Когда Эндрю Доусу поручили расследование не какой-нибудь банальной кражи или мошенничества, а убийства, он решил, что ему послышалось. Думал, измотанный постоянным недосыпом мозг таким образом мстит ему. Предумышленное убийство стало редкостью в Ньютауне, впрочем, как и во всём мире, когда появилась такая обязательная процедура, как расшифровка последнего стука сердца.
По естественной ли причине умер человек, насильственной ли смертью – не важно. Патологоанатом обязан был вскрыть умершему грудную клетку и сделать укол адреналина в сердце, чтобы с помощью азбуки Морзе расшифровать его посмертный стук. При этом всегда присутствовали ассистент и независимый эксперт, тем самым исключая ошибку расшифровки или подтасовку фактов. «Последняя история» умершего выкладывалась на портал Сердца.стук. Конечно, в случае насильственной смерти, этот последний стук мог стать уликой, почти всегда такой же важной, как орудие преступления.
– На первый взгляд всё кажется очевидным, – в голосе начальника Эндрю услышал странную неуверенность, – расшифровка последнего стука сердца жертвы прямым текстом сообщает имя своего убийцы, но… В общем, есть у меня некая доля сомнения в правильности трактовки – слишком уж странным было это «сообщение с того света». Сам увидишь, ознакомившись с материалами дела. А других улик, указывающих на убийцу, пока нет.
И в самом деле, «последняя история», которую настучало с помощью укола адреналина сердце погибшего, оказалась неоднозначной…
«Николь, мой прекрасный Нарцисс, не укол ядовитой иглы убил меня, а ты. Но только меня, а не любовь к тебе. Потому что настоящую любовь ничто не способно убить. Записи за зелёной дверью смогут рассказать больше, чем моё несчастное сердце. День твоего рождения охраняет много тайн».
Вот такое послание оставило сердце Патрика Веллана, умершего от сильнодействующего яда, попавшего ему в кровь с помощью инъекции. Укол сделал крошечный квадрокоптер, влетевший через открытое окно в спальню жертвы, как показали скрытые камеры. Понятно, что аппарат кто-то на это запрограммировал, либо управлял им в реальном времени.
Квадрокоптер влетел в спальню Веллана, как только тот отправился спать. Значит, убийца знал распорядок дня жертвы, точно рассчитав время. Не боялся, что Веллан увидит аппарат, поймёт, в чём дело, попытается обезвредить, с помощью, например, биты. Что характерно, бита в спальне Веллана действительно имелась.
Конечно, убийца был уверен, что его не поймают, так как скрытые камеры видели только квадрокоптер, а жертва и вовсе спала. А то, что сердце убитого разоблачит убийцу, рассказав о возможном конфликте, так это ещё нужно доказать. Конфликтуют многие, но повод ли это для убийства? В данном случае «показания сердца» можно было считать косвенной уликой. К тому же, сердечная мышца несчастного решила загадать напоследок загадку всем, кто решит прочитать расшифровку её посмертного сокращения. И такое иногда бывает.
Но всё же предумышленные убийства, даже такие хитроумные, как то, что предстояло расследовать Эндрю, в последние двадцать лет совершались крайне редко. А те, что совершались, с лёгкостью были раскрыты.
Почти всегда последний стук сердца говорил миру о том, что человек считал самым важным. О главной любви всей жизни. О собственных преступлениях, или аморальных поступках, если такие были. Или о том, что его убило. Хотя в случае Веллона, сердце успело поведать и об убийце, и о своей любви к ней же.
Кто такая Николь, которую Патрик называл Нарциссом, не составило труда выяснить в первые же часы расследования. Казалось, об отношениях солиста рок-группы «Анубис», Патрика Веллона, и известного режиссёра, Николь Флауэрс, знал весь Ньютаун. И увидев подозреваемую впервые, Эндрю был потрясён до глубины души. Он тут же поверил в то, что отношения с такой девушкой кого угодно доведут до могилы.
