Художник — Анна Аронова
Старуха так бы и продолжала свои шамканья, попутно натирая морщинистыми пальцами медное распятие, если бы я ни сослался на катастрофическую нехватку времени. Дальше терпеть весь этот балаган я был попросту не в силах. Этот запах дряблости и многолетней человеческой пыли, разнообразные святые, что, будто осуждая, таращились на меня со стен и полок. Да и бред этой старушенции – этого живого дореволюционного ископаемого – уже порядком приелся.

Но на что только ни решится отчаявшийся человек!

После той шутки, что дом проделал со священником, поход во всякую церковь мне был заказан: отец Ануфрий здесь постарался на славу. В газетных астрологов и целителей верилось с трудом. Спать же в доме по-прежнему было жутко. Даже когда дали электричество, и я по несколько раз включал всюду свет (который неимоверным образом обязательно выключался), положение не шибко улучшилось. Дом продолжал вовсю надо мной издеваться. Сами собой перемещались предметы, мебель кочевала из комнаты в комнату, в ванной текла вода, и непременно кто-то плескался, а по коридору вечно кто-то маршировал. Среди ночи я просыпался в кромешной тьме, слушая, как за стеной разговаривают, как играет музыка; принюхивался и чувствовал, как из кухни тянет жареным мясом – и это с учетом того, что сам я жил исключительно на лапше быстрого приготовления.

А однажды случилось такое, от чего до сих пор голова кругом! Проснулся как-то поутру, и словно бы под водой очутился. Рыбы вокруг плавают, водоросли из пола торчат, все такое мутное, зеленоватое, покачивается, переливается. Дышать могу, а сказать ничего не выходит – только рот открою, как он уже полон воды; одни пузыри куда-то под потолок поднимаются. Выбрался кое-как на улицу – аж трясет всего, дурацкой спички зажечь не в силах! Выкурил полпачки, вернулся и… все как обычно: ни единого намека на то, что совсем недавно тут был натуральный аквариум.

По какой причине дом всячески противится тому, чтоб я курил в помещениях, – выяснить тоже не удалось. Но действовало это всегда безотказно: только за сигаретками потянешься, а они уже мокрые, в кашицу превратились. Если же спичкой чиркнешь, так сверху капать начинает. Один раз я даже не выдержал, психанул: натащил в дом свечей, разжег их и по комнатам расфасовал. «Что, съел?!» – кричу стенам. И тут дождь пошел. Прямо в доме. Стою, как дебил, а кругом все мокнет, лампочки искрятся и гаснут, да и самого меня обильно поливает.

Обиделся я в тот раз на дом и ушел пить в бар. На следующее утро тряпками лужи с пола собирал…

– В общем, заведите себе птицу божию, авось да поможет она вам, – напутствовала старуха, пряча в карман мои пятьсот рублей.

– Ага, – вздыхал я, – петуха мне только и не хватает. Да и… что толку? Вечером эти пернатые твари все равно не поют.

– Бог даст, избавитеся от напастей ваших, – бормотала она, настойчиво выпроваживая меня за дверь.

Старая карга!

Петуха все же купил. Вдруг да испугается его дом, и хотя бы днем будет оставлять меня в покое.

Шатался по птичьему рынку взад-вперед, высматривал такого, чтоб поздоровее, поголосистее. Пусть крик его летит во все углы, гоня оттуда расшалившееся мракобесие. Хоть какая-то радость. Несколько часов без бегающих табуреток, улыбчивых идиотов, всплесков, скрипов и голосов.

В итоге замаялся бродить меж всех этих лотков с различной подневольной животиной, но таки отыскал себе крупного задиристого петуха. Запихал его в заранее прихваченную клетку и потащил домой. Пока нес, петух старательно надрывал горло, люди вокруг оборачивались, посмеивались, пальцами тыкали. Ветер рвал куртку и тушил сигареты. Все в этом мире было против меня.

Добравшись до дома, захлопнул дверь и поставил клетку на пол.

– Все, пришли. – Уселся на стул, вытер пот со лба.

Дом тем временем подозрительно притих.

– Знакомьтесь, – усмехнулся я, – это жуткий дом, а это грозный петух. Теперь живем все вместе. Надеюсь, сдружимся, и будет у нас мир да покой.

Отдышался.

Клетку с птицей водрузил на подоконник в спальне. Сам же, сбросив одежду, прошел в ванную. Долго стоял над краном и молил, чтоб никакого песка.

