилась девушка необычайной красоты: изящная, стройная, с зелеными глазами и волосами, золото которых не уступало золотому солнечному свету…
«Рыжая, короче», - с усмешкой подумала Василиса и глянула на Малку, которая затаив дыхание слушала бабушкин рассказ.
«А ведь она свою внучку описывает. Одно в одно! Интересно, случайно это у неё получается или намеренно?»
Седовласая Регина продолжала:
- Её красота привела молодого короля в такой восторг, что он совершенно потерял голову. Он забыл все приличия и манеры и решил завладеть красавицей, чего бы это не стоило. А так как девушка только смеялась над его словами о его любви с первого взгляда, он приходил в раздражение, которое перешло, в конце концов, в ярость. И, потеряв всякое терпение и вместе с тем, забыв все рыцарские манеры и приличия, он силой овладел её, после чего, перекинув бессознательное тело через седло, повез лесную красавицу в свой замок. Не знаем, какая сила заставила его заблудиться, чтобы встретиться с девушкой, и какая сила привела его в замок из глухого леса, но так случилось. На виду удивленной стражи и слуг он въехал со своей «добычей» в ворота, и, сняв с коня бессознательное тело, завернутое в плащ, унес в свою опочивальню. При этом взгляд его был безумен и так грозен, что никто не осмелился его ни о чем спрашивать.
- Хорош же был ваш молодой король, - сказала Василиса. – Интересно, за какие его заслуги создан этот «храм» с его портретом на видном месте?
Бабушка Регина повернулась к внучке и строго приказала:
- Поверни портрет. И больше не смей его трогать, пока мы не избавимся от дракона.
Малка безропотно повиновалась. Подойдя к портрету, она повернула его вокруг вертикальной оси. За портретом была вырублена в скале ниша, поэтому портрет свободно вращался, не задевая камень краями рамы.
На обратной стороне полотна был так же искусно, видимо рукой одного и того же художника, написан странный пейзаж: яркое солнце освещало скалу, на которой стоял замок. Василиса вспомнила, что совсем недавно на берегу моря видела и эту скалу, и этот замок. Только теперь на выступе скалы, под стенами замка, словно греясь на солнце, лежал дракон. Дракон был не совсем сказочный, как показалось Василисе. Он был больше похож на огромного гребенчатого тритона – черное, покрытое витиеватым узором тело, пугающий черный гребень на спине и хвост, размером чуть ли не со всё тело этой большой рептилии. Почему Василиса решила, что это рептилия, она понять не могла. Может быть потому, что дракон был бескрылым… И всё-таки это был дракон. Он был огромен и страшен, и своим видом был способен напугать любого. И только глаза дракона вышли на полотне у искусного художника какими-то грустными и словно о чем-то просили, смотрящих на картину зрителей.
- Утром, - продолжала бабушка Регина, - молодой король не вышел из спальни. Придворные удивились: он был воспитан старым королем строго – ранний подъем, гимнастика и прочее. И он не нарушал никогда этот режим. А тут… Кто-то улыбнувшись, заметил:
- Что вы хотите, он же там не один.
Все видели, как он вошел в спальню со своей несчастной «гостьей»…
Однако по мере того, что солнце поднималось на небосклоне всё выше, беспокойство придворных стало нарастать. Тем более, что за закрытыми дверями спальни были слышны странные звуки: словно кто-то большой и тяжелый ходил там, то ли постанывая, то ли рыча. На осторожный стук, никто не отвечал. Было решено ломать дверь.
То, что придворные увидели, вызвало у них ужас: короля в спальне не было. На королевском ложе возлежал дракон. Он был много меньше теперешнего, но это был дракон! Всем стало ясно, что он проглотил и нашего молодого короля и его пленницу…
- Так ему и надо, - жестоко произнесла Василиса. – По заслугам.
- Возможно, - не стала с ней спорить бабушка Регина. - Но чем виновата несчастная девушка?
Не дождавшись ответа от Василисы, Регина продолжила свой рассказ:
- Пока люди стояли в оцепенении, дракон повернул к ним голову и рыкнул. Этого было достаточно, чтобы все бежали без оглядки. Даже рыцари королевской стражи. Один, было, решился заступить ему дорогу, но дракон не обратил на него даже внимания. Пробегая мимо, он легонько взмахнул хвостом, и смельчак упал без сознания, ударившись о стену.
Замок мигом опустел - все кинулись спасаться в лес. А дракон кинулся за всеми.
И настали в королевстве тревожные дни.
Дракон бегал неуклюже. Люди легко убегали от него, но страх парализовывал всех, кто видел его.
