худ — Нагорная. О. В. -Уйду! Вот уйду и все. – Матрена чуть ли не кидала посуду на полки. Обычно спокойная, эта невысокая плотная женщина с вечным румянцем от кухонного жара на простом крестьянском лице, сейчас была очень обижена. Она села на лавку, смахнув слезу. А потом топнула ногой, встала и вновь сказала: -Уйду! В кухню заглянула Глафира – горничная. В противоположность Матрене была Глафира высока, худа, да еще и затянута в корсет форменного платья из серой мышастой ткани, с белоснежными передником и чепчиком. Господа Обсумовы требовали аккуратности и чистоты от персонала. Да и лицо у Глафиры было спокойным, не выражающим эмоций. Уже более тридцати лет Графира работала горничной то у одних то у других хозяев, и обрела ту самую служебную хватку, которую так ценили в слугах. Она была молчалива, понимала приказы уже даже до того, как они поступали, приспосабливалась к любому домашнему распорядку, давно распрощалась с надеждой на личную жизнь и сплетничала о хозяевах только с теми домочадцами, которым полностью доверяла. Да и то в исключительных ситуациях, когда нужно было кого-то подбодрить или поругать. -Подожди ты, - сказала Глафира. - Не руби сгоряча. Постой, вот сейчас кабинет барина доубираю и приду к тебе чай пить. А там и поговорим. Через час в весьма просторной и светлой кухне собралась целая компания. Матрена разливала чай, Глафира хрустела сладким сухарем, а чуть поодаль устроилась Даша – совсем молоденькая , но шустрая и умненькая девушка. Именно за ум и обучаемость ее в таком возрасте взяли в личные горничные барыни. У входя в кухню сидел Андрей – отставной солдат, а сейчас кучер барыни. Та выезжала редко, поэтому Андрей, которому исправно платили, по холодному времени чуть ли не постоянно грелся в кухне, подкупая Аграфену любимыми ее сладостями. -Уйду, - вновь заявила Аграфена, разлив чай и сев на лавку. Она сложила красные от работы, полные руки на столе и внимательно обвела окружающих пытливым взглядом. -Стоит ли? – спросил Андрей, - баре хорошие. -Еще найду, - упрямо сказала Аграфена. - Я вон у генерала Осводского кухарила. Так он и платил столько же и не позволял такие оказии. Оченно любил мои щи. Как скажет «Аграфена, а почто щец так долго не было» а я ему: «Так Михайло Петрович, были же вчера только», а он : «Да? А я запамятовал, сваргань еще, уж больно у тебя хорошо получается». Вот какой был человек! Да еще и всегда рублем одарит к празднику. А тут… -Да что случилось-то? – подала голос Даша. В местной иерархии она была пока в нижних, что говорится, чинах, и не ей бы так перебивать старших, но уж больно любопытно было. Аграфена вздохнула и сказала. -А случилось то, что подала я чай и пирожки к чаю. Барыня с барчуком попросили. Вы же все знаете, каковы пирожки у меня – объедение. А барчук как скажет – сырое…бяка. Барыня ко мне в претензии. Я к барыне, сами, мол, посмотрите. А она мне – так что, мой Николенька врет, ты чумло крестьянское? И бац, мне этим пирожком в морду прямо! Нет, не стерплю… Пусть и дешевле чуть найду место, но меня выезде примут. А она пусть со своим драгоценным Коленькой остается. -Николя, - усмехнулась Глафира. - Они же под господ гербовых все на хранцузкий манер – Николя да Николя… -Тьфу, анафема, - сплюнула Матрена. – Совсем господа головой вдарились. Если такой популярный манер этот , то почему наш царь милостивец не называет себя Николя? Николай он, наш родимый, без хранцузкого манера. -Так это баре, не нам судить, - пожала плечами Даша -Не нам. Но чертяку этого, Кольку, я бы выпорола. Пошло бы только на пользу. -Странно, да. С детками не дружит, все ломает, орет, чуть что не по его. А барыня его все облизывает. -Он болел сильно, - сказала Глафира -Да? -Вас тогда тут еще не было. А мы с дядь Андреем помним, да дядь Андрей? Кучер кивнул -Да, сильно болел, ждали, что помрет, уж и меня к гробовщику послали. А потом вылечился, и стал таким вот. До того был чистый ангел. Я ему птичек делал деревянных – все смеялся. А теперь словно и не