Вечная музыка

Никита сидел на кухне и курил. Это была пятая сигарета подряд. Или даже шестая. "Бычки" сегодняшние теснились в маленькой пепельнице, деля пространство со вчерашними и позавчерашними.
Прошедший день был не просто ужасным. Он был отвратительным. Настолько отвратительным, что дальше некуда. В него уместились, кажется, все возможные неприятности, которые только могли случиться. Начиная от мокрых джинсов (которые должны были высохнуть к утру), через потерянную свежепополненную на полгода вперёд "Тройку" (а ведь сколько раз он собирался привязать её к приложению!), не миновав неожиданно рано пришедшего руководителя (вот угораздило же его именно сегодня прийти пораньше, а Никиту — опоздать), переставшей работать флешки (вот сколько раз говорил сам себе: "Оставляй резервную копию в "облаке") и пролитого на себя кофе, завершилась эта полоса в луже, оказавшейся не "так, мелочью, что тут шагнуть, только подошва и намокнет", а полноценной выбоиной выше щиколотки. Ну и куда же без вишенки-то на торте? Никуда! У Никиты она обрела форму отвалившейся от насквозь мокрого ботинка подошвы.
А ещё музыка. Эта вечная музыка над головой!
Казалось, она звучала круглосуточно, не переставая.
Никита засыпал под неё и просыпался под неё же. Бах, Шопен, Вивальди, Моцарт, Лист... Как же он ненавидел их всех! Ненавидел с тех самых пор, когда Маша пронзительно кричала ему вслед: "Ненавижу тебя! Ненавижу! Предатель!" И вся боль такого родного голоса накрепко связалась со всеми классиками музыкального мира.
Машу он увидел в коридоре музыкальной школы. Никите казалось, что в ней все будут скучными и занудными, умеющими говорить только о нотах, распевках и сольфеджио, а тут — она. Знающая всё на свете, не умолкающая ни на минуту, подвижная, словно солнечный зайчик... Конечно же, он передумал идти на гитару и пошёл следом за ней в класс фортепиано, за дверями которого эта смешная искорка менялась на глазах, становясь самой усидчивостью и терпением.
Их дуэту прочили большое будущее. Они в четыре руки играли то, что не играл никто до них, и, более того, не предполагал, что так можно. Они получали один приз за другим и объездили все конкурсы страны.
Их не представлял друг без друга никто. И ни один из них не мог точно сказать, что любил больше - музыку или того, кто рядом.
А накануне концерта, который должен был открыть перед ними двери на мировую сцену, он пришёл к ней со словами, что не будет играть. Потому что встретил другую. И уезжает с ней. Далеко. На юг. К морю.
Маша молчала, пока он всё это говорил ей. И закричала только тогда, когда он вышел за дверь.
Никита уехал. С моря он вернулся в другой город, к своей новой любви. К пианино больше не подходил, да и вообще считал, что эта страница его жизни закрыта навсегда.
Конечно, роман закончился также быстро, как и начался. Не прошло и года, как его пассия заскучала рядом с ним, а он сам всё чаще стал ловить себя на мысли о том, что сравнивает её с Машей. И сравнение было в пользу той, которую он оставил в городе своего детства.
Ему было невыносимо больно и невероятно стыдно. Пытаясь сбежать от боли, стыда и тоски, он переезжал с места на место, благодаря свою бывшую за то, что заставила его пойти на курсы фотографов. Оказалось, что талантлив Никита не только в музыке, а упорство и терпение, привитые "музыкалкой", позволили ему стать достаточно востребованным в мире красивых снимков.
Он не работал с людьми. Его стихией стали дома, интерьеры, декоративные мелочи и тому подобные штуки.
Благодаря своей работе он и нашел квартиру, в которой сейчас сидел, куря одну сигарету за другой.
Ему говорили, что здесь будет тихо. И так и было до недавнего времени, пока не начала играть музыка. Он терпел её вот уже два месяца. Но сегодня чаша терпения переполнилась.
Никита встал, затушил сигарету и вышел в подъезд, твердо решив, что обязательно найдет это злосчастное пианино и выскажет его владельцу всё, что думает.
Пианино нашлось быстро. "Марш гномов" Грига доносился из-за новой металлической двери этажом выше.
Никита нажал на кнопку звонка. Потом ещё раз. И ещё. Музыка стихла. Раздался скрип, шорох, дверь открылась, по хромированному ободу колеса инвалидной коляски пробежал блик, так похожий на солнечного зайчика...
Все слова, которые Никита хотел сказать, застряли в горле.
Маша сидела и смотрела на него снизу вверх.
— Ой! — сказала она. — А я вот... Видишь, побежала тогда тебя догонять, не заметила машину и... Теперь вот... езжу. И играю. Больше я ничего не умею же... А ты? Зайдёшь?
#ЮлияБурмистрова