Потекла вода.

Набрав полную ванну, с удовольствием улегся в нее, закрыл глаза. Наконец-то немного долгожданного отдыха. Устал уже от всех этих сумасбродств. Ни о чем ином больше не думал, лишь о том, как бы с катушек не слететь.

В какой-то момент даже задремал. Увидел матушку, ее печальные глаза, как смотрит она, наверное, теперь на мою фотографию – единственный сын, обокравший ее и удравший бог весть куда. Как она там?..

В спальне заголосил петух, и практически сразу подо мной исчезло дно. Скользнув ладонями по гладким краям ванны, я провалился в черную глубину. Раскрыл глаза, глянул вправо-влево – сплошь темнота. Затем поднял голову и увидал размазанный прямоугольник света. Отчаянно дергая руками и ногами, поплыл к нему. Вынырнул и, тяжело дыша, уцепился за край.

И вот тут-то мне стало по-настоящему страшно. Ноги мои спокойно болтались в воде, и, судя по всему, дна подо мной не было. Вообще не было! Сплошная бездна, в черноте которой шевелилось нечто безразмерное.

Завопив, быстро выбрался из ванны, рухнул, приложившись коленом о кафель, и отполз к двери. Тишина, ничего не происходит. Никто ко мне из потустороннего мира не ломится.

Спустя какое-то время поднялся и на негнущихся ногах подошел к ванне. Дно не вернулось, а из глубин на меня пялились два исполинских глаза. Гигантские зубы холодно поблескивали в свете лампочек под потолком.

– Ну дела-а…

Позже сидел в спальне на кровати, трясся от ужаса. В ванной что-то плескалось, и теперь я знал, что именно.

– Это уже не смешно, – буркнул я, – совсем не смешно.

Только тогда заметил, что петух исчез из клетки. Осталась лишь пара оранжевых перьев.

Конфетка-Милана оказалась довольно словоохотливой и весьма нестеснительной барышней. Мы недурно поболтали, после чего она многообещающе чмокнула меня в щеку, оставила свой номерок и, запрыгнув в машину, умчалась восвояси.

– И ничего страшного, – хохотнул я, провожая ее глазами.

Тем же вечером мне позвонили.

– Добрый вечер, – услышал я вкрадчивый мужской голос.

– Здрасте.

– А могу я узнать, с кем говорю?

Настроение у меня было хоть куда, и даже мелкие проделки дома не особо раздражали.

– Можете.

Воцарилось явно неловкое молчание.

– Хм… Так с кем я говорю?

– Зависит от того, кому вы звоните.

– Мне нужен некто Александр.

– Македонский? – сострил я.

– Увы, не он.

– Может, Пушкин?

– И даже не он, – голос обретал железные нотки. – Мне нужен Александр, хозяин этого номера. Тот, который так бойко ухлестывал за девушкой по имени Милана.

Ага, вот и хахалек нарисовался!

– Ну, думаю, он все же не ухлестывал, а ухаживал за ней, – улыбнулся я.

– Это не имеет значения.

– Как же не имеет? Еще как имеет! Посудите сами, «ухлестывал» – слишком уж вульгарное слово. Такими словами быдло выражается. Мы же с вами люди цивилизованные, воспитанные. Я, во всяком случае, точно воспитанный. Да и Милана – настолько яркая девушка, эх… За ней нельзя ухлестывать, за ней можно только ухаживать.

– Значит, я все-таки говорю с Александром? – голос вновь сделался вкрадчивым, даже по-своему ласковым. – Что ж, здравствуйте, Александр.

– И вам не хворать. Кстати, а вы кто?

– Меня зовут Никита Серебров. И я – Миланен жених.

– Ой-ой-ой! Как же вам повезло! – Я сполз на пол и с трудом подавил прущий из груди смех. – Примите мои соболезн… то есть поздравления. Очень, очень шикарная у вас невеста. За такой глаз да глаз нужен.

– Это уже отдельный разговор, – обрезал Серебров. – Речь сейчас исключительно о вас и вашем поведении.

– А что не так с моим поведением?

Тут из комнаты выглянула полка с книгами. Готов поклясться, до этого она находилась в спальне.

– Проблема в том, что оно мне не нравится. Делаю ссылку лишь на вашу неосведомленность касательно того, что Милана занята, как и на то, что вы понятия не имеете, кто я такой.

