Настоящий Кай | Daria Lavrova

«Ты мой, мой!» – шептал снег, швырял в лицо пригоршни; левый глаз нестерпимо болел и слезился, Кай бежал домой, тёр глаз уголком клетчатого шарфа – подарка Герды, но лучше не становилось.
В тот день Копенгаген окутывал мягкий, предпраздничный снежок. Кай не спеша шел по Стрёгет и окунался с головой, с жадным любопытством в шумиху и суету людей, спешивших купить подарки и вкусности к рождественскому столу. В такой суматохе особенно ценной была возможность никуда не спешить, и Кай наслаждался ею сполна, как и озабоченно-предпраздничными лицами людей. Ему нравилось угадывать, какие подарки они купили близким и какое угощение поставят на стол.
Дойдя до пристани, Кай остановился и закурил, глядя в серую даль. Его манили корабли, далекий Шпицберген. Кай любил зиму и холод, но Герда – активная, горячая – уже все решила за них обоих. В свадебное путешествие они поедут во Францию: Ницца и Канны, Лазурный берег; а оттуда – в Испанию, и о холоде там будет напоминать только лёд в кувшинах сангрии – алой и апельсиновой.
«Мы будем пить ее литрами, а небо… Там будет такое небо, Кай, все время голубое, и ты забудешь эту серость и этот туман! Соглашайся, мы всю жизнь тут мёрзнем!»
Кай согласился, но о Шпицбергене не забыл.
Вглядываясь в корабли и метель, Кай вспоминал сказку о Снежной Королеве: где-то на далеком Шпицбергене находятся ее ледяные чертоги, там завывает вьюга и снежинки неустанно кружатся в безумном вихре. «Интересно, – подумал Кай, – ведь если есть Снежная Королева, то должен быть и Король?»
Задумчиво протянув ладонь, Кай ловил на тонкую черную перчатку снежинки и смотрел, как они тают от тёплого дыхания; вдруг налетел вихрь, снег бросился ему в лицо, запутался в волосах, забился в глаза и нос, растаял на губах. «Ай! – вскрикнул Кай, почувствовав, как что-то больно закололо в левом глазу; он тёр его, пока не потекли слёзы. – И чёрт меня дернул стоять тут и пялиться, как дурака, на метель!» Вытирая краем шарфа слезящийся глаз, Кай поспешил домой, напролом, через снежную бурю, так внезапно сменившую предрождественский тихий снег, через толпы горожан, узкими улочками. Подальше от ярких вывесок «Christmas SALE», которые вдруг стали его раздражать. Прочь от гудящего роя толпы, спешащей за подарками!
Ворвался с мороза, совершенно окоченевший, с воспаленным глазом, щедро рассыпал снег по всему коридору. «Кай, ну неужели сложно было стряхнуть с себя снег, а не нести его в квартиру?» – капризный голос Герды; почему он никогда не замечал, какой он тонкий и резкий; почему не обращал внимания, как противно она растягивает гласные: «сло-о-о-ожно было стряхну-у-у-уть»?
«Мне в глаз что-то попало, хочу лечь», – отрывисто сказал Кай, машинально целуя Герду в подставленную румяную щеку. От приторного запаха роз, заполнившего дом, его затошнило – что за банальщина эти розы? И зачем их везде использовать? Розовый сироп к оладьям на завтрак, гель для душа с ароматом розы, крем для лица, розы в вазах по всей квартире. Из года в год – варьируется только цвет. «Символ роскоши и красоты», – наставительно говорила Герда. Раньше Каю было все равно, а сейчас он понял, что задыхается.
Не сомкнул глаз всю ночь, прислушивался к завыванию вьюги за окнами, а утром встал – разбитый, уставший, но решительный, сказал Герде: «Прости, мне нужно уехать», – покидал первые попавшиеся под руку вещи в сумку под гневные крики Герды: «Или остаешься, или можешь вообще не возвращаться!» Мягко отстранил ее – шокированную, яростную – и вышел в туманное утро.
Быстрым шагом Кай прошел по вокзалу, почти шесть часов в поезде – спал, думал, читал на смартфоне про Свальбард-Шпицберген: «Лонгйир – крупнейший населённый пункт, там и остановлюсь». Когда мыл руки в туалете, взглянул в зеркало и не заметил никаких следов вчерашнего воспаления глаза, как будто и не было. Чувство вины перед Гердой нахлынуло – и отступило, вновь закололо в левом глазу, точно отвлекая от тяжелых мыслей. Кай вернулся на свое место и задремал, уже без всяких сожалений. Впереди долгий путь: сначала Фредериксхавн, оттуда – паром до Осло, и затем – вишенка на торте – самолет до Шпицбергена.