Особенно девушек. И, надо сказать, что дракон преследовал только их. Причём самых юных и прекрасных. Преследовал везде, где только видел: в лесу, в поле, на берегу. Даже в море он не оставлял людей в покое – завидев рыбацкую лодку он плыл к ней. И надо сказать в воде он был более проворен, чем на суше. И хоть он никому не принес значительного вреда, народ решил уйти от моря. Одни ушли в леса. Другие в горы. А наш род ушёл за болота. Почему-то дракон предпочитал всем девушкам, девушек нашего племени – златовласых. Он подстерегал их повсюду, но не одну поймать не смог. С годами его азарт становился всё меньше, и большую часть времени он проводил на скале, греясь на солнце. И в море, где добывал себе пищу. Видимо рыбы в море были не так ловки как наши девушки.
Лет через пятнадцать, как гласит легенда, к нам на болота явилась молодая женщина с четырнадцатилетней девочкой. Старики с удивлением узнали в ней ту самую лесную колдунью-знахарку, что была насильно увезена из леса нашим королем.
- Почему же «с удивлением»? – спросила Василиса.
- Да потому, что все были уверены, что дракон вместе с королём проглотил и её. Женщина выглядела очень больной, словно, какой-то непосильный недуг съедал её. Она попросила отвести её с дочерью к старейшине. А старейшину она попросила принять в свой род её дочь и позаботиться о ней, когда сама она окончит дни этой жизни. А ждать ей оставалось недолго. Ещё она попросила похоронить её в старой землянке, в которой она жила до того, как повстречалась с королем. Всё сделали так, как она просила. В последние минуты жизни она предрекла, что в один из дней, когда дракон в очередной раз сменит шкуру, в их мир явится светловолосая женщина, которая избавит наш мир от этого дракона. Как она это сделает, колдунья не сказала, только велела взять из её сумы три пергамена, где написано, как это должно совершить. И добавила, что только эта белокурая женщина, что явится к ним на берегу моря перед замком, сможет прочесть, то, что там написано.
- А её дочь? – спросила Василиса, впрочем, уже сама догадываясь о том, что ей скажут.
- Её дочь выросла. Вышла замуж и от этого брака в нашем народе образовалась новая ветвь.
- Зеленоглазых и золотоволосых девочек, - подвела итог рассказа Регины Василиса.
- Да, - подтвердила та.
Некоторое время молчали. Василиса обдумывала то, что услышала, а Регина и Малка, ждали, что она на всё это скажет.
Наконец Василиса произнесла:
- У меня к вам несколько вопросов…
- Спрашивай. Если смогу ответить отвечу на них, ничего от тебя не тая.
- Первое: зачем ваши женщины, особенно девушки, носят такую рвань, и так себя, простите уж за выражение, уродуют безобразной стрижкой, и пачкаются в грязи, как малые дети?
- Дракон не оставлял своих попыток схватить какую-нибудь из них. Было замечено, что на остриженных, не молодых и не златовласых, он практически не обращает внимания. Потому все так стригутся и пачкаются.
- Понятно. А мужчины?
- Чтоб девушкам было не обидно, - Регина вздохнула. - Боюсь, что за многие века они отвыкли от понятия красоты. Ведь многие из них стали считать, что чем безобразнее, тем лучше. Более того, они нашли такие краски, что не смываются.
Василиса покивала головой:
- Ясно… А эти все сокровища - зачем они вам в этой глуши?
- Это всё сделали наши предки. Мы не должны этого забывать. Мужчины тайком пробирались в замок и выносили оттуда, то, что нравилось им больше всего. Когда-нибудь мы сами опять будем создавать такую красоту. Да и теперь некоторые уже в этом преуспели. Тут ведь не только наше прошлое, но и настоящее и будущее. Этого будущего, надеюсь, осталось недолго ждать, раз ты пришла, и теперь с нами! – Регина решила было впасть в патетику…
Василиса перебила её и перевела разговор в жизненное русло:
- Переплет для пергаментов вы делали уже сами?
- Да. Мы оставим тебя, не будем мешать. Постарайся прочесть, что там написано. Узнать, как тебе избавить нас от дракона?
- Бабушка, не много ли ей всего за один день? Столько веков ждали, подождем ещё денек другой. Наша спасительница, наверное, голодна. А уж завтра с новыми силами она засядет за рукопись…
Василиса с благодарностью посмотрела на девушку.
- И то! – спохватилась Регина.
продолжение следует
Владимир Илюхов
#ЗаГранью