Спокойное море чуть слышно плескалось о сложенный из крупного песка и мелких камней с вкраплениями мусора берег. На другом конце бухточки в воде уже отражались огни посёлка. Хмурый тихий сумрак опускался медленно, почти незаметно. Плед уже давно пропустил сырость, но всё ещё грел. Колючая шерсть под пальцами. Колючий комок в горле. Холодное, заставляющее вздрагивать, чувство внутри. Вызывающий дрожь холодный ветер. А ведь ещё полчаса назад этот закат казался таким умиротворяющим…
До тех пор, пока он не вспомнил, что откладывать дальше уже некуда.
Лекс вдохнул знакомый запах бухты – соль, подтухшие водоросли, грибные нотки со стороны кучи брёвен – и медленно выдохнул. Воздух выходил неохотно, будто тоже хотел спрятаться от неизбежного. Лекс оперся рукой о землю, встал, отряхнул с ладони прилипший песок.
– Ты куда? – окликнул его беспечно разлёгшийся на коврике Убо.
– Домой, – решительно ответил Лекс, отрезая себе путь к отступлению.
– Ааа… – понимающе протянул друг, – ну, удачи, что ли.
Лекс кивнул, хотя оба понимали – не удача ему нужна, ой не удача.
Юноша накинул плед на плечи. Влажная ткань вцепилась в спину, покалывая даже сквозь кофту.
Вязкий песок сменился плиточной дорожкой, ведущей к жилищам. На развилке Лекс остановился. Вот бы славно не домой, а? Переборов соблазн, он всё-таки свернул вправо.
В кармане запиликал мобильник, отгоняя гнетущую тишину укрытой деревьями и едва освещённой тусклыми фонарями аллеи. Лекс посмотрел на высветившийся номер. Сеика… Губы сами собой растянулись в улыбке. Она будто чувствует, когда ему паршиво. Это просто магия какая-то…
– Алло?
– Привет! – голос у неё такой радостный, звонкий, что аж ноги бодрее зашагали. – Лекс, а пошли гулять? Знаю, что поздновато, но вдруг тебе ещё не спится?
– Извини, я сегодня немного занят, – неохотно признался Лекс. Хотя ничего не хотелось больше, чем развернуться и пойти в обратном направлении
– А завтра? – Сеика, кажется, ничуть не расстроилась.
– Посмотрим, – уклончиво ответил он. – Если вернусь из дома – с удовольствием.
– Эй! – её голос стал серьёзным, почти строгим. – Брось эти твои шуточки! Не “если”, а “когда”!
– Хорошо, – согласился Лекс. – Когда я вернусь из дома, я тебе перезвоню.
– Вот и славно, – в голосе одобрение, но она сейчас наверняка закусила губу, и хмуро сдвинула брови.
Лекс успел сделать шагов тридцать под успокаивающее молчание из трубки, прежде чем решился.
– Сеика, как у тебя-то получилось?
– Ты знаешь, что я не могу давать советы, – в голосе искреннее сожаление.
– Знаю, – Лекс кивнул, хотя она не могла его видеть. – И всё же?
– Ну… – девушка замялась. – Знаешь, когда мне было совсем паршиво, я купила кружевные салфетки.
– Салфетки? – растеряно переспросил юноша.
– На кухню. Оранжевые, под цвет штор. Тебе понравятся.
По телу разлилась волна щемящего тепла, начавшись где-то в подреберье, и закончившись небольшим выводком мурашек на шее. “Тебе понравится”! Всего два мимоходом сказанных слова, но сколько в них уверенности, тепла и любви! Она готова пригласить его в свой дом! Лекс чуть не рассмеялся.
– Ну вот, чувствую, тебе уже получше, – наверняка она сейчас накручивает на палец прядь светлых волос, вечно выбивающуюся из хвостика. – Иди, ты справишься.
Она, как обычно, положила трубку первой.
Ноги несли вперёд уже гораздо охотнее. Чем скорее он разберётся со всем этим, тем скорее он сможет посмотреть на эти оранжевые салфетки. Ха, больно они ему нужны! Лишь бы Сеика была довольна.
Радостного возбуждения хватило почти до самых ворот.