Именно подобных женщин называли роковыми. И дело не только в том, что Николь выглядела, как богиня и воплотившаяся эротическая фантазия любого мужчины, способного не только фантазировать. Эндрю ещё никогда не встречал человека с таким выразительным и живым взглядом. В огромных, оттенка самых тёмных фиолетовых чернил глазах, смотревших на следователя из-под густой чёлки, была бездна ума, огня и любви к жизни. Эндрю даже показалось, что отныне он может читать мысли. Эмоции уж точно.
Конечно, женщина отрицала свою причастность к убийству, при этом очень достоверно изображая перед Эндрю сначала потрясение и скорбь, а затем праведный гнев. К своему ужасу, следователь почувствовал, что готов верить каждому слову подозреваемой.
– Как вы можете меня подозревать в подобном?! – возмущённо кричала Николь Флауэрс, сжав кулаки, то ли от бессилия, то ли от злости. – Да я любила Патрика, пусть и в прошлом! К тому же, какой у меня мотив? Подумайте сами!
– Возможно, он не хотел вас отпускать? Шантажировал, желая удержать? Мстил, за то, что вы его бросили? Когда люди несколько лет состоят в отношениях, которые не только родственники и близкие друзья, но и дальние знакомые характеризуют, как «невероятно страстные», «разрушительные», и даже называют «истинной любовью», есть о чём задуматься. Особенно, если такие отношения вдруг рушатся.
– Ага, Патрик достал меня своей любовью до такой степени, что я решила от него избавиться, – наигранно закивала Николь, всем своим видом демонстрируя следователю гневное ехидство. – Да вы просто гений дедукции! Пожалуй, я сниму кино о следователе-идиоте, решившем обвинить в убийстве человека за то, что того слишком сильно любила жертва!
– У нас есть посмертная расшифровка стука сердца вашего бывшего возлюбленного, – изо всех сил стараясь придать голосу холодной невозмутимости, Эндрю передал Николь распечатку «последней истории» Патрика Веллона.
Николь читала сосредоточено и вдумчиво, то и дело хмурясь и потирая левый висок. Кажется, она прочитала распечатку несколько раз, а потом посмотрела на Эндрю со смесью удивления и ярости в глазах.
– А вам не приходило в голову, дорогой мистер Доус, что расшифровка говорит не об убийстве, а о самоубийстве? – воскликнула женщина. – А фразу «не укол ядовитой иглы убил меня, а ты», стоит трактовать, как аллегорию! И, может быть, стоит обратить внимание на некие «записи за зелёной дверью»?
Эндрю и сам ломал голову, что за дверь имел в виду покойный. Когда следователь обыскивал квартиру убитого, то не нашёл ничего, хотя бы отдалённо напоминающее такую дверь. Значит, либо это была очередная аллегория, либо зелёную дверь стоило искать в другом месте. Зато он обнаружил в ящике стола Патрика необычные письма, написанные рукой Николь. Одно из таких писем, вернее, записок, следователь ей и предъявил.
«Ты моя единственная любовь. Я твоя страсть, несущая гибель», – сообщала записка почерком Николь. И подпись внизу: «Нарцисс Новолуния».
– И что? – фыркнула женщина, прочитав. – Мы ещё и не такое друг другу писали! Мы в буквальном смысле сходили с ума друг по другу. Могли неделями не выходить из дома, забыв об окружающем мире, работе, родственниках и друзьях. Поверьте, мистер Доус, вы даже не имеете понятия о том, какие сильные чувства связывали нас с Патриком.
Слова Николь неожиданно задели Эндрю, хоть отчасти он был с ними согласен. Действительно, такую записку можно было трактовать как некую угрозу, лишь с большой натяжкой. Но Эндрю казалось, он понимает, какие чувства могут связывать двух людей. Когда-то и он до самозабвения любил женщину, которая однажды бросила его, так же, как Николь бросила своего рок-певца. Полюбила другого. И это после десяти лет брака и рождения дочери!
