Бандероль

Всё началось со свечи. Вернее, с двух. Промозглым зимним вечером в дверь Акима Акимовича постучали. Он поспешил открыть, удивляясь, кто бы это мог быть, ведь для квартирной хозяйки было уже поздновато, а друзей и сослуживцев он никогда не приглашал, стесняясь своей убогой каморки в мансарде дешёвого пансиона, да и друзей-то, по правде говоря, у него вовсе не было.
За дверью стояли двое солидных мужчин государственного вида в добротных пальто с каракулевыми воротниками.
— Служба Министерства искусственного освещения, разрешите войти? — строго сказал один из господ, и, аккуратно подвинув Акима, они вошли не дожидаясь приглашения. — Нарушаем значит, сударь!
— Как нарушаю, в смысле что?!
— По нормативам Министерства, законодательно утверждённым, на одного обывателя одна свеча полагается, а у вас их целых две.
— Да я ведь не для личного пользования, я, видите ли, титулярный советник, писарь при Центральной канцелярии, работы невпроворот, вот и приходится на дом брать, сверхурочно тружусь на благо Отечества.
— Закон, сударь, один для всех. Вам, как государственному служащему, этого ли не знать. Желаете штраф уплатить, или будем мощность освещения повышать?
— Да, конечно будем, а во сколько мне это обойдётся?
— Не спешите, нам ещё надобно параметры измерить и произвести необходимые расчёты, можно ли вообще в данном помещении мощность освещения повышать, не нарушая нормативы пожарной безопасности.
Вынув из портфелей замысловатые приборы, напоминающие астролябии и штангенциркули господа приступили к измерениям. Аким покорно скучал в сторонке.
— Поздравляю, сударь, параметры жилого помещения позволяют увеличить мощность освещения. С вас десять целковых и будем документацию оформлять.
— Однако… – пробормотал Аким.
— Так ведь это одноразово и на всю оставшуюся жизнь. Жгите, любезный, две, да хоть и три свечи на законных основаниях. Но не более того, учтите, инспекция Министерства регулярно обходы делает.
— Одну минуту, господа, – Аким, засуетившись, закрыл спиной кухонный шкапчик, достал из него видавшую виды шкатулочку и отсчитал положенную сумму.
Присев за стол сотрудники Министерства принялись оформлять документы. Немало времени прошло прежде чем все бумаги были заполнены и на каждый лист поставлена печать.
— Вот здесь и здесь распишитесь, пожалуйста. — Разделив бумажную кипу на две половинки, инспектор убрал одну в портфель, а вторую подвинул Акиму. — Это вам.
— Благодарю, значит, теперь я могу…
— Нет, не можете! Потребителю необходимо завизировать документы в Министерстве искусственного освещения по адресу Малая Болотная двенадцать, это бывшая Красных Текстильщиков, район Пески, по будням в рабочее время.
— Вот незадача, так и я в рабочее время свои обязанности в Канцелярии исполняю.
— Не беда, вы, сударь, почтой пошлите. Уполномоченные завизируют и вышлют обратно с уведомлением. Пустячное дело. Только не тяните с этим, документы две недели действительны, а далее по новой измерять и уплачивать надо.
— Непременно, завтра же пошлю!
Откланявшись, господа удалились.
Вот почему на следующий день вечером Аким Акимович переступил порог почтового отделения в тоскливом ожидании длительного времяпровождения в скандалирующей очереди. Однако таковой не случилось. Не было столпотворения, никто не толкался и не сквернословил. Даже наоборот, была милая барышня в форменном кителе Имперской почты, коя выдала ему бумажный талон с нумером, и предложила присесть в ожидании вызова, чем Аким незамедлительно воспользовался, приятно удивлённый.
«Неужто наконец и на почте навели порядок, ведь страх вспомнить, как раньше было – толчея, ругань, пьяные рожи и другие безобразия».
Не успел Аким так подумать, как его уже вызвали, и он направился к названному окошечку, за которым оказался молодой служащий, расторопной наружности. Приняв стопку документов, он положил её на весы.
— Письмом не отправить, вес превышает нормативы. Поскольку документы — будем как ценную заказную бандероль отправлять.
— Да, да, пожалуйста!
Служащий умело упаковал стопку в почтовую бумагу, вложил её в картонную коробку, и перевязал плотной тесьмой.