Улица встретила его угрюмым молчанием. Два ряда домов, разных по размеру и форме, но одинаково сурово смотрящих на опоздавшего. Нет, он ещё не опоздал. Просто темнее обычного из-за затянутого облаками неба. В некоторых окнах горел свет – кто-то уже пришёл домой, чтобы оставаться наедине с собой – или не наедине, если повезёт.
Лекс шёл мимо калиток, нервно считая до одиннадцати. Зачем? Разве он мог перепутать свой дом с другими? Вот он: двухэтажный, с чуть вспученной отделкой и обшарпанной дверью, такой неказистый по сравнению с соседними. И дорожка неровная – он дважды споткнулся, пока шёл к крыльцу.
Ступени противно скрипнули, приветствуя хозяина. Заскрежетал замок.
– Всем привет! – неохотно, и тише, чем хотелось, крикнул Лекс.
Кажется, звук беспомощно упал на пол ещё в коридоре, столкнувшийся с настороженной тишиной. Но поздороваться было необходимо.
“Будьте вежливы со своим Домом” – гласил первый пункт.
“Как выжить в доме. Пособие для начинающих” – тоненькая брошюрка, которую Лекс в шутку купил в ларьке у пристани. Точнее, для друзей сделал вид, что в шутку. А сам унёс брошюру домой, перечитал вдоль и поперёк, и чуть ли не выучил наизусть. Успел до тех пор, пока она не исчезла.
Щёлкнул выключатель. Одна лампа ярко пыхнула, и погасла навсегда, вторая эпилептически замерцала с противным, впивающимся в уши звуком. Лекс по очереди выдернул ноги из кроссовок, придерживая носком за пятку, и оставил их валяться посреди прихожей – один устоял на подошве, второй грустно перевернулся. Надел старые тапки с дырками на больших пальцах, шлёпающие при ходьбе разваливающимися подошвами, и ими же цепляющиеся за пороги. Дошёл до гостиной, и встал в дверях.
Эта комната была поприятнее прочих. Просторная, обставленная будто бы с некоторым представлением о том, как надо. Большой комфортный диван посередине. Он почти не мешал проходу. Почти. Большой плоский экран напротив дивана. Книжные полки по стене – пусть почти все эти книги он прочитал наискось, или и вовсе не ушёл дальше пары десятков страниц, но их было много. Лекс всегда надеялся, что однажды он сядет на этот диван, накроет ноги пледом, и прочитает… ну, хотя бы четверть. На другой стене, над низкими полочками со всякими симпатичными пылесбориками – фотографии. Много фотографий в одинаковых серых рамках. Награждение медалью на соревнованиях по лёгкой атлетике, выпускной из колледжа, участие в школьном спектакле, урок верховой езды – всё то, о чём так легко и приятно рассказывать гостям. Если бы, конечно, в этом доме могли быть гости.
Лекс протянул руку и завёл будильник. В десять утра можно будет убраться отсюда. Неделя без гнетущей тишины и укоризненных мрачных углов. Неделя в комфортном жилище вместе с друзьями. Неделя, которая никак не приближает его к тому, чтобы однажды войти в дом Сеики.
“С домом надо подружиться”, – сказала она однажды. В то время, когда ещё могла давать советы. А как с ним подружишься, если сам воздух тут пронизан липкой горечью?
Дружба – это, в первую очередь, забота. Лекс вернулся в коридор. Сбросил в угол кучку хлама со старого шаткого табурета, выкопал из шкафа запасные лампочки, и заменил их, подсвечивая себе фонариком телефона. Теперь, в ярком ровном свете особенно бросались в глаза разбросанные вещи и пыль. Лекс собрался было привычным движением затолкать хлам в пластиковый ящик, но вовремя остановился.
“Не старайтесь сходу проводить в Доме чересчур масштабные изменения – Вы рискуете получить обратный эффект при следующем визите” – предупреждала брошюра. Ну, вот эту кучку вещей вряд ли можно назвать такой уж масштабной.
Старые кроссовки с дырой на боку. От правого подошва отвалилась совсем, на левом ещё держится..
– Да что ж ты за человек такой? – раздался в ушах голос матери.
Лекс не обернулся – он давно научил себя не оборачиваться на голоса в доме. Они всегда звучат из-за спины. Обернёшься – вновь услышишь. Так и будешь крутиться на месте под грохот сердца, пока не разревёшься, и не скорчишься на полу, молясь, чтобы скорее прозвонил будильник. А за одним голосом наверняка придут другие.
