Полка

— Не, здесь все достаточно просто. Не надо ничего выдумывать. Берешь косу, вот так двумя руками, и...
— Прямо в череп, с размаху?
— Неет. Нет. Просто ударь по полке, она его убьет, это я гарантирую. Только идиоты и младенцы вешают что-либо над изголовьем. Это же просто готовая гильотина!
Я открываю глаза и вижу две темные мрачные фигуры в балдахинах.
Страшно.
— Постой, пап, но младенцы ничего над головой не вешают. Это им родители вешают, а сами они ничего не вешают, не надо тут врать, папа.
— Во-первых, не перечь отцу. Во-вторых, я не вру, а оговорился, и то для того, чтобы не перегружать твой маленький черепок сложными лексическими конструкциями. В-третьих — слишком много слова "вешают". Как ты будешь разговаривать со смертными? Твой голос еще станет сильным и мрачным, таким же, как мой, но вот речь придется совершенствовать самостоятельно. Или тебе просто нравится слово "вешать", маленькая негодница?
Смерть-отец рассмеялся. Мне стало плохо. И, похоже, я зря дернулся.
— Папа, он проснулся!
— Ух ты ж сука!
Я в последнюю секунду успел увернуться от блестящего лезвия косы. Сталь разорвала подушку, и дьявольское оружие застряло в диване.
— Папа, ругаться нельзя! А еще ты хотел пробить ему череп, как я сказала!
— Папа испугался, милая. Э, парень! Куда понесся?
Я выскочил из комнаты, чуть не споткнулся об кота, увидел в зеркале край поседевших своих волос, сорвал с вешалки пальто и вылетел из квартиры. Полуголый и испуганный.
Улица, ночь, холод, фонари уже не горят. Я надеялся встретить хотя бы местных криминальных элементов, но было пусто, тихо и темно.
— Ух, доча, как в гробу! Э, парень, ты где?
Две смерти вывалились из подъезда и совсем скоро разглядели меня во мраке. Их тонкие, вовсе не лишенные плоти лица белым пятном выделялись в ночи. Работники министерства уменьшения населения улыбнулись — и тут я дал деру.
Бежал по дворам к оживленной трассе. За мной раздавался шелест черных балахонов, я бормотал под нос что-то отдаленно напоминающее молитвы.
— Нет, ну ты скажи, тебя самого не задолбало жить? Ты болеешь чаще, чем спидозный кот, прости господи, живешь один, еще полку над головой прикрутил... Нет, ну честно, завязывай с этим, а то как дол...
— Папа!
— Ладно, доча, ладно.
— Может, не будем за ним идти?
— Он же умом тронулся, ты о чем. Так и так в психушку попадет, уж лучше мы. Помрет мучеником, в раю будет. Мне бы так.
— Не-не-не-не, я в трезвом разуме! Правда! Правда!
Бежать я, тем не менее, не прекращал.
Вот и трасса. Выскакиваю на дорогу и кричу, отчаянно жестикулирую, плачу... Тут они меня не достанут.
— Уйди с дороги, дебил!
— Машина!!!
Оглядываюсь на парочку смертей, вижу неподдельный испуг на их лицах, и тут мне в бок врезается что-то очень сильное.
***
— Кончился.
Смерть и ее отец стояли и смотрели на человека, что умер не той смертью. В одном пальто на трассе — и как он вообще здесь оказался? Нелепая, глупая кончина.
— Пап, это невесело.
— Я знаю, доча. Знаю. Но он должен был умереть.
— Почему?
Отец-смерть стоял и смотрел на безжизненное тело, на водителя старой, грязной машины, на серые линии дождя в свете фонарей.
— Почему... Почему?
Смерть прошел к мертвецу и коснулся его лба узкой белой ладонью. Сбивший человека такстист, низенький мужчина с сединой под старой водительской кепкой, упал вдруг на колени и что-то залепетал. Смерть улыбнулся и ласково произнес:
— Все хорошо. Сейчас вы сядете в машину и поедете дальше. Ничего не было. Вы слышите? Дома вас ждут.
Водитель встал и, сев в машину, уехал, ничего не ответив и ни о чем не думая вплоть до встречи с женой.
Смерть поднял воскрешенного и понес его обратно, домой.
— Ну вот, доча, не плачь. Он как новенький, не поломан даже. Папка еще смыслит в целительстве. До перевода в министерство смертей работал в здравоохранении... Там не очень. Работают на отвали.
Они шли по задворкам ночного города и молчали.
Только у дверей квартиры человека маленькая смерть спросила:
— Он точно будет жить?
— Да. Ну, вот и пришли. Хорошо, что я дверь не захлопнул. Сейчас положим его на диван, накроем одеялком, и пусть спит.
— Папа, а зачем мы убиваем?
— Опять ты спрашиваешь... Ладно. Карма и баланс. Я тебе это объяснять не буду, ты потом сама поймешь. Но знаешь, это правильно. По крайней мере, я хочу в это верить. Так, аккуратно. Ай, черт. Котяра. Здоровый. Не то что наш.
— Этот как два Стиксика весит.
Смерть окинул взглядом комнату возрожденного.
— Смотри, а парень-то рисует. И музыкой увлекается.
— Пап, пошли. Вдруг он очнется?
— По крайней мере, хоть кто-то к нему пришел. Ладно, пошли. Хочешь, чипсов и колы купим?
— Это же вредно? Мама так говорила.
— Доча, один куда более влиятельный чудак, чем я твоя мама, считает, что вредно — жить. Остальное так. Побоку. Ну, вперед!
***
Когда проснулся, болело бедро и череп. Видимо, отлежал. А новогодние праздники пора заканчивать.
Серо за окном и в комнате. Тихо как-то.
Подхожу к подоконнику и устало опираюсь об него. Снилась чертовщина. Ничего не помню. Бежал, вроде. Хочется выпить и еще раз забыться.
Кот как-то странно на меня смотрит. Просится на руки — нетипичное для него проявление любви и ласки.
Задумчиво смотрю на книжную полку над своим диваном. Наверное, она много весит. Если упадет? А, к черту.
В зеркале замечаю, что черные волосы начали седеть. Не рано ли?
Не завтракаю. Сажусь за стол и рисую. Хочется почему-то выбрать мрачные цвета.
Так много надо сделать, так много успеть, и будто бы в насмешку мои руки создают на листе бумаги копию меня и две черные тени с бледными лицами.
Кажется, я не один.
Улыбаюсь.
А полку надо убрать.
© Большой Проигрыватель
#мистическиеистории