— Фамилия, имя, отчество, адрес проживания и адрес получателя, попрошу.
— Ботиночкин Аким Акимович, — Аким тщательно продиктовал адреса.
— Вам срочно доставить?
— Хотелось бы поскорей.
— Нет проблем, оформим срочной бандеролью. Вот ваша квитанция со штрек-номером, курьеры Имперской почты будут оперативно извещать вас о продвижении Вашей бандероли. Семь рублей шестнадцать копеек, пожалуйста.
— Так ведь недалече совсем, в Пески, на извозчике полчаса!
— Да не вам же самому доставлять, любезный, а срочность, а охрана, за удобства платить надобно. Тем временем можете приятно отдохнуть в свободный вечер. Имперская почта широкий спектр новых услуг предлагает. Не желаете ли, милостивый государь, приобрести шипучих вин французских, балычок горячего копчения, икорка белужья свежайшая, только подвезли?
— Нет-нет, благодарствуйте, сам только из-за стола, — ответил Аким не кривя душой, ибо, зайдя со службы домой, успел откушать тарелку пустых штей, с ломтем ржаного.
— Ясненько, а как насчёт голода духовного, не имеете ли потребности скоротать вечерок в обществе приятной барышни озорного поведения? Почта широкий ассортимент предлагает… Позвольте, сударь, куда же вы!
Но Аким Акимович, уплатив и поспешно раскланявшись, уже ретировался, сетуя про себя на тощее жалование канцелярского писаря, не подразумевающее ни шипучих французских вин с белужьей икрой, ни тем паче озорных барышень приятного поведения.
Вернувшись домой Аким порадовал себя варёными картошками с луком и селёдкой, запил кипяточком и собрался было на боковую, как в дверь постучали...
— Кого это нелёгкая принесла, неужто опять инспекция какая? — удивился Аким и пошёл открывать. На пороге стоял высокий бледный юноша байроновского типа, надсадно кашляя в грязный платок.
— Студент, – определил Аким, — чахоточный.
— Курьер Имперской почты, — откашлявшись сообщил молодой человек. – Велено передать, бандероль ваша отправлена.
— Премного благодарен, – Аким, преисполненный сочувствия к юноше, протянул ему двугривенный. Молодой человек, брезгливо поморщился, но монету взял и смущённо забормотал:
— Поверьте, сударь, при других обстоятельствах ни за что бы, но сейчас, будучи изгнан из Университета за политическую неблагонадёжность по приказу кровавого Имперского режима, пребываю в крайне стеснённых обстоятельствах, на воде и хлебе, до того дошло, что квартирной хозяйке боюсь на глаза показаться, задолжал сильно.
— Сатрапы! Душители свободы! – возмутился Аким.
— Вот именно. Вы, я вижу, человек с пониманием, сочувствующий движению. Не желаете приобрести популярные брошюры – «Судьба либеральной мысли в тисках Имперского режима» и революционный манифест «Хуйли делать?» по полтиннику за штуку?
— Нет-нет, что вы, голубчик, – испуганно отвечал Аким. – Я ведь человек из низких сословий, бюджетник на государственной службе, не дай бог, узнают!
— А, так вы — тоже жертва кровавого режима, – обрадовался чахоточный, – тогда вам обе брошюры за полтинник.
— Никак не можно! – взмолился Аким. — Сделаем так, вот вам, молодой человек, полтинник и ступайте с богом да непременно в трактир зайдите, штей горячих с мясом откушайте и водки шкалик, вам это для здоровья полезно.
Рассыпаясь в благодарностях, несостоявшийся студент удалился с гордо поднятой головой.
— Эх, молодость, — вздыхал Аким, засыпая, — всё им социализьм подавай, да всякие нигилизьмы вредные. Ну, ничего, с возрастом это пройдёт. А всё-таки какое это счастье в Империи родиться, нигде больше в мире так не заботятся о нуждах и чаяниях маленьких людей, как у нас.
Ранним утром, когда Аким тщательно брился, собираясь на службу, к нему постучали. В дверной проём, подпирая макушкой притолоку, вступил здоровенный мужик в тулупе, густо заросший кудрявой шерстью, с горбатым носом и выпученными глазами, свирепо сверкающими огненными угольями.
— Вайнах! – ужаснулся Аким, — разбойник, щас как даст по голове!