– И кто вы такой? Уж будьте любезны – просветите.

Полка спряталась обратно. А через минуту из той же комнаты вышли двое мужчин в форме грузчиков. Они повернулись ко мне: на лицах обоих глупые улыбки от уха до уха. Я кивнул им и оттопырил кверху большой палец. Идиоты переглянулись и стали вытаскивать из комнаты все ту же полку.

– Я – человек, с которым лучше не связываться, – ответил Серебров.

– Ого, звучит как угроза. Пугаете, что ли?

– Нет, зачем же?

– А-а… Тогда хорошо. А то я уж было решил, что вы пугало огородное. Так бы все сразу стало ясно: профессиональная привычка, все дела.

Повисло угрюмое молчание. Я буквально чувствовал раздражение Сереброва, как и его жалкие потуги держать себя в руках.

– Все сказали? – холодно отозвался он. – В общем, хочу дать вам совет, Александр. Забудьте о Милане. Не вашего она поля ягода.

– Это нынче мода такая: метафорами сыпать? Хотя, стоп! Фразеологизм же? Или нет?

Вновь молчание. Надеюсь, он там телефон не сгрыз от злости.

Кстати, а откуда у него мой номер?

Я задумался, но почти сразу себя успокоил: наверняка выглядел у Миланы в списке контактов. Судя по всему, этот тип был из числа тех робких богатеньких мальчиков, которых девушки вроде Миланы заводят аки породистых маленьких собачонок, – ради престижа. Ну и чтоб счета оплачивал, шмоточки дарил и прочее в том же духе. И вот нынешним вечером, набравшись храбрости, наш Никита стянул у нее мобильник и просмотрел номера. Теперь вот, ведомый праведным гневом почетного рогоносца, обзванивает всех ее ухажеров, что-то выясняет, даже пробует угрожать…

Но вместе с тем в памяти всплыли слова Пушистика, что Милана якшается с опасными людьми, с которыми лучше не связываться.

С другой стороны, ну не верилось мне, что этот юноша с девчачьими ужимками может быть опасным. Никак не верилось.

– Александр, я так понимаю, у вас сегодня прекрасное настроение? – наконец подал голос Серебров. – Вы все шутите да шутите.

– Верно, прекрасное. Чего ж ему плохим-то быть? Жизнь – штука интересная! А юмор – вещь довольно полезная. Смотрите, даже в рифму.

Рабочие отволокли полку в спальню, вернулись, поулыбались мне и ушли. Через какое-то время они потащили все ту же полку обратно в комнату.

– Соглашусь, юмор полезен, – мрачно произнес Серебров, – а вот насмешки порой могут сильно подпортить здоровье.

– Так разве ж я насмехаюсь? Это так, по-дружески, – продолжал балагурить я, наблюдая, как несуществующие придурки-рабочие таскают полку из одной комнаты в другую.

– Вот и я по-дружески советую вам забыть о Милане. В противном случае много чего нехорошего может произойти.

– Не беспокойтесь, мы будем предохраняться.

Серебров отключился.

А еще через три дня после этого разговора я затащил Милану в постель. И нет, мы не предохранялись.

Босой бродил по теплому песку, слушал волны и зачарованно рассматривал линию горизонта. Боль отступила, и все страхи, выматывающий стыд и прочее буквально растворились в величии открывшейся необъятности.

Позади меня была дверь шкафа, через которую я шагнул в этот райский уголок.

– Мать моя женщина, – выдохнул я, подставив лицо рассвету, упиваясь вкусом соли на разбитых губах. – Как же так?..

Остров, затерянный где-то в океане, – тут тебе и пляжная коса, и пальмы, и коралловые рифы, и суетливые крабы, и пение невиданных доселе птиц… А за спиной – зависшая в воздухе дверь, через которую я мог видеть свою неприбранную спальню. Один шаг, заключавший в себе расстояние в несколько тысяч километров.

И вокруг никого.

На весь пляж я был совершенно один. Голый, избитый, стоял и любовался тропическим рассветом.

– Спасибо, – сказал я дому.

А потом побежал к воде, с радостным криком нырнул в накатившую пенистую волну и долго-долго плыл – до тех пор, пока не иссякли все силы, пока окончательно не выдохся. Дальше просто лениво покачивался на волнах, уставившись в безоблачное небо, с наслаждением ощущая, как морская соль щиплет раны.