помнит. И сдается мне, все не просто так. -Конечно, не просто, -раздался хлипловатый голос. Все вскочили с мест, но потом уселись обратно. В кухню зашла Мария Ивановна – приживалка, женщина в возрасте еще не старухи, но уже и не дамы. Лет десять назад пришла она в дом, да так и осталась тут. Правда пару раз уходила, как говаривала, на богомолье. Давали ей денег, хлеба. Возвращалась через несколько месяцев вся растрепанная, с огоньком в глазах, в лохмотьях, грязная и худая как кошка в период сватовства, но довольная. А после, отмывшись и отъевшись, превращалась вновь в степенную Марию Ивановну, очень аккуратную и увлекательно рассказывающую о своих странствиях по святым местам. Приживалка вошла и, взяв чашку чая, тут же заботливо налитого Матреной, села на скамью. Марию Ивановну в отличие от других приживалок, в доме слуги уважали, прежде всего потому, что не докладывала она на них, да еще и помогала иногда скрыть грех разбитой чашки. На нее барыня не злилась, так Мария Ивановна всплескивая руками, причитала: -Ох, старость, ох руки дрожат. На том все и заканчивалось. Сейчас, отхлебнув чаю, Мария Ивановна сказала: -Это мой грех. Я посоветовала барыне к Веретихе обратиться. -К самой Веретихе, что у Лафертовской заставы живет? – ахнула Даша -Другой не знаю. А ездила ли она туда, это к Андрею,- кивнула Мария Ивановна -Как же. Ночью, помню, прибегает, вся растрепанная, это наша то барыня у которой волосик из прически не выбьется никогда. Говорит, запрягай Воронка ,жучка, да Серого. Самых быстрых. Я еще удивился, до этого несколько дней от постели Коленьки не отходила, не спала, ни ела, прежняя кухарка говорила. Но запряг, барыне сообщил. А потом влетела, голубка в сани, только шубку на домашнее накинула и говорит – к заставе Лафертовской гони. Там дом большой, богатый с виду, перед ним остановились. Дак я только потом скумекал, что это, скорее всего дом самой Веретихи ведьмы проклятой. Пробыла барыня там около часа, потом выходит и что-то несет в платочке. Села и гони, говорит, обратно. Я и привез. Мария Ивановна кивнула: -А потом пошла она в комнату к Николя и дверь закрыла, велела никому не тревожить и что-то все шептала а еще, вот клянусь, был в той комнате и другой голос, мужской. А мужчин в доме в тот момент не было. Сидор Яковлевич в конторе были ту ночь. Ну а утром Николя вдруг очнулся и пошел на поправку. Только родных не сразу узнал. И стал…другим. Даже внешность как-то исказилась и хоть и осталась такой же красивой, но нет в ней ангельского, вот те крест, нет. -Да я его боюсь иногда, как зыркнет, что ледяной водой окатит. А ведь десятый годок всего пошел. -Куда там, - замахала руками Мария Ивановна. - Его родной папаша боится. Вы не заметили? -Было дело. – сказала Глафира, ухмыляясь. И поставив чашку, добавила. – А ведь и в правду, перестал он барыню трогать даже. Видать малой за мамку заступается. -А раньше бил? – спросила Даша -Ну не то чтобы прям бил…он у нас барин с пониманием. А так, для острастки и учебы. Бывало что барыня с синяками. А однажды, это еще незадолго как ты, Аграфена, пришла, слышу, вскрикнула барыня, как всегда когда припечатывал он ее. А потом тишина. Захожу в комнату типа по надобности. Барыня в одном углу, за глаз держится, барин в другом за руку. А посередке барчук стоит и так на папаню зыркает, что я сбежала оттудова. -Это когда у барина рука отнялась? – спросил Андрей -Ну да. Уж сколько врачей не перебывало, никто не помог. А потом вдруг опять нормально стало. Но клянусь, видела я, как однажды стояла барыня перед барчуком на коленях, видать прощения мужу вымаливала. Вот так то. Так что неизвестно, барчук ли тогда вообще от болезни очнулся. -Да, дела… - подивился Андрей. -Да как же вы, Марь Иванна, решились посоветовать такое барыне? Известно ведь, что Веретиха страшная ведьма! К ней порчу на смерть ездят делать! -Да, мой грех, - еще раз повторила Мария Ивановна. -Но сил не было смотреть, как убивается барыня. Ей голубушке не жить бы, если бы сын умер. Не