Вспомнив о своей потере, Эндрю почувствовал глубокую печаль и боль, словно жена забрала дочь и ушла от него не десять лет назад, а только вчера. Как будто ему вскрыли острым ножом почти зажившую рану.
– Если вас связывала такая невероятная любовь, отчего же вы бросили своего возлюбленного, мисс Флауэрс? – резко, почти гневно обратился Эндрю к подозреваемой, даже не пытаясь скрыть саркастичного тона.
– Боюсь, этого вам тоже не понять, – усмехнулась Николь, но в глазах её отразилась такая пронзительная печаль, что у Эндрю неожиданно заныло сердце.
– Неважно, где и при каких обстоятельствах мы познакомились с Патриком. Важно то, что любовь наша вспыхнула моментально. И первые годы мы не могли думать ни о чём, кроме друг друга, ослеплённые страстью. Казалось, мы никогда не доберёмся до того пика, по достижению которого неминуемо следует спад. И в случае с Патриком, так и случилось. Он даже как будто с каждым днём любил меня всё сильней. А я вдруг словно очнулась ото сна, и меня напугало осознание того, что с творится с Патриком. К тому же, я уже не могла отвечать ему полной взаимностью. Я чувствовала пресыщение. Как будто многие годы меня кормили только сладостями, пусть и самыми любимыми сладостями, от которых я без ума. Мне же смертельно захотелось чего-нибудь пресного. Или острого. Или кислого, не важно.
– Интересные вы проводите параллели с изменой, мисс Флауэрс. Или вы рассуждаете о чём-то другом?
– О другом. Изменой можно назвать отношения с другим человеком, которые ты пытаешься скрыть от своего постоянного партнёра, разве нет? А я честно сказала Патрику, что больше не в состоянии продолжать наши отношения, что не могу нормально работать и вообще жить, что его слишком много в моей жизни. Я бросила его не ради какого-то конкретного мужчины, а ради многих, пусть ещё и не знакомых. Вот и всё.
Следователь не знал, что на это возразить. И пусть Николь не обманывала Веллона, всё равно Эндрю очень не понравились её рассуждения. «Чувствовала пресыщение, как будто многие годы кормили только сладостями». «Бросила ради многих». Всё это казалось Эндрю куда хуже того, как поступила с ним жена.
– И вам совсем не жаль было парня, который вас боготворил? – с горечью спросил следователь. – Которого и сами когда-то сильно любили? Вы же его буквально убили, решив уйти! Хотя бы попытались спасти отношения, разрушить которые сродни преступлению, если верить тому, какими они были!
– Да, мне было жаль Патрика, – кивнула Николь, – и поверьте, спасти наши отношения я пыталась долгое время. Но невозможно войти в одну реку дважды! Что бы я ни делала, становилось только хуже. А когда я сообщила Патрику, о том, что ухожу от него, он так умолял меня остаться, так рыдал, повторяя, что не сможет без меня жить, что я сломалась. «Встречайся с другими, приводи их к нам домой, если хочешь» – вот что он говорил.
– И вы так и поступили?
– Да. Я специально стала вести себя по отношению к Патрику отвратительно. Могла познакомиться с очередным мужчиной на дружеской вечеринке и целоваться с ним прямо на глазах у Патрика. Я надеялась, он сам сбежит, не в силах выносить подобное. Но он готов был терпеть ещё и не такое… Какое-то время эта игра даже казалась забавной, но и это прошло.
Чем больше слушал Эндрю Николь, тем сильней в нём росло желание доказать её причастность к гибели Веллона. Даже если тот и в самом деле покончил с собой.
– Теперь вы понимаете, что это было самоубийство? Бедный мальчик просто не смог жить без меня, когда я бросила его окончательно.
– Не слишком ли сложный способ для самоубийства?
– Не слишком. Если человек хочет, чтобы его смерть приняли за убийство. Вы же сами говорили, мистер Доус – желание отомстить, за то, что я бросила его. Патрик и жить без меня больше не мог, и наказать хотел, за причинённую боль. Поверьте, я бы не смогла убить, тем более Патрика. Попробуйте найти эту проклятую зелёную дверь, о которой сказало его сердце. Я знаю, что Патрик писал что-то вроде дневника и хранил его в сейфе, может быть, именно об этом говорилось в расшифровке?
