Он лежал без движения, боль была повсюду кроме ног. Казалось, что их больше нет. Не было сил открыть глаза, он только пошевелил чуточку веками на которых тоже алели царапины. Правую руку жгло, губы были сухими и разорванными, с запекшейся кровью, язык не повиновался. Наконец он смог осмотреться: палата, провода, свет, тишина… В ушах звенело. Сознание снова начало уходиться, оставляя разум в переливчатой медленно темнеющей пестрой пучине…
Лицо Нестора было красивым, бледным, с высоким лбом и спокойными серыми глазами. Темно-каштановые, отливающие синеватой сизостью вьющиеся пряди волос приятно обрамляли его. Тонкие худые руки были ловкими и изящными. В голове роились мысли, идеи, неясные расплывчатые образы людей, божеств, сцен из прошлого и животных, порою обыкновенных, порою диковинных. Он писал, не часто и по чуть-чуть, но эти тексты были достойны похвалы. Не зря его назвали в честь летописца. В нем не было честолюбия и слабостей Ханса Гибенрата из повести Гессе, но в целом они были бы очень похожи, если добавить в образ сына бюргера еще и мечтательные черты его друга-поэта. Отпечаток ума, отличного от присущего большинству его друзей, делал правильные и в то же время неженственные черты Нестора особо одухотворенными и ясными.
Он часами сидел в своем кресле и смотрел в окно, наблюдая как дождь падает на прозрачные синеватые стекла, как плывут по небу кудрявые палевые закатные облака, как на весеннем ветру шелестят окутанные смущенной салатной зеленью деревья… Нестор записывал это в короткие чувственные строфы стихов, наполненных странным тайным движением, подобно его душе…
После аварии, случившейся летом после седьмого класса, его инвалидность послужила началом еще большей отчужденности от общества сверстников, что одновременно и благотворно сказывалось на его творчестве, и в то же время мешало ему привносить в свою жизнь и фантазии что-то живое, реальное, осязаемое. Полгода он занимался на дому, сразу же после своего тяжелого выздоровления принявшись за уроки и проявляя все ярче и заметнее свои способности, удивляя учителей.
Не зная еще о женской страстной и нежной любви, пока что он в самом отдаленном никому неизвестном уголке души мечтал о дружбе. Верной, крепкой, не поддающейся ветрам времени, медленно точившем даже самые крепкие образования. Затворнический образ жизни, ограниченные возможности и различия с ровесниками существенно препятствовали этому, не давая с головой окунуться в новую свежую радость.
Стоял осенний вечер, мать катила коляску по дороге, окаймленной пожухлой листвой. Золотисто-алые деревья после недавнего дождя под усталыми серыми тучами выглядели жалко. Мучительная тоска природы передалась Нестеру. Он положил на обездвиженные колени блокнот и начал писать. Прогулка подходила к концу, ветер был слишком сильный, и мальчик мог простудиться. Они подъехали к дороге, мимо проносились цветные, запятнанные высохшей грязью машины. Отчего-то хотелось плакать. Зеленым загорелся светофор, перешли зебру. На самой последней ее полоске Нестер попросил мать остановиться. Засигналил водитель.
Женщина подтолкнула коляску и они оказались на тротуаре.
— Стой, - негромким, не терпящим возражений голосом вновь остановил ее мальчик. Его грустный взгляд рыскал по обочине.
— Что такой, милый? - спросила женщина.
- Там кто-то есть. У самого бордюра Не вези меня, все равно ничего не выйдет, лучше принеси это животное. По-моему, там щенок или котенок. Черный.
Мать не стала спорить, покорно подойдя к краю дороги. Мимо по-прежнему неслись автомобили. Женщина нагнулась к черному комку, её жилистые руки не без отвращения прикоснулись к мокрой шерсти. Она отдернула пальцы. На них была свежая багровая кровь.
— Он ранен, наверное умирает, это кот, - крикнула она сыну. - Пойдем дальше.
- Нет, - решительность овладела Нестером. - Принеси его мне.
Теперь спорить с ним не имело смысла, мать знала это очень хорошо. Она сняла шарф, быстро положила в него кота и принесла сыну, как на носилках. Шарф тоже пропитался кровью. Нестер попросил положить ему на колени кота, тот странно булькающе постанывал. Задних лап до самых коленей у него не было…
* * *
- Удивительно хорошо перенес операции! - улыбнулся желтозубой морщинистой улыбкой старый ветеринар. - Поправился почти полностью! Уже ходит, говорите? Прямо как настоящий кот? Хе-хе, биопротезы сделали свое дело! Будет как новенький.
Он запнулся, глядя на Нестера, серьезно и бесстрастно смотревшего на врача.
- Ничего страшного, я все понимаю. Меня нельзя вылечить, - холодно ответил тот.
Кот принялся ходить по серебристому столу, осторожно опираясь на белые протезы. В соседнем кабинете кто-то закричал, захлебываясь мяуканьем. Питомец Нестера дернулся, протез скользнул по краю стола и он полетел вниз… Его подхватили гибкие мягкие руки.
- Нестер, - еле слышно выдохнула мать.
Он стоял посреди кабинета на подрагивающих ногах. В голове закружилось, но он оперся о шкаф и сделал шаг к своему креслу… Сам сел и положил кота на колени…
Дорога домой была полна радости и надежд, кот мурлыкал, мать и сын улыбались. Слова казались здесь лишними.
С тех пор прошло несколько лет. В толпе молодых веселых парней в свете румяного помолодевшего солнца можно увидеть одного, отличного от других: светлокожего, стройного, высокого, с пытливым разумным взглядом огромных глаз и с темными волнистыми волосами… В кармане его брюк всегда виден силуэт маленького красивого блокнота, а на плечах иногда восседает черный кот с протезами вместо задних лап. Юноша ходит неспешно, но уверенно и плавно, как и его необычный питомец, он держится особняком от большинства безрассудных ровесников, однако в глазах его сияет светлая крепкая дружба. Он одинок по мнению общества, но имеет в душе настоящего друга. Они разговаривают и делятся мыслями, когда никто не видит. Они понимают друг друга с полуслова. И этот преданный товарищ - большой черный кот. Все привыкли к странной мечтательной парочке, но говорят даже, что теперь к ним еще добавилась девушка - с нежной красою зимнего рассвета, с обвивающими шею русыми волосами и глазами точь-в-точь как у Нестера - глубокими и влюбленными в жизнь.
Комментарии 6
Н Е Д О Н О С К И ¡¡¡