— Ща как дам, —зычно подтвердил детина, — всё дам, что началник дать велела. Твой бандэрол бистро-бистро эхать!
— Однако со вчерашнего вечера бистро ехать, пора бы уже и доехать?
— Да нэ, вчэра из отдэл входящие в отдэл виходящие пэрэложили, а сэйчас ужэ на извозчик эхать, бистро-бистро.
— Спасибо, родной, объяснил, — расчувствовался Аким, и вложил двугривенный в скромно протянутую ладошку, похожую на шерстяную совковую лопату. – Поскорей бы доехал!
— На всё воля Всэвышнего, милостивого и милосэрдного! – назидательно произнёс великан и степенно удалился.
Вечером Аким с нетерпением ожидал курьера с извещением о благополучной доставке бандероли, предусмотрительно запасшись чекушкой и скромной закуской по такому случаю. Не успели в дверь постучать, как он уже распахнул её с радостной улыбкой. В прихожую ввалился разбитной малец с дурацкой ухмылкой на веснушчатой роже и жуликоватыми глазами.
— Доставили?
— Что?
— Японский городовой, что-что, бандероль мою!
— Никак нет, Ваше Превосходительство, — ответил молодчик издевательским тоном, – велено передать, несмотря на происшедший конфуз, бандероль ваша не пострадала и вскорости будет отправлена адресату.
— Какой ещё конфуз, что случилось?!
— Человеческий фактор случился, не по вине почты, разумеется. Извозчик почтовой кареты на углу Большой Морской и Прошпекта остановился на предмет сугреться. Морозец-то нынче уж больно кусачий. Ну и насугревался, подлец, до поросячьего визга. А босота дворовая, фулиганы малолетние давай бесхозной кобыле из рогаток под хвост пулять. Так она и понесла. Токмо на Знаменской и остановили супротив Николаевского вокзалу.
— Чёрт знает что такое! – возмутился Аким.
— Не извольте, сударь, беспокоится. Аварийный паромобиль Имперской почты немедля выехал на место происшествия — к кобыле, то есть. Вся корреспонденция проверена и повторно опечатана, убытку и изъянов не обнаружено. Ваша бандероль вскорости проследует к адресату.
— Какой паромобиль, от Знаменской за полчаса пешком дойти можно!
— Пешком, милостивый государь, — это прошлый век. А паромобиль – это современные креативные технологии, внедряемые Имперской почтой, дабы идти в ногу с научно-техническим прогрессом.
— Вот что, молодой человек, — строго сказал Аким, кладя гривенник в протянутую грязную ладонь, – сообщите, пожалуйста, вашему начальству, что я прошу, настоятельно прошу, впредь меня за зря своими курьерами не беспокоить! Не имею надобности в ваших конфузах, кобылах и бессмысленных посещениях. Прошу только одного – незамедлительно сообщить, когда моя заказная, ценная и срочная бандероль будет наконец доставлена!
— Вот это мудро, — осклабился молодчик. – А то гоняют нас почём зря.
Выпроводив курьера, расстроенный Аким скушал чекушку из горла, и, презрев закуску, улёгся спать. Всю ночь его мучали какие-то вздорные и нелепые кошмары. Снились ему холёные ценные бандероли в собольих шубах, разъезжающие по Невскому прошпекту на извозчиках, брезгливо осматривая прохожих и витрины. Срочные бандероли в бобровых полушубках мчались на паромобилях, надсадно звеня в клаксоны, разгоняя собак и зазевавшихся мальчишек. Бандероли попроще в расстёгнутых тулупах, сидя в трактирах с лоснящимися мордами, сугревались горячим чаем из гранёных стопок, и, жадно причмокивая, пили водку из блюдечек в прикуску с рафинадом.
Проснулся Аким с больной головой и поплёлся на службу не побрившись. Увы, настоятельная просьба его осталась без ответа, как глас обречённого христианского мученика на арене Колизея. Все последующие дни, а возможно и недели, ибо несчастный потерял счёт времени, его безжалостно преследовали курьеры Имперской почты. Денно и нощно, и даже во время службы врывались они в присутствие, сладострастно извещая Акима о самых разнообразных злоключениях и неожиданных перипетиях, возникающих на пути следования его злосчастной бандероли.