– Я не нашёл в его квартире сейфа.
– Тем не менее, он там есть. В полу, под кроватью, скрытый ковролином. Не помню, какого он цвета, но готова поспорить, что зелёного.
После допроса подозреваемой, Эндрю снова отправился в квартиру убитого, обнаружив тот самый сейф под ковролином. Вспомнил последнюю фразу, что отстучало сердце Веллона: «День твоего рождения охраняет много тайн».
Ну конечно, дата рождения Николь, это же код от сейфа!
К собственному удивлению, Эндрю не нашёл в сейфе Патрика ни денег, ни ценных бумаг или драгоценностей. Только кучу писем и толстый блокнот, страницы которого были исписаны мелким почерком. Он хотел начать читать, но из блокнота выпало письмо, обгоревшее по краям.
«Неторопливая ночь незаметно нагрянет. Нависнет над Ньютауном неоновым нарвалом, несущим нарядный непокой. Но нас не найдёт, не настигнет. Ноги несут нас на набережную, небеса накрывают непроницаемым навесом. Новое неизведанное наступает неспешно. Найдём наше настроение неги? Несомненно.
Напьётся ненавистью Нарцисс новолуния, нарисует новый набросок, наигравшись. Начало начал. Неужели невозможно насытиться небывалым? Необыкновенным, незабываемым, несущим наслаждение? Никогда, Николь? Наверное. Нарцисс новолуния нашепчет наговор, накажет, наградив.
Николь. Нужная настолько, насколько ночи нужна надежда на новое начало. Неукротимая, непостижимая, нежная. Никогда не найду нужных нот, наиграть ноктюрн, несущий настроение неги. Нам нужно немного, но навечно, навсегда! Ненаглядный Нарцисс новолуния, ниспосланная небом нимфа… Незабвенная Николь».
Странное письмо, все слова на букву «Н». Наверное, потому что имя возлюбленной Патрика начиналось на эту букву? И почему-то обгоревшее по краям, как будто кто-то пытался его сжечь. Зачем?
Перебирая другие письма, Эндрю нашёл ещё одно, в котором все слова начинались на «П». Оно было написано рукой Николь, и пусть туманно, но намекало на чувства к Патрику.
«Возможно, просто одна из игр некогда влюблённых друг в друга людей», – подумал Эндрю. Отложив письма, он открыл блокнот.
«Когда я умру, моё сердце сообщит всему миру, как сильно я любил тебя, мой Нарцисс новолуния», – прочитал Эндрю первые строки дневника, которые были выделены, словно эпиграф. Он и не подозревал, что кто-то до сих пор ведёт какие-то записи не в электронном виде, а на бумаге! Впрочем, он не стал отвлекаться на эту мысль, погрузившись в чтение.
И читая, Эндрю всё яснее понимал, как права была Николь, рассуждая о том, что он не имеете понятия о том, какие сильные чувства связывали её с Патриком. Кажется, мальчик в прямом смысле потерял голову от любви.
«Мы познакомились с Николь на съёмках клипа моей группы. Я только начал выступать на сцене, а Николь недавно закончила снимать свой первый полнометражный фильм. Меня не беспокоило, что она была старше меня на восемь лет – я влюбился в Николь с первого взгляда. Передо мной как будто открылась вся земная красота и совершенство, воплотившись в форме одной единственной женщины. С ослепляющей уверенностью я понял: это она. Но мне казалось, Николь никогда не обратит внимания на такого как я. Разве может богиня полюбить смертного? А она вдруг полюбила…
Какое-то время я жил словно во сне, в самом сладком сне, где сбылись все мои мечты. Я был не в силах поверить собственному счастью. Никогда прежде счастье не было таким острым, таким ощутимым, почти невыносимым. Я был словно Адам, впервые откусивший кусочек яблока».