– Твой отец эти кроссовки носил, – продолжала мать, – твой дядя носил, твой брат носил, а ты раз надел – и сразу развалились?!
Лекс неуверенно улыбнулся. Это было смешно. Они с матерью как раз недавно обсуждали эту историю. Она даже не сразу вспомнила. А он до сих пор об этом думает, когда рвутся вещи. Что за вздор? Разве он виноват в том, что развалились пятнадцатилетние, затасканные тремя непоседливыми парнями, кроссовки? Чушь!
Кроссовки полетели в большой пластиковый бак для мусора.
Куртка с логотипом любимой группы, которая всегда кажется неуместной. Водолазка с неудобным узким горлом. Но красивая, зараза. Жилетка для нашивок, до которой никак не дойдут руки. Лекс просто аккуратно повесил всё это в шкаф. На плечики, как приличные люди. Потом решит, что с этим делать. А куртку надо Джифу отдать, он, вроде, до сих пор ходит на концерты тех ребят. Надо ему позвонить. Года два не разговаривали.
Пылесос, с боем вырванный из объятий кладовки, взвыл, как перфоратор. Лекс втянул голову в плечи. Он ненавидел этот звук. В детстве, стоило отцу взять в руки инструмент, он убегал в дальнюю комнату, и забивался под диван, под свисающую часть. И вжимался в эту щель, заткнув уши, зажмурившись, и тонко поскуливая.
– Ты же мужик! – прогрохотал за спиной голос, как только Лекс малодушно ткнул ногой кнопку выключения. – Как ты ремонт делать будешь?
Вообще-то, ремонт он уже делал – сверлил бесконечные дырки в стене для фотографий в рамках. Оказалось, держать перфоратор в руках – не то же самое, что слышать его из другой комнаты. Почему-то это было не так страшно. Или он просто вырос?
Вздохнув, Лекс снова опасливо ткнул кнопку. Пылесос визжал, как перфоратор на холостом ходу. А, когда присасывался к коврику, издавал звук жадного вгрызания в бетон, заставляя лопатки болезненно стремиться друг к другу. Несколько раз Лекс выключал пылесос, чтобы дать себе отдышаться. Зато он пропылесосил прихожую, гостиную и коридор. В спальню соваться не стал – там надо было сначала откопать пол из-под кучи хлама.
Кухня встретила его роем мушек над мусорным ведром. Лекс всегда выносил мешок, уходя из дома. И каждый раз по возвращении встречал его полным банановых шкурок, упаковок готовой покупной еды, и, что самое интересное, гнилых яблочных обрезков. Как будто кто-то постоянно готовил здесь шарлотку из падалицы. Круглый год, независимо от урожая. Неудивительно – Лекс ненавидел случающийся через год у бабушки в посёлке яблокапокалипсис. На три месяца вся семья превращалась в рабов этих двух несчастных яблонь. Лекс как послушный мальчик спрашивал у всех знакомых, не нужны ли им яблоки, молясь, чтобы никто не согласился – тогда мешок яблок потом придётся тащить от родителей или от бабушки к жилищу друга. Может быть, если бы Лекс любил шарлотку, это бы его не так раздражало.
Хотя месяц назад Сеика угощала его совершенно потрясающим пирогом, который по недоразумению тоже назвала шарлоткой. Тонкая румяная корочка на поверхности хрустнула и пошла трещинами, как лёд на весенней луже, обнажив одуряюще пахнущую корицей начинку. Как презренные яблоки могли превратиться в эту тягучую, медово-блестящую жидкость – было совершенно непонятно. Но Сеика и не такое умела.
Лекс завязал пакет, вытащил из ведра, заправил новый. Стряхнул туда крошки и прочий мелкий сор со стола. Налил стакан воды из мелкого крана и с отвращением выпил. Надо поменять фильтры. Или просто принести канистру с собой в следующий раз? Оставлять воду бессмысленно – к следующему визиту она всегда тухнет, а бутылка покрывается изнутри мерзким зелёным налётом.
