ОТПУСК

Смеркается. Тени от костра прыгают на деревья, качаются на сосновых ветках точно огромные обезьяны. Ветер налетает порывами. Тревожно становится от этого ветра. Андрей Иванович кутается в куртку. Но несмотря на вечерний холод, ему здесь хорошо. Он знает здесь каждый камень. Каждое дерево для него будто родной человек из далекого детства.
Он родился и вырос здесь, на севере. Впитал в себя тягучие смолистые запахи тайги и суровые зимние ветра. А стал доктором. Рано покинул дом, уехал учиться. Как водится, не слишком скучал: много было других занятий. А всё же иногда скучал, особенно по бабушке.
«Чего, Андрейка, всё своих инфузорий изучаешь?» – спрашивала она его, когда тот приезжал на каникулы или праздники.
«Изучаю», – отвечал он посмеиваясь. И на душе становилось хорошо и спокойно. Бабушка Тамара Семёновна любила его как-то особенно сильно, правильно. Он тоже любил её, и с каждым годом понимал это всё лучше. С родителями было как-то по-другому: по-деловому больше. А вот такой беззаветной любви – не было.
Андрейка рос, мужал. Тамара Семёновна старела. И вот, когда она поняла, что сил уже нет, а любимый внук всё не приезжает, собрала вещи и села на поезд. Город, в котором жил и работал Андрей, был большим, и, конечно, она заблудилась. Потеряли. Мать на уши всех поставила. Он сам бегал как угорелый. Потом-то Тамара Семёновна нашлась. Андрей плакал. А она гладила его по голове и говорила: «Чего же ты плачешь? Я тебе конфет привезла. Твоих любимых. Лимончиков.»
Тогда Андрей Иванович, а он был уже молодым врачом, поклялся себе приезжать домой как можно чаще.
Но время шло, работу сменяла работа. В перерывах Андрей успевал писать кандидатскую. А потом, совершенно неожиданно, его пригласили в заведующие отделением в новой больнице. А потом… потом позвонила мама, сказала, что бабушка сильно заболела.
Андрей Иванович бросил всё и приехал. Дома бабушки не было, она была в стационаре, в горбольнице. Туда. Договорился с персоналом, надел халат, прошёл… Она лежала на кровати под капельницей, бледная и сухая, седые волосы были неаккуратно разбросаны по подушке, грудь слабо приподнималась. Бабушка спала…
И вот тогда, когда он вошёл в палату, ему в первый почудилось Присутствие. Нечеловеческое какое-то, чужое. Как будто кто-то наблюдал за ними с той стороны огромного невидимого зеркала. Почти безразлично. Но от этого безразличного взгляда всё кругом сразу становилось неправильным, будто все связи между предметами и людьми угасали, и ничего уже не могло работать как надо.
Андрей Иванович мотнул головой, стряхивая наваждение, подошёл, осмотрел капельницу, взял бабушку за руку, нащупал пульс. Сухая старческая рука в его пальцах казалась почти игрушечной. А ведь эти руки некогда носили и кормили его. Но вот рука ожила, лёгкие шершавые пальцы едва сжали его ладонь. Бабушка открыла глаза и слабо улыбнулась: дождалась…
Это воспоминание было для Андрея Ивановича особенно дорогим. Но сейчас, сидя у вечернего костра он вспомнил об этом не просто так.
То самое чувство. Чувство Присутствия вернулось к нему. Теперь он знал его хорошо. Оно возникало каждый раз, когда умирали его пациенты. А теперь? Теперь он в лесу, за много километров от людей. Один. Если не считать этого странного человека, который вышел в самых сумерках к его костру и попросил погреться. Уж не болен ли он?
Андрей Иванович внимательно взглянул на гостя. Сквозь дым костра, да пар от котелка на треноге, на него смотрело чужое незнакомое лицо. Усталое это было лицо. Под тонкими, будто женскими бровями сидели совсем не женские глубокие темные глаза. Они смотрели на Андрея Ивановича внимательно и с интересом. Нет. Этот человек не был болен.
– Как вы здесь оказались? – спросил вдруг незнакомец. Голос его был ровным, будто катком по нему проехали, ни эмоций, ни интонаций.
– Отпуск, – коротко ответил Андрей Иванович.
– Устали… – понимающе кивнул человек.
– Да какое там, – махнул рукой доктор. – Три месяца днём и ночью в госпитале. Людей везли пачками… Да почти никто не выжил.
– Да?
Андрей Иванович поёжился от неприятных воспоминаний и сердито взглянул на гостя: «Странный он какой-то… будто не в курсе.»