И как же хорошо было мне в тот момент!

Позже, когда возвращался в дом, чувствовал себя полностью исцеленным, даже помолодевшим. Многие синяки поблекли, опухоль на лице спала, а с глаз сошла отечность. Ожог на щеке и вовсе не беспокоил.

Во мне бурлила энергия жизни, молодости.

Боже, а ведь до этого я ни разу не видел ни моря, ни океана!

– А теперь расскажи все, что знаешь о моем доме.

Я усадил свою ясновидящую азиаточку за столик, предварительно заказав ей коктейль. Разумеется, из тех, что подешевле.

– Так ведь я ж ничего о нем не знаю, – пожала она плечами. – Просто… в тот раз, когда была у тебя в гостях, что-то почувствовала.

– Что именно?

Яростно чиркнул зажигалкой и с наслаждением закурил. Алиса же потягивала коктейль через трубочку.

– А зачем тебе? – подозрительно глянула на меня.

Только теперь я понял, что не так. Ну конечно!

– Да не собираюсь я над тобой смеяться, – заверил ее. – Просто из всех, кого знаю, ты единственная, кто что-то да уловила в том доме. А мне очень важно понять, с чем я имею дело.

– Не-е, тут я тебе не помощница, – передернув плечами, она отвернулась, стрельнула глазками в сторону смазливого мальчика за соседним столиком.

– Почему?

– Так ведь это только мои ощущения, не больше. Может, я все выдумала. Тебе бы с моей бабушкой пообщаться, она разбиралась в таких вещах.

– И где мне найти твою бабушку?

– На кладбище, – ответила Алиса. – Умерла пару лет назад.

Я вздохнул. Пододвинув к себе пепельницу, положил туда сигарету и наблюдал, как она тлеет.

Молчание затягивалось.

– Слушай, – вспомнил я, – в прошлый раз ты сказала, что дом улыбается. Что это значит?

Алиса облизала губы, посмотрела на меня.

– У тебя необычный дом, – сказала она. – Он не злой, понимаешь?

– Не-а.

– В общем, есть злые дома. В них страшно. В них люди с ума сходят, калечат друг друга, убивают. Такие дома еще называют обитаемыми.

– В смысле?

Алиса закатила глаза.

– Дома с привидениями!

– А-а-а…

– Смеяться будешь – уйду! – надулась она.

– Нет-нет, я не смеюсь, – поспешил успокоить я. – Поверь, я за последнее время такого насмотрелся, что привидения воспринимаются мной так же естественно, как, скажем, табуретка. Меня, наверно, уже вообще ни чем не удивишь.

Алиса недоверчиво кивнула.

– И еще… – я замялся, не зная, как правильно выразить свою мысль, – мне кажется, что дом… ну… шалит, понимаешь? Я уже перепробовал массу способов борьбы с этим… Бесполезно! Дом как бы играется, угорает надо мной, подсовывая всякие фокусы.

В памяти всплыл случай, когда я проснулся среди ночи и обнаружил рядом с собой громадного спрута. Тот был заботливо укрыт одеялом, голова (или что там у него?) покоилась на подушке. Размеренно дышал…

– Вот поэтому я и назвала его смеющимся, – сказала Алиса.

– Но ведь в нем никто не жил! Дом – это обитель, как понимаю. Он впитывает в себя энергию людей и их поступков… или что-то подобное. Не мог же мой дом обезуметь в момент строительства.

– А он и не обезумел, – развела руками Алиса. – Он как расшалившийся ребенок. Не знаю, почему так получилось, но… он не испорчен. Он ведет себя так, как считает нужным. А вот испортить его могут жильцы. Эх, жаль, бабушки нету! Она бы точно знала, что делать. Уверена, ей бы твой домик понравился.

Почесав затылок, я потянулся к забытой сигарете, но обнаружил лишь истлевший окурок.

– А ты как думаешь, что мне делать?

– Подружись с ним, – спокойно сказала моя сексапильная азиаточка. – Если все действительно так, как ты говоришь, то у тебя есть уникальная возможность заполучить огромную шкатулку, полную диковинных чудес. Перестань воевать с ним, попробуй подружиться.

– Да уж… – пробормотал я, расплачиваясь по счету. – Знать бы еще, как это сделать.

Евгений долматович
#ДомСмеющихсяЛиц