В животе заурчало. От открывания холодильника толку, конечно, не было, но удержаться невозможно. Нет, он отнюдь не пуст. Полон еды, которую выкинуть жалко, потому что ещё не испортилась, но есть уже не даёт отвращение. Можно, конечно, приготовить что-то – круп и консервов полный шкаф, но не хочется. В принципе, можно потерпеть до утра, до тех пор, пока можно будет, наконец, уйти отсюда. В жилище тушёная курица, ещё полсковородки осталось, если соседи не съели.
Лекс вскипятил чайник, и налил горячей воды в номинально чистую, но покрытую тёмным налётом кружку. Посмотрел на полку с чаем, и, так и не сумев выбрать ни один, решил, что голый кипяток – это тоже неплохо. В вазочке на столе завалялась пахнущая пылью печенька и батончик такого вида, будто полгода назад на него сели, а потом таскали в сумке. На ужин сойдёт. Всё равно больше есть нечего.
– В смысле нечего?! – возмутился хрипловатый голос бабушки. – Полный холодильник еды!
Раз он всё равно не собирается это есть, так может выкинуть уже? Холодильник радушно распахнул двери и осветился лампочкой.
– Где-то люди голодают, а ты годную еду выбрасываешь?!
Лекс со вздохом вернул контейнер с куском котлеты на полку. Ничего, к следующему разу окончательно протухнет, можно будет выкинуть с чистой совестью. Правда как бы не пришлось вместе с контейнером… О, а вот недоеденный засохший йогурт точно можно.
– Это же пятый пластик! – визгливо впился в ухо голос Сойлы. Лекс аж поморщился от резкого звука.
– Перестань уже, – пробормотал он. – Ты со своей экошизой уже всех достала.
– Из-за таких, как ты, мир задохнётся в пластике! Это – не мусор, это – ресурс!
Она продолжала бубнить что-то про культуру потребления и перепроизводство. Зря он ей возразил. Точнее, ему, дому.
Вообще-то, Лекс был с ней согласен. И поддерживал одноклассницу на заре её увлечения раздельным сбором отходов и прочей лабуды. А потом как-то перегорело. Совесть грызла до сих пор. Он брезгливо вытряхнул ложкой остатки йогурта, сполоснул баночку и кинул её в корзину, томиться вместе с товарищами по несчастью – куда сдавать вторку в их посёлке, он так и не разобрался.
Лекс сел на стол и продолжил грызть лежалую печеньку с кипятком, разглядывая кухню. Вообще-то, она довольно большая, но неуютная какая-то. Может, салфетки на стол купить? Какие там нравятся Сеике? Оранжевые?
“Не пытайтесь обставить Дом по вкусу другого человека!” – эти слова скалились из брошюры, несколько раз повторённые на разный лад, а один раз для верности выделенные большими буквами.
Любой дурак знает, что дом должен быть для себя, не для другого. От такого может и крыша съехать. Но как же это муторно и тяжело! Лекс бросил батончик обратно в вазочку, и уныло пошёл в спальню, не дожидаясь, пока очередной голос упрекнёт его в том, что он опять жрёт ночью. Чей это голос, Лекс никак не мог понять, но приходил он обычно ровно в полночь.
Чтобы лечь, пришлось переложить кучу вещей с кровати на стул. Лекс открыл окно, чтобы проветрить. Чтобы хоть ненадолго впустить в дом спокойную, безопасную улицу. Сквозняк зашелестел фотографиями, беспорядочно приколотыми к обшитой пробкой стене.
Большая часть фотографий заставляла Лекса стыдливо отворачиваться. Бесконечные ссоры с родственниками, в которых степень обиды никак не зависела от серьезности темы. Нечаянные кражи, когда по недоразумению взял вещь, а потом постеснялся признаться. Всего две, но от этого не легче. Провал на экзамене по математике. И так далее. И тому подобное. Целая стена. Пять шагов отвратительных воспоминаний.
А вот тут, поближе к кровати, совсем небольшой уголок, который, будто бы, может защитить его сон. Вот он вступился за мальчика, только перешедшего в их класс из другой школы. Их, конечно, обоих побили, но синяки проходят, а друзья остаются. Нет, с тем парнем они не общаются. Зато Убо, в тот раз бывший среди стаи задир, одумался. И через полгода пришёл мириться сам. Должно быть, у Убо дома тоже висит эта фотография. Интересно, а у него – на какой стене?