Пока Кай ждал паром, забронировал со смартфона отель на Лонгйире, выпил чашку кофе и съел пару бутербродов – безвкусных, под стать серым и безликим зданиям вокзалов, аэропортов и терминалов. Когда Кай сел на паром, уже стемнело. Он долго, пока не уснул, вглядывался в непроглядную темень в иллюминаторе, будто ловил чей-то взгляд – внимательный и слегка насмешливый, обжигающе ледяной.
Осло – и толпы людей в международном аэропорту, паспортный контроль – выход из шенгенской зоны, и практически никого у восьмого гейта с надписью «Svalbard».
Сосед в самолёте – грузный мужчина, рабочий-шахтёр с добродушным лицом, расспрашивал Кая – спокойно и ненавязчиво – о том, надолго ли тот в Лонгйир и чем планирует заниматься.
«А, архитектор; наверное, в Свальбардский университет – лекции читать? У них там сейчас, говорят, нехватка преподавателей на технологическом факультете. Да откуда ж им взяться?» Говорил о себе, семья – жена и дочка: пять лет, но очень смышлёная. «Читать любит, вот, везу ей из Осло подарки», – кивает на сумку, набитую книгами: сияют яркие обложки, переливаются краски.
Кай зацепился за слово «университет», как за знак. Никогда не преподавал, но что-то внутри кричало: «Это оно!» С головой ушел в собственные мысли и вдруг – как током ударило! – очнулся, услышав краем уха: «Снежная королева».
«Холодная, говорю, точно Снежная Королева – всегда вежливая, но и близко никого к себе не подпустит. Многие пытались – уж больно хороша, но никому так и не удалось растопить ледяное сердце. Зато факультет держит в железных рукавицах, все у нее налажено, у нашей Ингрид; все преподаватели, какие есть, – самые лучшие, да только вот все никого не может найти, чтобы учил, как здания в таких условиях строить». Говорит что-то еще, но Кай уже не слушает: имя «Ингрид» завладело им, затопило – будто провалился в снег по самые уши, а там, оказывается, мягко и тепло.
Вышел в современное, европейское здание аэропорта – и почему представлял себе невесть что? Ожидая багаж, чуть не пропустил свою сумку – засмотрелся на чучело белого медведя. Вышел – и задохнулся от морозного воздуха, белоснежных гор, огромного указателя – сколько километров до Москвы, Бангкока, Лондона?
Услышал знакомый голос: «Эй, парень, давай сюда!» – добродушный сосед из самолета приглашающе машет рукой: его забирает брат на машине. Большой, оранжевый грузовик – как апельсин на снегу. Кай неуклюже забирается на пассажирское сиденье. «В тесноте, да не в обиде!» – смеются мужчины.
Дальше – белая пелена дороги, а за ней красные, желтые, зеленые и оранжевые домики. Будто игрушечный городок, новогодний подарок под елкой. Машина остановилась у небольшого отеля – с виду уютного, Кай сразу представил себе дощатый пол, огромную мягкую кровать и мягкий свет; сплошное хюгге. Выслушал напутствия: «В бар в отеле не ходи, иди в “Зимний сад”: там недорого и вкусно кормят! Все наши туда ходят», – поблагодарил, спрыгнул на снег, махнул вслед рукой.
В «Зимнем саду» полно народу, все смотрят на новичка с добродушным любопытством, словоохотливый бармен расспрашивает Кая обо всем, попутно ловко вытирая стаканы, разливая напитки, ставит перед Каем огромный стакан кофе – с белоснежной шапкой взбитых сливок и тертым горьким шоколадом. Ничего вкуснее Кай никогда не пил – это он знает точно, тревога наконец отпускает его, и он уплетает свиную отбивную с горячей картошкой и салатом, смёрреброды с селедкой и сыто вздыхает над вишневым пирогом.
При мысли о Герде в глазу снова начинает колоть – будто осколок попал. Мучимый совестью, Кай набирает ее номер из отеля. Голос в трубке обжигает ледяным холодом, безразличием, все чувства точно соскальзывают с замерзшего сердца, не в силах растопить его. Пытаясь найти слова сожаления, Кай отчаянно трет разболевшийся глаз, ищет и не находит в душе огорчения из-за теперь уже неминуемого расставания. Вешает трубку, ругает себя за черствость и внезапно ощущает облегчение – глаз больше не болит.