С каждой новой строчкой Эндрю всё глубже погружался в подробности чужой личной жизни, словно проживая её вместе с Патриком, понимая того всё больше, проникаясь сочувствием всё сильней.
Когда Эндрю дошёл до строчек, описывающих период отношений, где Николь на глазах Патрика знакомилась всё с новыми и новыми поклонниками, то вдруг понял, что плачет. Чужая боль непостижимым образом соединилась с его собственной, усиливая её многократно. Может, он и не так страстно любил Ирэн, свою жену, как Патрик Николь, но его чувства тоже были глубокими и сильными.
«Со стороны могло показаться, что Николь унижает меня перед друзьями и мучает всё сильней, потому что ненавидит. Но я был уверен, что она лишь испытывает меня, проверяет, действительно ли я её люблю. Зачем равнодушному или тому, кто ненавидит, так много сил тратить на все эти издевательства? О нет, каждое действие Николь говорило о том, что она неравнодушна ко мне, что всё ещё любит. И если бы я захотел сбежать из этого ада, Николь бы поверила в то, что не так уж сильно я люблю её».
Ближе к концу Патрик стал писать, обращаясь к Николь напрямую, как в эпиграфе. А строчки в дневнике становились всё неразборчивей. Некоторые и вовсе были размыты, как будто писавший их человек заливал страницы собственными слезами. Хотя, почему «как будто»? Так и было.
Когда Николь поняла, что её жестокая игра не даёт результата, она просто сменила место жительства. Патрик нашёл её, после чего женщина снова переехала, сказав напоследок бывшему возлюбленному много болезненных и страшных слов, которые окончательно могли сломать несчастного парня, невольно подтолкнув того к самоубийству.
«Не знаю, что после смерти моё сердце поведает миру. Возможно, оно расскажет, как сильно я любил тебя. Возможно, расскажет о боли, которую невозможно вынести. Но я не хочу, чтобы оно рассказало об этом дневнике. Однажды я читал, что можно заранее натренировать собственное сердце, чтобы после смерти оно не «сболтнуло лишнего», или наоборот, сказало то, чего не было на самом деле. Только как проверить, правда ли это? Все, кто пытался проделать подобный фокус, уже не расскажут, удался ли он. Разве что, когда-нибудь об этом настучит сердце одного из них.
И всё равно, я изо всех сил буду желать, чтобы моё сердце рассказало всем, что это ты убила меня, Нарцисс новолуния. Может быть, тогда ты пожалеешь о том, как поступила со мной?
Убив в себе любовь ко мне, ты совершила страшное преступление, Николь. Но раз за это не судят, то пусть осудят за моё убийство.
Наверное, стоило бы сжечь этот дневник, чтобы он не стал уликой против меня, но почему-то не поднимается рука. Кажется, что если я это сделаю, то уничтожу часть своей души. Я ведь не знал, чем всё закончится, когда впервые решил написать о тебе и своих чувствах. К тому же, частью той техники, о которой я читал, является записывание собственных мыслей. Помимо этого дневника, я напишу сотню писем, в которых расскажу, что это ты убила меня. Мне на составит труда убедить в этом собственное сердце, ведь отчасти, так оно и есть.
Если это не сработает, и сердце расскажет всю правду, или если дневник найдут и узнают, что не ты запрограммировала квадрокоптер, значит, я не прав, пытаясь таким странным способом привлечь к себе твоё внимание даже с того света…»
– Может, с точки зрения закона ты и не прав, Патрик, – вздохнул Эндрю, закончив читать, – но ты прав морально. Убийство любви – действительно страшное преступление. Многие месяцы издеваться над тем, кто так сильно тебя любит, страшно вдвойне. Так пусть Николь будет за это наказана.
С этими словами, Эндрю закрыл сейф, вернул на место ковролин и отправился домой, унося с собой тайну Патрика Веллона. Никто и никогда не узнает о письмах и дневнике. Разве что, после смерти Эндрю об этом расскажет его сердце.
#ТатьянаГрачева
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 5