Лекс улыбнулся, и, нежно коснувшись пальцами, поправил ещё одну фотографию. Его любимую. На ней он, щурясь от яркого солнца, обнимал за плечи двух девушек – Литу и Сеику.
Лита… Полтора метра задорного смеха, увенчанного копной рыжеватых волос. И блёстки-веснушки поверх вздёрнутого носика. Он нехорошо с ней поступил. Да что тут “нехорошо”? Это было подло. Он познакомился с Сеикой, и неделю бегал от Литы, отговариваясь то подготовкой к зачёту, то визитом к родителям. А поделать с собой ничего не мог. Потом была ночь в доме – наверное, самая ужасная в его жизни. И он решился. Не подбросил записку под дверь, не отбил смс-ку – позвонил и попросил о встрече на пляже.
Было много слёз. Неловко признавать, но Лекс и сам немного плакал, спрятав лицо в волосах рыдающей у него на плече девушки. Лита не перестала быть хорошей. Она была всё тем же прекрасным человеком, который был рядом, освещая жизнь солнечным лучиком. Но тем более нельзя было так всё оставить. Лекс искренне считал, что гулять с девушкой, постоянно мечтая оказаться рядом с другой – в высшей степени невежливо. Лита заслуживала лучшего.
Они всю ночь пересматривали их любимые фильмы. Лита тогда слопала столько мороженого, что казалось невероятным, что она не лопнула и не простудилась после этого. А утром они позвонили Сеике. Она тоже должна была знать.
Это была странная прогулка. Иногда Лексу казалось, что он тут лишний – девушки трепались о чём-то своём, почти не обращая на него внимания.
Остались ли они друзьями? Трудно сказать. Но, по крайней мере, им не надо было отводить взгляд при встрече. И, если в пятом жилище перегорала зловредная лампочка в высокой люстре, Лита звонила ему. А он дарил ей по праздникам её любимый чернослив в белом шоколаде, получая в ответ похожие на цветные льдинки леденцы, которые неизменно поднимали ему настроение своей нелепостью.
Спустя полгода эта история всё ещё болела. Отболит ли она когда-нибудь совсем – непонятно, но Лекс ни на минуту не жалел о том, что ушёл от Литы. И уж, тем более, о том, что смог хоть как-то сгладить ситуацию, и помочь ей. Хоть раз в жизни он сделал что-то правильно. Именно так, как надо.
Наверное, поэтому дом ни разу не заговаривал с ним голосом Литы.
Постель встретила Лекса затаившимся под одеялом сыроватым холодом. Юноша подрагивал, по очереди обогревая холодные липкие ступни. Дом зловеще молчал. Лекс уже давно понял, что полное отсутствие звуков ещё хуже, чем неясный шёпот из углов. Несколько раз он пытался спать в гостиной под звуки телевизора. Но стоит закрыть глаза – по телевизору начинают показывать что-то совсем не успокаивающее. Что ни говори, а телевидение в жилищах и в домах работает совсем по-разному. Фильмы для домов никто не снимает – они рождаются сами.
Несколько раз голоса из темноты выговаривали ему, что уже поздно, а он не спит.
– Да как я буду спать, если вы мне мешаете?! – рявкнул Лекс, не выдержав четвертого или пятого упрёка.
– Да что ты сразу начинаешь крыльями махать? – возмутился голос. – Слова тебе сказать нельзя – сразу орёшь!
Лекс сердито натянул одеяло на голову. Голос, как ни странно, умолк. Вместо него пришли другие. Впрочем, сегодня было как-то без огонька, заснуть удалось быстро.
То есть, конечно, не заснуть, а погрузиться в тяжёлую липкую дрёму.
Его разбудил звонок мобильника. Противная мелодия из четырёх нот сверлила череп как хорошая дрель. Сам телефон, вибрируя, уверенно полз к краю тумбочки, пока Лекс пытался поймать его непослушными руками. Свет экрана так резанул глаза, что номера не разобрать.
– Алло? – голос прозвучал хрипло.
– Да, привет, – раздался неожиданно тихий и мягкий голос отца. – Извини, что разбудил.
– Что случилось? – внутри нехорошо похолодело. Не стал бы отец просто так звонить ночью.
– Маму в больницу увезли, на скорой. В реанимацию. Просто хочу, чтобы ты знал. Вот.
Просто знал?!