Жизнь его превратилась в нескончаемый кошмар, сотканный из несбыточных мечт, душевных мук и телесных страданий. Аким потерял покой и сон, питался нерегулярно и совсем перестал следить за собой, подружившись со штофом. Характер его, давеча спокойный и рассудительный, в конец испортился, он стал груб, раздражителен, и, хуже того, начал срываться. Соседи по пансиону и сослуживцы часто слышали его громкий, визгливый голос:
— Что? Двугривенный на чай?! Обоссышься, пшёл вон, мерзавец!
Развязка неумолимо приближалась...
Как-то вечером Аким, не раздевшись со службы, сидел на кровати, пряча трясущиеся руки в полы залатанной шинели, в мучительном ожидании неминуемого. И стук раздался.
В прихожую кряхтя и шаркая ногами, вошла тощая старушка с острыми, злыми глазками в меховой тужурке. Жидкие волосы её, смазанные маслом, были заплетены в тонкую мышиную косичку.
— Курьер Имперской почты. Велено передать, что несмотря на техногенную катастрофу, произошедшую вследствие непреодолимого природного фактора, возникла непредвиденная задержка, но бандероль ваша находится в целостности и сохранности.
— Какая ещё катастрофа? – ужаснулся Аким.
— Бандероль была погружена на борт дирижабля Имперской почты, и…
— Боже, да что же это? Какой дирижабль, зачем дирижабль?!
— Ну как же, любезный, Имперская почта непрерывно совершенствует структуру своих логистических цепочек, дабы ускорить доставку почтовых отправлений. С этой целью был приобретён экспериментальный аппарат последнего поколения, коий благополучно взлетел и лёг на заданный курс, но случился неожиданный каприз природы, ветер переменился и дирижабль полетел в обратном направлении.
— Боже мой, боже мой! – стенал Аким, обхватив голову руками. – Что с моей бандеролью?!
— Да не волнуйтесь вы так, голубчик, сказано же бандероль ваша в полном порядке. К счастью на пути воздухоплавательного аппарата случился Лахта центр, за газоотводную башню которого дирижабль благополучно зачепился и, лопнув, развалился на мелкие кусочки. На место воздушного крушения оперативно прибыла поисково-спасательная служба Имперской почты. Среди обломков был обнаружена ваша бандероль и немедленно сопровождена под охраной в местное почтовое отделение.
— Мать вашу, так доставьте же её, наконец!
— Не будируйте, сударь, доставим всенепременно. Тут только такой деликатный вопрос, поскольку досадный казус произошел не по вине Имперской почты, заказчику за дополнительные транспортные издержки уплатить надобно. С вас семь рублей девяносто шесть копеек. — И, видя, как почернело лицо Акима, поспешно добавила: — Нет-нет, платить ничего не надо! Сейчас. Можно потом и по частям. Хочу вас обрадовать, Имперская почта, находясь в неусыпных бдениях о благе потребителей, ввела новую услугу — льготное кредитование для постоянных клиентов. Наша процентная политика вас приятно удивит!
Издав звериный рык, Аким подхватил топор, стоящий у печи, и коротко замахнулся…
— И что же профессор, положительной динамики не наблюдается?
— Увы, всё перепробовали, ничего не помогает. Больной сидит весь день на кровати, бормочет что-то под нос, а потом вдруг кричит нехорошим голосом «Бандероль!» — и бьётся в конвульсиях. Кормим с ложечки, а развязать боимся, сами понимаете, от такого чего угодно ожидать можно!
— Господи, профессор, да неужто это он старушку бедную топором ушатал?!
— Он, он, душегуб-кровопиец! И, что характерно, ни с того ни с сего, на ровном месте, они даже знакомы не были!
— Зверь! – охнули студенты, отпрянув от кровати.
Больной поднял голову и хриплым голосом спросил:
— Так кто, кто убил-то?
— Как кто? Так вы же, вы и убили, Аким Акимович, — ласково ответил профессор. Мучительно застенав, больной повалился на бок и зарылся лицом в подушку. — Ну вот, разволновался, значит приступ скоро, к гадалке не ходи. Выйдем-ка, господа, лучше в коридор, нам там удобнее будет.
— Скажите, профессор, неужели никакой надежды?
— Боюсь что нет. Вот вам, коллеги, классический пример внезапного и необъяснимого душевного помешательства. Впрочем, пойдёмте, скоро обед, а нам ещё четыре палаты обойти надо.
#МаннНебесный