– Эпидемия, слышали поди.
– Эпидемия? – голос незнакомца по-прежнему остался ровным, однако в глазах мелькнуло удивление.
– Да вы что, с луны свалились? С июня же. Треть планеты выкосило.
– Я этого не знал… я тоже вроде как… в отпуске с июня.
– Вот как. Говорите, с июня?.. – Андрей Иванович недоверчиво хмыкнул. – Здесь у вас заимка что ли?
– Да на что мне заимка?
– Ну… а продукты? Да и без связи…
– Я не обжора, – перебил его гость. – Лучше скажите мне что там с эпидемией? Закончилась?
– Закончилась. Сама… Как будто не было ее. По всему земному шару. Все думали: «каюк», ан нет.
– Ясно…
Андрей Иванович замолчал: уж очень много силы было в этом «Ясно». Да и сам незнакомец изменился: черты лица, точно подведённые углем, заострились; пальцы, сложенные перед собой в замок, вдруг показались неестественно худыми. Тень узнавания мелькнула на лице доктора. И в этот момент незнакомец посмотрел ему прямо в глаза. Андрей Иванович вздрогнул, у него перехватило дыхание: это был тот самый взгляд. Взгляд с той стороны зеркала. Взгляд перед смертью.
– Узнал, – констатировал Смерть.
«Этого не может быть», – подумал Андрей Иванович.
– Может.
«Неужели за мной пришла… пришёл,» – страха не было, мысль была отстранённой.
– Нет. Говорю же, я на отдыхе. И ведь удивительно, – проворчал Смерть, – стоило взять отпуск раз в пару тысяч лет, так они таких бед натворили.
– Кто? – не понял Андрей Иванович.
– Ну кто? Петров, да этот, как его… А! – Смерть махнул рукой. – Заместители мои. План гонят. Выслужится хотят.
Андрей Иванович не знал, что сказать. Мысли были пусты, как трехлитровая банка из-под огурцов. Он сидел. Рот его был приоткрыл. Вид у доктора был идиотский.
– Ну и вид у тебя идиотский, – сказал Смерть.
– Сам такой, – огрызнулся доктор. Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет, но вдруг вспомнил, что два года как бросил курить.
Наступила неловкая пауза. Они смотрели в огонь. На костре закипел старый алюминиевый чайник, зашуршала по стенкам, зашипела выплёскиваясь вода. Доктор поднялся, убрал с огня, вопросительно посмотрел на гостя. Смерть кивнул в знак согласия, и Андрей заварил чай.
Пили молча по очереди: кружка была одна. О чем говорить Андрей не знал, а Смерть думал о чем-то своём. Неожиданно раздался резкий и странный звук. Доктор не сразу понял, что это звук пришедшего на телефон сообщения: настолько он казался здесь в лесу неестественным.
Смерть протянул ему кружку и молча достал из кармана старенький кнопочный телефон Nokia. Не глядя на экран трагически произнёс:
– Две тысячи. Две тысячи сообщений. Представляешь?
Андрею Ивановичу стало смешно.
– Ну с июня это еще не так много, – он едва сдержал улыбку.
– Я. В. ОТПУСКЕ, – раздельно произнёс Смерть. – А он всё пиликает и пиликает. Связь не пропадает. Батарея не садится. Это же просто… смерти подобно!
– Так можно звук отключить.
Наступила пауза.
– А как? – в тёмных глазах собеседника доктор прочитал надежду.
Андрей молча протянул руку, и Смерть вложил в неё свою Nokia. Доктор глянул на экран: так и есть две тысячи непрочитанных сообщений.
– Вот так надо, – он показал, что нажать. – У меня была такая.
С той стороны костра Смерть смотрел на него с уважением.
– А знаешь, почему ты не умер в госпитале, как многие твои коллеги?
Андрей вопросительно уставился на него. Снова пиликнул телефон.
– Тьфу! – выругался Смерть. – Они меня до белого каления доведут! Так… сейчас смски читать начну.
Он уставился в экран, и глаза его быстро забегали. Спустя минуту, Смерть поднял задумчивый взгляд на Андрея.
– Кончился мой отпуск, – с сожалением произнёс он. – Ты уж извини, чай допивать не буду.
– Подожди…
– Ах да! На вот тебе. Подарок просили передать.
Андрей моргнул. Гость его исчез, как будто его и не было. А на коленях у доктора лежал сшитый из старой наволочки мешочек. И в душе вдруг вспыхнуло самое теплое, самое лучшее солнце: в мешочке Андрейка нащупал целую пригоршню «лимончиков».
©Виталий Лесков
#рассказы