выдержало мое сердце. «И тело тоже» - додумала Мария Ивановна :»уйди барыня и мне куда податься?» -Кого жалко, так это Настю, - сказала она, подумав -Учительшу? -Ну да. Она же с этим …чертякой постоянно. Глафира головой покачала. Настенька, Анастасия Андреевна, учительница нанятая Фролом Яковлевичем для сына. Хрупкая, почти воздушная девушка, которую, кажись может унести порыв ветра, была сиротой, только что закончившей гимназию по протекции бесплатно. Бабушка ее работала там кем-то и Настеньку взяли. Выпустили, и сама уже должна была девушка уроки искать для пропитания. -Разве она других уроков найти не может? – спросила Даша -Эх, милая, - протянула Мария Ивановна, - это мы, хоть и необразованные, пути найдем. А она? Этих учительш выпускают каждый год все больше и больше. -Но вроде с Коленькой она общий язык нашла, - с сомнением сказала Даша -Может тоже, того, их рогатой фауны? – рассмеялся Андрей Даша хотела что-то ответить, но звонок из комнат заставил ее извиниться и уйти на зов. Глафира тоже засобиралась, а выходя из комнаты, сказала Матрене -Подумай пока, не уходи. С Николя никому сладу нет. А так баре тебя ценят Да Матрена уже и сама остыла. *** Сидор Яковлевич Обсумов был из купцов уже третьего поколения. Вышли его предки из крестьян и долгое время еще жили по-крестьянски, только на широкую ногу. Сидору это не нравилось, поэтому он полностью перешел на приличный богатым господам европейский костюм, и жену, взятую из старого дома купеческого, тоже перевел. В нарядах ей не отказывал, но только чтобы не было «крестьянщины», пестроты, что так некоторые любят. Правда, держал в старой строгости, памятуя, что муж есть господин дома и жены своей. Случалось, учил ее иногда, а как же без этого. Но однажды когда приголубил после ссоры по глазу, выбежал сынок, Коленька и так посмотрел на отца, что тот сначала разъярился и хотел прикрикнуть, но лишился дара речи. А рука, которой ударил жену, вдруг заболела, да так, что мужчина охнул, и сел на кресло. Рука болела еще пару минут, а потом онемела на несколько дней. Врачи не помогали, и совсем Сидор было духом пал, как вернулось чувство и движение в конечности. Помогли, видать, молитвы Николаю Угоднику. После этого действительно Сидор стал бояться сына. Да тут и слухи еще в доме, что ездила жена к старой ведьме, которую весь город знает. Отгонял от себя эти слухи Сидор Яковлевич, но не давали они ему спать по ночам. В гимназию отсылать сына нужным не счел, но нанял ему учительшу – вроде нормально с Колькой общается. Хотя худая, что палка. Такой замуж нельзя. Такая не то, что от учения мужа, от голоса сильного окочуриться. Поэтому Настеньку, по его мнению, нужно было хоть чуть откормить – а-то еще скажут, в доме Обсумова бедно, даже учительшу сына прокормить не могут. Да и в порядочных семьях так ведь принято вроде – учительница и гувернантка с семьей едят, это незазорно, хоть в каком доме. Ели же в семье Обсумовых хорошо. Тут тебе и супы и щи, и мясо-рыба во всех видах. И многоуровневые кулебяки, особо уважаемые Сидором Яковлевичем. Вот и сегодня, как раз после утренней оказии за чаем, уже успокоившаяся Матрена накрывала на стол. Посередке стоял огромный, как башня, пирог в несколько слоев. Сели за стол сам хозяин дома, барыня, старшая дочь – барышня, приживалка Мария Ивановна и ее молоденькая протеже, которую та притащила из последнего своего «похода» по святым местам. Ну и Настенька со своим учеником. Не смотря на располагающую внешность и мягкость, Николя слушался свою учительницу более, чем любого другого в доме. Впрочем, с отцом у Николя было заключено некое перемирие – друг друга они не трогали, общаясь почти официально. А вот мать Николя любил, но не как мать а как, скорее всего, младшую сестру, которую нужно защищать, но не давать командовать собой. Так что сейчас Николя вел себя прилично и на блюда не морщился. Хотя ел, по обыкновению после болезни, мало. -Итак, Анастасия Андреевна, как Николя справляется с учебой? – спросил Сидор