– Я приеду! – воскликнул Лекс, пытаясь откинуть в сторону сопротивляющееся одеяло.
Сколько времени? Он ведь как раз успеет на первый утренний автобус. Или даже можно такси взять, если найдётся свободная машина в окрестностях. Мама! Что произошло?
– Пап, а что случилось? – спросил он.
Ответ отца потонул в резкой трели. Только сейчас Лекс понял, что всё это время телефон и не переставал звонить. Он судорожно жал кнопку приёма раз за разом, но телефон и не думал замолкать.
Лекс проснулся, стискивая угол подушки онемевшими пальцами. Телефон душераздирающе звонил, резонируя о плохо пригнанную половую доску.
Номер не определён.
– Алло?
Молчание.
– Алло?
Выслушав несколько невнятных потрескиваний, Лекс сбросил звонок, и с шумным выдохом лёг на спину, откинув руку в сторону. С минуту лежал, смотря в тёмный потолок. Посмотрел журнал вызовов. Звонка от отца не было. Приснилось.
Странно, что телефон вообще звонил. В доме не ловит связь. Ну, или почти не ловит.
Что-то тяжёлое с размаху стукнулось в окно. Удар за ударом, звуки крыльев. Птица бьётся в стекло. Кажется, это какая-то примета. Что-то про смерть. А если с мамой и правда что-то случилось? Нет, он же спал. Кошмары из дома никогда не выходят наружу. А вдруг это предчувствие? Как-то ведь Сеика чувствует, когда ему плохо…
Птица продолжала штурмовать окно. Лекс встал, чтобы отогнать её, и замер, загипнотизированный смотрящей на него через стекло мордой. Круглые белёсые глаза, крючковатый нос, вздыбленная шерсть. Чьорра! Он же с детства знал, что они существуют! Чьорра кровожадно облизнулась.
Лекс проснулся с криком ужаса, и сел на кровати. С трудом заставил себя обернуться. За окном было пусто. Только ветки деревьев всё отчётливее виднелись на фоне рассвета.
Приснившаяся чьорра исчезла, а вот глухой стук – нет. Только раздавался он из-за стены. Лекс прислушался. Кто-то ходил и бесцеремонно гремел посудой на кухне. В его доме! Юноша гневно отбросил одеяло, и вскочил на ноги. Да кто посмел? Это – его дом! Никто не имеет права и на порог ступить без приглашения!
Но кто это? Надо проверить. Очень хотелось взять в руки что-то тяжёлое. Ну, хотя бы палку. На глаза попалась теннисная ракетка. Нет, это смешно.
“Что бы ни случилось, помните – в Вашем Доме с Вами не может произойти ничего по-настоящему опасного!” – утверждала брошюра. Что ж, вот и посмотрим.
Лекс вышел в гостиную, и щёлкнул выключателем. Свет на кухне уже горел, и там действительно кто-то ходил.
– Эй, кто там? – окликнул Лекс.
В дверном проёме показалась фигура.
– Сеика?.. – растеряно пробормотал юноша. – Что ты здесь делаешь?
– Я шла мимо, и увидела, что у тебя горит свет, – тепло улыбнулась она. – Подумала, что ты не спишь, и зашла.
– Но…
– Я думала, ты не будешь против… – её взгляд немного потух. Было видно, что она смутилась. – И… я решила, что ночью никто не узнает. Но, если ты хочешь, я уйду прямо сейчас.
Светлые ресницы опустились, прикрывая голубые глаза. На щеках лёгкий румянец. Она сделала шаг к двери.
– Подожди! – Лекс поймал её за руку. – Я не против. Оставайся.
– Правда? – её глаза снова засияли. – Я… я очень рада.
– А как ты вообще нашла мой дом? – спохватился он.
– Ну как же, – улыбнулась Сеика, – по нему сразу видно, что этот – твой.
Ну да, у кого ещё может быть такой нелепый… С другой стороны, Сеика его любит, значит и дом должен казаться ей приятным. Наверное. Может, спросить? Лекс не решался.
Газ зашуршал под чайником. Сеика села за стол, будто бы с недоумением смотря на огонь.
– А что ты электрический не купишь? – спросила она. – Так же быстрее.
– А куда дома торопиться? – пожал плечами Лекс, шарясь по шкафчикам в поисках чего-нибудь получше засохшей печеньки и помятого батончика.
