Семью Осиповых в поселке невзлюбили с первого дня, с того самого момента, как к забору Стремихиных подъехала грузовая газель с нехитрым скарбом новых жильцов. В поселке знали, что дом продается, но мало кто верил, что найдутся покупатели. Да и дом-то так себе, ветхий, куда крепче пустыми не первый год стоят. За газелью подъехала легковая машина, ей управляла модная женщина средних лет, рядом сидел молодой мужчина с помятым лицом, а сзади ехал мальчишка-подросток. - Смотри-ка, городские явились, - шептала старуха Гуськова своей соседке Ильиничне. Женщины, сидя на старой садовой лавочке, наблюдали, укрывшись в тени сиреневых кустов. - И что только тут забыли? - прошамкала в ответ Ильинична, слепо щуря морщинистые веки. - И не говори, молодые давно в город перебрались, остались только мы, век доживать. Что им здесь делать-то, работы нет, дом Стремихиных больше на сарай похож, как там жить? Старухи тихо переговаривались, наблюдая, как «городская» командовала грузчиками, как в накренившуюся избу вносят мебель, тюки, коробки. Помятый мужчина с деловым видом осматривал огород, заросший бурьяном. - Ишь, хозяин-то какой, - Ильинична даже привстала с низкой скамейки. - А мальчишка-то где? – вытянула шею старуха Гуськова. - Да не видать. Первое время к прибывшим присматривались. А через неделю к дому, который так и назвали по прежним хозяевам домом Стремихиных, потянулись любопытные. Поселок распухал от слухов: - Городские-то, спустили все, а сюда приехали голью перекатной. - А хозяйка-то, хозяйка, целыми днями на кровати валяется, дома шаром покати. - Хозяин под стать! Бродит по огороду, а что просто так ходить? Гвоздя не забил. Того и гляди, накроет их крыша. - Парнишку жалко, ездил на днях в военкомат, в больницу положили. Уж больно худенький, таких даже в армию не берут. - А с чего ему бока нагуливать, если на столе лишь то, что соседи дадут? Судачили – судачили в деревне, а торбочки с продуктами носили. Кто картошечки, кто лучку и молочка, кто пирожков да хлебов свежей выпечки. Ехали в город – заходили к Пашке, так звали подростка, приносили гостинцы, родители-то не навещали. Вскоре Пашку выписали, и он вернулся в поселок. Бродил целыми днями по окрестным лесам, местные мужики брали его на рыбалку и за грибами, а женщины зазывали обедать. Старших Осиповых больше не подкармливали. Лишившись помощи, родители все чаще уезжали в город, иногда пропадая неделями. В такие дни Пашка ходил по деревне, ночуя в разных домах. Молчаливый, тихий, он, как ни странно, легко сходился с людьми. И не было в этом ни хитрости, ни наглости, была та открытость, которая свойственна лишь малым детям. Однажды он забрел в дом на окраине, как всегда – стукнул в калитку, она со скрипом отворилась. Входная дверь тоже оказалась незапертой. Юноша остановился у порога, слеповато всматриваясь в сумрак комнат. В темном углу белела кровать, на которой кто-то лежал. Паша подошел совсем близко. Пучки седых волос прикрывали лицо, худое тело, укрытое одеялом, судорожно вздрагивало. - Иди, иди, зачем ты здесь, что тебе у Елизаветы Гавриловны делать? - крикнул кто-то. Юноша оглянулся, у входа стояла старуха Гуськова. - Давно она так? – спросил парень. - Да уж третий день. А тебе-то какое дело, зачем спрашиваешь? - Не мешайте, помолчите. Паша держал раскрытые ладони над головой больной. Его лицо покраснело, лоб покрылся испариной. Гуськова застыла и, не отрываясь, смотрела, как мальчишка что-то выделывал руками над телом. - Представляешь, - рассказывала она позже подружке Ильиничне, - Елизавета совсем уж плоха была, ждали, как отойдет, а тут извиваться стала, будто мучают ее. А он и рукой не дотронулся, просто водил над ней, не касаясь. А потом и вовсе выть стала, как собаки порой воют. - А что Пашка? - А Пашка все водил руками и водил, будто не слышал. Долго. Он стоит статуей, только руки как крылья, и она, словно током бьют. - А что ж ты? - А меня будто в столб превратили, видеть вижу, а шевельнуться не могу. А потом отошел от кровати парнишка, сел на табурет и шепчет: «Умыться бы…» - Ну а Лизавета? - Лизавета вскочила, словно и не болела, кинулась в сени, что-то там делать принялась. А я подвела парнишку к рукомойнику, умылся и тихо так пошел. Звала к себе, только молча рукой махнул. - Елизавета-то хвалится, что будто лет двадцать скинула, а ведь ей уж годков под восемьдесят. Говорит, что к сыну собирается, они уже много лет в ссоре… - А Пашку видела? - А что на него смотреть, утром с мужиками на рыбалку укатил. #авторскиерассказы