Яковлевич -Отлично просто. – сказала Настенька, покраснев. Её просто до безумия стесняло, что ее, вчерашнюю институтку, называет по имени отчеству такой серьезный важный мужчина. Она побаивалась Сидора Яковлевича и никак не решалась поговорить с ним. Настенька видела, как весь дом держится на расстоянии от Коли, и она вовсе не понимала почему. Ну, положим, Коля и ее поначалу пугал. Но потом она поняла – мальчик просто очень серьезен, не по своему возрасту. На уроках педагогики им говорили, что так бывает. «Ну потом, попозже» . –думала Настенька. Но так пока и не решилась. -Хорошо, - сказал Сидор Яковлевич. - Вы не стесняйтесь, говорите, если нужно что по учебе, все будет. На том разговор о Коле и закончился и опять к самому мальчику никто не обратился. После обеда Настя с Колей ушли в детскую – Настя должна была проверить уроки мальчика, а все домашние разошлись по своим делам. Николя показывал Насте урок, а девушка смотрела на его с сочувственной улыбкой. Насте казалось, что она поняла все, что происходит в семье. Отец – пусть и не самый крайний тип самодура, но все же не умеет общаться с окружающими кроме как через приказы. Сын интересует его только как продолжатель дела, рода и повод для гордости. Наверняка и любит его, только показать это не умеет, да и не считает нужным. Мать – барыня милая и теплая. Такая домашняя, но уж очень простая, грамоте кое-как обучена только. И Николя мальчик очень талантливый, быстро все схватывает, рисует хорошо. Может, пропадает в нем писатель или художник, да только так и пропасть этому писателю или художнику в купецкой конторе. Впрочем, не ей судить. -Знаете, а они меня боятся. Все. Поэтому и слова не скажут, - вдруг сказал Николя каким-то хриплым голосом. Настя вздрогнула даже -Николенька, ты не прав. Тебя очень и папа и мама любят Николя засмеялся тоже как-то хрипло и лающе. А потом сказал, улыбаясь настолько кривоватой и жуткой улыбкой, что Настя даже решила – не сошла ли она резко с ума, ведь не может ее милый Коленька корчить этакие рожи. Просто физически на столь ангельском лице они не возможны. А Николя продолжал пугать -А вот вы мне понравились, - тут он облизнул губы и посмотрел на девушку вовсе не взглядом десятилетнего мальчика. Это был какой-то похотливый и липкий взгляд. - Мы бы с вами могли …устроить тут маскарад. Я давно к вам присматриваюсь, такой потенциал пропадает. И Коля вновь рассмеялся. Настя отступила на пару шагов и закрыла глаза. А когда открыла, вся комната плавилась в огне. Трещали стены, пламя стекало по шторам и плясало на мебели. Только через пару секунд заметила Настя, что тоже в огне ведь. И сразу пришла боль. Но Настя не успела закричать – комната вновь стала как прежде -А вот задача, я ее смог решить! – Коля с гордостью протягивал тетрадь, преданно заглядывая в глаза. – Анастасия Андреевна? Я смог решить. Сам! -Да Коля, ты молодец, - погладила мальчика по голове еще не отошедшая до конца от шока Настя После той истории Настя стала обращать внимание на особенности общения мальчика и окружающих и ее мнение о том, что происходит в доме. Как относятся к мальчику. И да, она вынуждена была признать, что Коля был прав – его действительно боятся. Впрочем, мальчик тоже стал другим. Иногда Настя стала замечать, что ее Коля совсем иной, опять появлялся тот липкий совсем не детский взгляд. А потом Коля вновь становился прежним. Также девушку стали мучить кошмарные сны, блуждания в удушливом коридоре из дыма, без просвета и надежды выбраться. Сумела она услышать и некоторые слухи дома, когда слуги стали доверять ей. Настя некоторое время не решалась, а потом все же поехала к своему духовнику – отцу Паисию. После смерти родителей он остался единственным, кто помогал девушке. Навещал ее, помогал словом, а иногда и скромными своими денежными запасами. Отпросившись у барыни, Настя поехала к отцу Паисию, который жил на другом конце города в скромном домике с маленьким садом. Старик, еще достаточно бодрый, носивший, по предпочтению