– И то верно, – согласилась Сеика. – А не боишься, что взорвётся?
– В моём доме со мной не может произойти ничего по-настоящему плохого, – снисходительно улыбнулся Лекс. Надо же, она, оказывается, такая пугливая? Он не знал.
– А когда тебя нет дома? Вдруг рванёт и башню снесёт? – продолжала тревожиться девушка.
– Нет у меня башни, и никогда не было.
– Да? – удивилась Сеика. – Но я же её видела, когда подходила. Красивая такая, с флюгером.
Лекс точно помнил, что башни у его дома никогда не было, но промолчал.
– Холодно у тебя тут, – отстранённо заметила Сеика.
– Разве?
Лексу совсем так не казалось. В доме всегда было тепло, а иногда и душновато. Ой, он же так и расхаживает перед гостьей в одних трусах! Трусы, конечно, просторные, да и не то чтобы Сеика его раньше голым не видела, но надо же иметь хоть какие-то понятия о приличиях!
– Я не про температуру, – мотнула головой Сеика. – Я про душу. Он какой-то пустой, как нежилой.
– Так я тут и не живу, – заметил Лекс.
– А зря.
Лекс нахмурился. А то он сам не знает! Ради чего ещё он здесь не меньше раза в неделю страдает наедине с голосами, бардаком, и яблочными обрезками? Можно было давно всё это бросить, сдаться, забыть об этом. Сколько его знакомых живут без домов – и вроде бы неплохо живут. Но нет. Лекс понимал – только человек, дом которого пригоден для того, чтобы стать жилищем, может считаться по-настоящему зрелой, сто́ящей личностью. Разве Сеика этого не понимает? Она-то со своим домом уже месяца два назад разобралась. И действительно живёт в нём. С оранжевыми шторами и салфетками на кухне.
– Ты же знаешь, что я стараюсь, – процедил Лекс.
– Конечно, стараешься, – кажется, Сеика почувствовала, что задела его. – Извини, я зря это сказала. Простишь ведь, да? – она с надеждой заглянула ему в глаза.
Лекс против воли расплылся в улыбке – перед этим взглядом было невозможно устоять. Он кивнул, и Сеика кивнула в ответ.
– Может, я всё-таки смогу тебе помочь? – спросила девушка. – У тебя тут грязновато, но мы могли бы вместе убраться.
Лекс не успел ничего возразить, а она уже вовсю хозяйничала на кухне – скидывала грязную посуду в раковину, мусор – в ведро, продукты расставляла по шкафам – так, как считала нужным. Не так, как ему удобно. Но это же помощь? Напряжение становилось всё сильнее. Когда она схватила лопатку для яичницы, всегда лежащую возле плиты на подставке, Лекс не выдержал.
– Сеика! – резко окликнул он. Даже, пожалуй, чересчур резко.
Девушка с недоумением обернулась.
– Положи лопатку на место, – потребовал Лекс. Он чувствовал себя полицейским, уговаривающим террориста бросить оружие на пол.
– Но столовые приборы должны лежать в ящике, а не на столе… – попыталась возразить она.
– Это – мой дом! – почти выкрикнул Лекс. – И здесь я решаю, что и где лежит! – он постарался снизить голос. – Положи. Лопатку. На место. Пожалуйста.
Сеика нехотя послушалась.
– Но так на неё попадает пыль, и… – бормотала она, оправдываясь.
– Сеика, – перебил её Лекс, – у тебя дома лопатки лежат в ящике. У меня – на столе. Это нормально.
– Ну… да, – неуверенно согласилась девушка, – но всё-таки есть же то, как правильно…
Лекс скрипнул зубами. Да что на неё нашло? Она же всегда его убеждала в том, что дома разные!
– Если ты продолжишь лезть в мой порядок со своими правилами – тебе лучше уйти, – высказал очевидное юноша. – Мы не готовы находиться в одном доме, тем паче, в моём.
Сеика обиженно нахмурилась.
– Солнышко, с кем это ты разговариваешь? – раздался сзади знакомый голос, и Лекс от неожиданности обернулся, крутанувшись на месте.
У него за спиной стояла Сеика. Светлые волосы, стройная фигура, лукавые искры в глазах. Тогда с кем же он разговаривал?