Наверное, они с Гердой любили друг друга. А был ли у них выбор? С самого детства вместе: крохотный садик под крышей, аромат роз, бабушка читает Евангелие. Рука в руке, нежный румянец на щеках, первый поцелуй. В школе сидели за одной партой, поступили в один университет.
Кай отучился на архитектора, сходил с ума по старинным замкам, обожал геометрическую красоту фракталов; еще в школе рисовал в тетрадях замки – один краше другого. Учителя ругались; все, кроме математички – долго разглядывала, любовалась сочетанием изящества и лаконичности. Она же и посоветовала поступать на архитектурно-строительный.
Герда не любила лаконичность, она нашла себя в дизайне, с ее легкой руки холодные скандинавские интерьеры преображались: барокко, рококо, шик и блеск, сверкание позолоты и помпезная мебель с гнутыми ножками. Подработки – уже с третьего курса, постоянные заказы после блестящего – Герда вообще любила блеск – окончания университета.
Казалось, другой жизни нет и не может быть. Кай никогда не был бунтарем, но иногда задумывался, глядя на однокурсников: они влюблялись, расставались, страдали, надирались до чертиков и приходили на пары с опозданием; красные от бессонницы глаза, в волосах запутался запах сигаретного дыма, – а не упустил ли он что-то важное?
В маленьком отеле на краю земли Каю снятся странные сны: про вьюгу, что согревает; про ледяной замок удивительной красоты. Во сне его преследует чей-то взгляд и имя «Ингрид».
«Построишь нам ледяной замок?» – смеется тихий голос, и словно где-то он его уже слышал. Всю ночь Кай бьется в тщетных попытках создать из снега, льда и дождя такой сплав для замка, чтобы устоял под всеми ветрами, чтобы простоял, непокорный, целую вечность. И, проснувшись, ощущает то же самое, и не понимает – его это желание или во сне навеяло?
Идет в университет, ищет и не находит – загадочную Ингрид, ту, что снится ему и не дает покоя, ту, из-за которой – он уверен в этом – Кай и оказался здесь. На мгновение внутри закипела и поднялась волна раздражения: не должен он был уезжать от Герды, бросать свою размеренную жизнь. Оказался теперь чёрт-те где, непонятно зачем!
И роговицу глаза обожгло, защипало – будто с обидой на его злость, и снова Кай, чертыхаясь, тёр рукавом глаз, пока раздражение не уступило место спокойствию.
Постоял в аудитории – большие окна, светлые стены, солнечные зайчики на лицах студентов перемешаны с улыбками: лекция закончилась, и они окружили преподавателя – плотно, даже не разглядеть. Слайды с геометрией, четкой красотой математики и тонких линий, проекций, из которых, как Феникс из пепла, вот-вот выйдет новое здание, прекрасное – это Кай видел уже сейчас, он архитектор не по роду деятельности, а по призванию, зову души.
На один миг Каю отчаянно захотелось оказаться на месте профессора – и чтобы стоять за кафедрой, и чтобы солнце вот так светило, и блики на лицах студентов, увлеченных, как и он, бесконечной красотой пространства, перенесенного на бумагу.
Подумал – и удивился: надо же, а раньше и не думал преподавать, хотя преподаватели отмечали изящность и доступность его объяснений, логику выводов и умозаключений.
Чистый, звонкий голос вырывается из студенческого гула, наполняет аудиторию, оставляя ощущение прохлады, и мир вокруг Кая кружится. Преподаватель – хрупкая молодая женщина – стоит к нему спиной, но даже так Кай чувствует, знает: это она, это Ингрид!
Решимость переполняет Кая, он готов броситься вперед, разорвать круг восторженных студентов, схватить за руку и резко, зло спросить: «Чего ради ты вытащила меня сюда? Я бросил невесту, свою спокойную жизнь, мне больше нет пути назад, только прозябать здесь, среди снегов!»
Словно услышав его мысли, Ингрид оборачивается. Цвет глаз переменчив, как северное море, взгляд встречается с его взглядом, в голове звучит голос: «Кай, ты думаешь, что я – зло? А ведь я всего лишь даю тебе шанс взглянуть на жизнь с другой стороны. Вспомни, как ты мечтал стать архитектором и уехать на север…»
Она говорит что-то еще, но Кай уже не слушает, из глаз текут слезы – как будто долго, на спор, смотрел на солнце – так можно и ослепнуть! Но он чувствует, что колоть больше не будет.
Ингрид улыбается ему – глазами, и в них столько тепла, что никто и никогда не назвал бы ее Снежной Королевой.
Осколок льда покидает его, и Кай впервые за всю жизнь ощущает твердую уверенность в том, что он наконец-то дома.
#АвторскиеРассказы