духовных лиц, окладистую бороду, принял девушку ласково. Напоил чаем с медом и вареньем. А Настя облегчила душу, рассказав то, что ее волнует. -Может и ерунда все, - сказала девушка, закончив рассказ. Тут, под вишневым деревом, в маленьком садике рядом с единственным родным человеком, Насте начало казаться, что она действительно придумывает, и ничего такого быть не может. Отец Паисий только головой покачал. -Веретиха считается ведьмой злокозненной, слышал я это. Да и то, о чем ты рассказываешь, напоминает одержимость. Чадо бы посмотреть. -Не думаю, что получиться в ближайшее время… Отец Паисий встал, прошел в дом и скоро вынес Насте небольшой серебряный крестик на цепочке -Вот, возьми. Это намоленный святой крест из Н-ской обители. Положи его тайком там, где живет ребенок, в его комнату. Защитит от зла. А на счет того, чтобы ребенка ко мне привести, подумай, как сделать Настя кивнула и не без сожаления рассталась и с уютным садиком и с его хозяином. В этот же день ей удалось засунуть крестик под матрас кровати Коли. И поскольку мальчик вел себя обычно, Настя даже вздохнула с облегчением *** Отец Паисий уже давно отборолся со всеми искушениями земными, и тихо-мирно жил в своем домике, радуясь простым земным радостям. Мало что тревожило старика. Разве что болело сердце за Настеньку, к которой он относился как к своей родной дочери. Радовался старик, что Настенька нашла урок у богатого купца, потом уже с рекомендациями к другим господам перейдет, а можно и в гимназию какую – учительствовать. Поэтому теперь его очень расстроил визит Насти. Он ведь и сказать по сути не мог ничего. Отец Паисий врачевал душевные раны, но с одержимостью не сталкивался, да и сначала увериться нужно, что одержимость, а как сделать это? Паисий вздохнул и зашел в дом-вечерело уж. Помолившись и затушив свечу, он лег спать. Впервые за долгое время сон старца был неспокоен. Сначала поле с ветром ледяным, который сдувал с ног и холодом до костей пробирал, потом темная вода, холодная и плотная, так что свет Божий чуть чуть проникал. Паисий тонул в этой воде, не в силах пошевелить ни руками, ни ногами. А потом пришла память о том, как он и в самом деле тонул в детстве, лет пяти, в речке рядом с деревней. Тогда его, едва живого вытащили, спасли. Но здесь и сейчас спасителей не было. Вода стала заполнять легкие, а Паисий получил возможность двигаться и ощущать. Волна ужаса захлебнула сознание. «Так ты тонул, отче?» - послышался издевательский голос. – «Можешь и совсем утонуть. Как там у вас – не зная броду не суйся в воду?» Из последних сил Паисий вырывался из цепких объятий сна и с последним вдохом проснулся на своей постели, насквозь мокрой. -Бери! – услышал он вскрик, и что-то ударило по щеке а потом упало на постель. Паисий пригляделся. Это был крест, точно такой же по размеру, что он дал Насте. Только погнутый и обугленный. Паисий был уверен – это тот самый крест! Схватив его и прижав к груди старец зашептал молитву, А по скромной, больше похожей на келью комнатке разносился смех. *** Настя тоже спала беспокойно. Она была на балу. Маски, платья, оголенные плечи и декольте, слишком уж откровенные. Дамы и господа – Настя не могла понять, как попала в это все великолепие, пока не осознала, что на ней тоже золотистое платье с декольте и маска – перья, сапфиры, золотой клюв. Девушка искала выход, но тут кто-то подхватил ее и закружил в танце. Настя не могла вырваться так умело и крепко держали ее. Она посмотрела на своего пленителя. Молодой челок – лицо полускрыто черной маской, но синие глаза из прорезей смотрят внимательно, пристально. Она и знала и не знала этот взгляд. Кружились в танце Настя и ее похититель, кружились господа и дамы. И в какой-то момент Настя все же вырвалась и побежала куда-то, не разбирая. В спину ей несся смех, а люди расступались, давая дорогу. Открыв тяжелые двери, Настя шагнула в темное помещение, и упала, споткнувшись обо что-то. Как только она полетела на пол, двери закрылись, оставив Настю в кромешной тьме. Она села на пол, подобрав колени и чуть дрожа от холода. И тут вспомнила, как вот она маленькая сидит в темном подвале, а где-то капает вода и бегают крысы, наверняка есть и пауки. Кто ее мог запирать в подвале? Неужели мать? Да нет, быть не может. Но память настойчиво подбрасывала образы и чувства. Сколько Настя так просидела – она не знала. Но когда девушка проснулась, то она зажмурилась от яркого света. И прошло время, прежде чем привыкла к нему. Тут же ее ждал сюрприз. Старец Паисий сам к ней приехал. А ведь он никуда не выехал уж давно. Настя больше встревоженная, чем обрадованная, спустилась со второго этажа. Барыня, увидев старенькую рясу Паисия и узнав, что он кем-то там является Насте, повелела принять его в кухне. Матрена, предложив старцу кофе, ушла, чтобы не мешать разговору -Отче, что вы тут делаете? -За тобой приехал. Собирайся. -Куда? – удивилась Настя -Сначала ко мне домой, у меня есть лишняя комнатка, поживешь, а там, Бог даст и найдешь место. -Я не понимаю -Беда тут твориться , Настенька, нечто что мне не по силам, нечто темное и злое. И обратило видать оно взгляд и на тебя. -Тогда я тем более не могу оставить ребенка! – Настя сама удивлялась своей уверенности. Еще долго Паисий уговаривал Настю, заклинал, пугал потерей души, чтобы поехала с ним. Но та отказалась. Так и осталось старцу лишь благословить свою духовную дочь и уехать, чтобы молиться о ней. А Настя на следующую неделю поехала к самой Веретихе – туда, куда бы раньше и под страхом смерти не ступила. Дом Веретихи – большой двухэтажный , свежеокрашенный светло-бежевой краской, многие обходили стороной. Вот и Настя долго войти не решалась. Пока не появилась на пороге сама Веретиха – и не поманила ее. Делать ничего не осталось – Настя зашла внутрь за страшной хозяйкой. Дом Веретихи меньше всего напоминал избу колдуньи. Современная дорогая обстановка, светлые комнаты. Разве что гуляли по ним запахи растений сушеных да еще чего-то непонятного. И сама хозяйка вовсе на ведьму не походила. Подтянутая, лет пятидесяти, одетая весьма элегантно, обдавшая Настю запахом духов, совсем чуть чуть, чтобы он лишь угадывался. Невысокая и стройная, даже без корсета, Веретиха сохранила еще много от былой красоты. Руки словно им лет на двадцать меньше, чем самой хозяйке, с длинными пальцами, без пятен и других возрастных изменений. На лице кожа была подтянутая, лишь морщинки в уголках рта, да небольшими сеточками вокруг глаз. Даже представить сложно было, как красиво было это лицо в молодости, когда в волосах еще не проглядывала седина, которой, впрочем, было на удивление мало для полувека Веретихи. Веретиха проводила Настю в небольшую комнату и села в кресло, указав Насте на другое. Настя села очень аккуратно, даже в доме нынешних хозяев не было такой мебели. -Зачем пришла? – спросила Веретиха, сверля Настю взглядом почти черных «цыганских», глаз. -Мальчик… - только и проговорила Настя -Какой мальчик, тут их много ходит ко мне. По разным поводам. Совсем по разным, - последние слова Веретиха промурлыкала. -Николя, Коленька Обсумов. Вы его от смерти спасли, но… Вретиха задумалась -Да, мать уж больно убивалась. А ты собственно, кто ему? -Я…просто…в семье их сейчас живу…и мне жаль… -Жалей поменьше других, легче будет жить, - отрезала Веретиха -Но он ребенок! Что вы с ним сделали? – закричала почти Настя Веретиха облокотилась на спинку кресла, внимательно изучая Настю. А потом лениво потянулась, как кошка и сказала медленно -Девочка, ты ведь понимаешь, что я могу отправить тебя домой, а завтра ты начнешь кашлять кровью, пока не успокоишься навеки? Или…могу сделать кое-что и похуже. -Тогда вы бы уже это сделали. Веретиха вновь посмотрела на Настю и рассмеялась. Потом сказала: -Ты права. Настроение хорошее. Слушай, раз хочешь. Мальчишке нужно было умирать, а матери не нужно было мешать тому – так судьба предопределила. И пошла бы его душа дальше – белая, безгрешная…Но мать не хотела. А я и не стала ее переубеждать. И поселила в теле ребенка …ну так скажем…одного из той стороны бытия. Мальчик живет и он живет. Питается, растет. Душу мальчишки постепенно обволакивает, пускает в нее корни, учит уму разуму. Всю жизнь с ним будет. И поверь – мальчик страдать от этого не станет. Наоборот – многого добьется в жизни. А после смерти расстанутся. Двое черненьких. И Веретиха расхохоталась. Смех ее был на удивление легким и серебристым, как у девушки институтки, не знающей еще ни забот, ни зла. -Зачем вы мне это рассказываете? – спросила Настя -Можешь считать, что мне просто любопытно. А теперь ступай, милая, тут тебе больше делать нечего. И если хочешь мой совет – чернить душу не собираешься – беги из того дома. Если он себя тебе открыл – заинтересовала. Останешься – будешь на мягком спать и сладко есть всю жизнь. Но …почернеешь И вновь Веретиха рассмеялась. А Настя чуть ли не бегом пустилась из ее дома. По дороге домой у Насти было время подумать. Если раньше какие-то сомнения у девушки были, то теперь они развеялись как дым. И она одна со своими проблемами. Никто не поможет, даже отец Паисий. Ей показалось, что духовник ее напуган. О том, чтобы переехать к Паисию и искать место не могло быть и речи – Настя просто не могла подвергнуть отче опасности. Что же делать? У Насти больше не было никого. Разве что….Недавно она получила письмо от подруги по училищу. Та уехала куда-то далеко, в деревню и звала Настю второй учительшей. Катерина Астамова, вовсе не забыла о «Сфинксе» - так прозвали Настю в гимназии за удлиненные, «египетские» глаза. Катя писала: «А места у нас, Сфинкс, просто дивные. Летом грибов полно, а ягод – я таких отродясь не видывала и не слыхивала, что такие вообще есть. И дети замечательные. Для учительниц подготовили домик при школе – теплый, с печкой, новый совсем сруб. Люди все приветливые. Мне каждый день приносят молока и веришь ли –никак денег не хотят брать. Только вторая учительница край нужна как.» Может действительно, поехать стоит. Недаром именно сейчас письмо получила. Да, надо поехать. Жаль Коленьку, но тут она ничего сделать не сможет, а свою душу погубит. Собираться Настеньке было не сложно – только маленькая сумка с вещами, и все. Только решила дождаться конца месяца да получить жалование, а то ведь она и билет не смогла бы сейчас купить. Последние две недели в доме для Насти превратились в настоящий ад. Ей продолжали сниться сны, в которых она то была на волне успеха – танцевала в шикарных платьях на балах, в роскошной черной амазонке скакала по полям и лесам, с какой-то радостью наблюдая над тем, как собаки рвут зайца или лесу. Это Настенька-то, что жалела любую тварь Божью и подкармливала птиц зимой. Она ездила на гулянье в разудалой тройке и куча слуг и приживалок гнули спины. А Настеньке было все равно на них. Для нее они были не людьми, а всего лишь тенями, послушными мановению руки. Но такие сны сменялись другими. В этих снах Настенька была брошена то в темный подвал без защиты и надежды, то бродила босая и в лохмотьях по зимним дорогам. А в волосах у и по телу копошились вши, и кожа чесалась от грязи и укусов. Настя всегда была до предельности аккуратна и само ощущение грязи на коже было невыносимо. А к нему прибавлялись еще холод, голод и безысходность. Настя из сна точно знала, что теперь так будет всегда, ибо она …упустила свой шанс и не сделала то, что должна была. Дура. В реальности было не легче. Коля продолжал вести себя как обычный ребенок, но иногда все же проскальзывал тот липкий взрослый взгляд, который пугал Настю. Особо страшно было, когда смотря на Колю, Настя видела двух человек одновременно, словно лицо как маска было разделено пополам. При этом с Настей Коля вел себя обычно, правда с другими совсем сорвался цепи, как говорила Матрена. Да и в доме стали происходить странные вещи – Матрена сильно обварилась, Мария Ивановна сломала ногу считай на ровном месте. Барыня то истерила, то хохотала безудержно, а барин стал прикладываться к бутылке, чего с ним раньше не бывало. Настя не понимала, что твориться – тот, кто живет в Коле, показывал ей свою силу? Девушка получила расчет и отпросилась в магазин. Сама же помчалась на вокзал. Ей несказанно повезло – поезд в том направлении, что ей было нужно, уходил через час. Потом придется пересаживаться, но Настя не думала об этом. Она взяла билет. Наверное, так вот не очень хорошо явиться не предупредив, но подруга так зазывала ее, что Настя решила, что можно. И уже скоро поезд увозил ее вдаль от странного первого места работы. И от всего, что она знала в мире. Кажется, Настя задремала, потому что вроде грезилось ей, что летела она над землей, покрытой травой и цветами. И вдруг. Резкий визг, удар, еще удар, боль. Настя с трудом открыла глаза. Встать на ноги она не могла – любые попытки отдавались болью. Кое-как подтянувшись на руках она привстала и огляделась, правда одним глазом. Второй не открывался, и когда Настя провела по лицу рукой, то удивилась, откуда столько крови. Казалось, половина лица была вся в крови и странно, что не было боли. Ноги Насти были вывернуты как-то неестественно, и девушка вскрикнула, увидев, как из колена торчит кость. Почему не больно? Шок? Девушка огляделась, вокруг был хаос – покореженные обломки вперемешку с землей и травой. А рядом…Настя изо всех сил попыталась отползти от головы своей попутчицы – дамы лет сорока. -Это я ее положил. Так она дальше был, - услышала Настя радостный голос. Повернув голову, Настя увидела невысокую фигуру мужчины, окутанную странной дымкой. Присмотревшись, нашла что в чертах есть нечто похожее на Колю, таким бы наверное он выглядел через несколько лет. Будет выглядеть. Только уж больно злая улыбка была у …призрака? -На самом деле все правильно. Именно так Коля будет выглядеть через несколько лет. Жаль, не сейчас, но ничего – тело растет быстро. А вот молодость можно и замедлить. -Кто ты? – простонала девушка -Так скажем… - задумчиво проговорил мужчина. - Скажем, я тот, кто не должен был бы заниматься этой работой. Это для птиц более низкого полета. Но я…почти мимо проходил, когда эта безумная ведьма, завывая, звала хоть кого. И мне показалось – ну что там, может, будет весело? В конец концов не так уж долго. И действительно – забавно. Ты, тоже. -Но почему я? Мужчина пожал плечами: -Я думал, ты умнее. А тут все то же самое. Да почему я, да почему это мне. Да в чужой шкуре лучше. А ответ прост. Просто потому. Просто потому все так, а не иначе. Вот ты. Например, думаешь, что лучше сделала? Да вы же все перед ним – грешны даже за мысли, по определению. Так какая разница чуть больше пятен, чуть меньше. Хотя… - мужчина обвел руками окружающее, - это все на тебе. Ты тут единственная выжившая. -Это ты сделал! -Да, но если бы ты не поехала, то и не сделал бы. И кто виноват больше? Мне до них ни жарко ни холодно. Настя заплакала. Мужчина все смотрел на нее, а потом сказал -Так…у меня времени нет. Тут он щелкнул пальцами и все тело Насти взорвалось болью. -Ходить ты не сможешь, выглядеть тоже будешь не очень – вся физиономия перекошена, - слова казались шипением. – А я могу все это прекратить. Настя отчетливо увидела себя. Уродливая, никому не нужная кукла. -Итак, твой ответ? – снова шипение -Да, да, да, - закричала Настя превозмогая боль. Внезапно, все закончилось. Настя смогла встать и оглядев себя увидела, что в полном порядке -Так лучше, - сказал мужчина, ухмыляясь. – Дойдешь до дороги. Там будет ждать извозчик с лошадьми. Черными….нужно же соответствовать имиджу. Тут он подмигнул Насте: – А дальше тебя домой доставят. Несколько лет ждать придется, да…но что поделать. Зато не постареешь на эти годы. Потом обернулся и пошел прочь от девушки, все больше растворяясь в тумане. Через пару десятков шагов его фигура вновь стала четкой и он, обернувшись, сказал: -Да и ты…не дури больше. А то еще один поезд под откос пускать придется. Это показалось ему очень веселой шуткой и он расхохотался. А потом растворился в тумане. #АделаидаАгурина