Лекс повернулся обратно. Существо на его кухне стремительно менялось. Черты искажались, волосы из соломенных становились грязно-серыми, в глазах – кровожадный блеск. Лопатка с размаху полетела прямо в лицо. Лекс увернулся.
Проснулся он, держась за лоб – метался во сне и приложился об угол тумбочки. Постанывая от боли, юноша поспешил на кухню, достал пачку древнего выдохшегося мороженого и приложил к ушибу. Заодно и мысли как-то остыли. Лекс аж рассмеялся. Конечно, приснилось. Как он вообще мог поверить в такой абсурд? Сеика пришла в его дом без приглашения и начала наводить тут свои порядки? Это же просто смешно! Он сам, может, и был способен на такую глупость, но не она. Не она.
Кухня была залита солнечным светом. Начало десятого. Как раз хватит времени, чтобы позавтракать. И раз уж лопаточка лежит на законном месте…
Традиционная утренняя яичница несколько примиряла Лекса с необходимостью ночевать дома. Хотя сегодня настроение было гораздо менее паршивым, чем обычно. Он даже как будто бы… выспался? Несмотря на все кошмары. Что-то изменилось и в нём, и в доме. Хотя он тщательно проверил – весь бардак был на месте, призрак Сеики ничего не поменял.
Впервые за последний год Лекс вымыл посуду после еды. Всю грязную посуду, какую нашёл. Вынес мусор в ближайший к его калитке контейнер. Поздоровался с соседом, имени которого никак не мог запомнить. Сосед курил, расслабленно откинувшись на спинку лавочки.
– Что, уже уходишь? – спросил он Лекса.
– Ага. А ты?
– А я ещё посижу, – с улыбкой протянул мужчина. – Хорошо тут. Душой отдыхаю. Нет, когда-то тоже тяжело было, – заверил он, увидев недоуменное лицо юноши, – но потом прошло. Главное надолго его не оставлять, а то одичает.
“Может, ты просто дичаешь каждый раз, пока меня нет?” – мысленно обратился к дому Лекс, закрывая дверь. “Ну, хочешь, пораньше приду? Завтра, например?”. Кажется, дом ответил согласием. Лекс посмотрел на экран мобильника. Надо же, он задержался уже на четверть часа вместо того, чтобы пробкой выскочить из калитки со звонком будильника!
Мобильник завибрировал так резко, что Лекс чуть его не выронил. Мама.
– Алло? – чуть с опаской ответил он. Сны снами, но хочется убедиться, что там всё хорошо.
– Привет, дорогой! Не отвлекаю?
– Нет, нормально.
– Слушай, мы тут от бабушки приехали, – защебетала мама, – возьмёшь ящичек яблок?
Лекс чуть не застонал. Опять грёбаная осень! Но это же вопрос…
– Нет, не возьму, – ответил он.
– Почему?
– Не хочу.
– А что так? – удивилась мама. – Шарлотку испечёшь…
– Мам, я не люблю шарлотку, – это признание далось удивительно легко.
– Что?! – кажется, мама была поражена в самое сердце.
– Я. Не люблю. Шарлотку, – медленно и спокойно повторил Лекс.
В трубке воцарилось неприлично долгое молчание.
– Ты дома был, да? – наконец, спросила мама.
– Да, – не счёл нужным скрывать Лекс.
– Понятно, – её добрая улыбка как наяву вставала перед глазами. – Хорошо, нет так нет. Но ты имей ввиду, что яблок много. Вдруг Сеика захочет.
– Хорошо, – кивнул Лекс.
– Как прошло? – теперь в голосе немного беспокойства.
– Ну… – Лекс задумался. – Знаешь, немного лучше, чем обычно.
– Горжусь тобой, дорогой, – аж тепло по телу разлилось от этого голоса. – Всё, не буду больше отвлекать. До встречи.
– До встречи, – согласился Лекс.
Он замер у калитки, смотря на телефон. Что, вот так просто?! И почему он не сказал про шарлотку лет пять назад?
Недоуменно покачивая головой, Лекс закрыл калитку, махнул на прощанье соседу, и зашагал к воротам по хрустящей гравием дорожке. Палец сам собой набрал номер, по памяти, даже не глядя на экран.
Три гудка.
– Алло?
– Сеика, я вернулся.
#ТаняРысевич
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев