Лидия Чуковская
...Из «Общего» дневника Чуковской: «…“Я поняла, что сейчас надо делать в общем и в частном плане. Поняла с помощью двух лиц: Фриды и Герцена”. Чуковская не случайно сопоставляет как бы несопоставимые по их исторической значимости личности, однако сопоставляет их потому, что порыв у них был один…»
В собрании Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме среди личных книг Бродского, хранится и подаренная Л. Чуковской книга — «Былое и думы» Герцена» (М., 1966).
После смерти Фриды Вигдоровой, не дождавшейся освобождения Бродского из ссылки, Чуковская написала книгу «Памяти Фриды», впервые опубликованную в журнале «Звезда» уже после смерти самой Лидии Корнеевны. «Есть какая-то радостная естественность в том, что книга о Фриде Вигдоровой впервые печатается в номере журнала, посвященном Иосифу Бродскому, — написал в своем предисловии к публикации Евгений Ефимов. — Будем только иметь в виду, — без этого не оценить в полной мере величину подвига Фриды Вигдоровой и ее самое, — что спасала она не Нобелевского лауреата и всеобщего любимца, а двадцатитрехлетнего юношу с весьма сложным характером. И к оценке своей записи, признанной всеми, кто ее читал, литературным шедевром, относилась равнодушно: «Мне надо одно: чтобы мальчик был дома»».
________________________________________
31 мая 72, среда. Переделкино
За час до отъезда сюда я простилась с Иосифом.
Навсегда?
Голос по телефону. Тот, из «дела Бродского», из Фридиного мира. Я ему открыла. Похудел; волосы поредели; морщинки у глаз: другой возраст. Одет, как всегда, не по погоде. Я его усадила против себя, дала пепельницу.
И сразу между нами потекло считанное время — время разлуки. Оно особенное — «Мы на учете».
— Я вам сделаю маленький подарок.
Надписал книжку (или оттиск?) «От слагаемого, меняющего место».
На обороте — его лицо: обиженный древний еврейский мальчик.
— Вот и вторая ссылка, — сказала я.
— Да.
— А где в Ленинграде ОВИР? Он оживился.
— На улице Желябова. Идешь дворами. Потом Михайловский сад…
Он говорил об этих местах уже будто с чужбины — о родине. Уже как о дорогом прошлом.
— Я думаю, вы вернетесь, — сказала я.
— Конечно. Через год-полтора.
(О родителях я не заговорила. Нельзя.) — Я здесь ничего не сделал плохого, — сказал он. — Я писал стихи.
— И вообще ничего плохого, — сказала я. — Только хорошее. (Время текло, туда и назад, так, что, кажется, его можно было потрогать рукой… Фрида!)
Я спросила, у кого он здесь остановился.
— У Мики Голышева. Знаете?
— Да, знаю: это ваш друг.
— Дело не в том, что мой друг. Это вообще человек № 1. Единственный, кого можно оставить за старшего.
Я попросила его прочесть стихи.
— Нет, не надо. Они мешают. Попросите, чтобы вам прочли «Сретение». Это лучшее, что я написал.
— Вряд ли вы сами понимаете, что у вас лучшее.
— Я разбираюсь в изящной словесности.
Мы помолчали. Я сказала, что видела его вторую книгу и дала оттуда переписать для себя многие стихи.
— Какие же?
— «От окраины к центру»… «Теперь так мало греков в Ленинграде…»
— Это все старое, 59-й год, — сказал он презрительно.
Я спросила, сколько времени он будет ехать — плыть — лететь.
— Не знаю и не хочу знать. Не хочу про это думать.
— Вот что, — сказала я, — имейте в виду, что я не боюсь переписываться с заграницей. Пожалуйста, пишите, мне и побольше и почаще.
Он обрадовался — единственный раз.
— Хорошо, что сказали. Спасибо! Я помню ваш адрес.
— А кому вы обязаны своим отъездом? Новой ссылкой?
— Все тому же поэту.
(Я не поняла, но не спросила.)
— Что же, Иосиф, там, может быть, в вас хоть любопытство проснется.
— Нет. В 32 года уже не любопытствуешь.
(«Еще как!» — подумала я.)
Он поднялся, что-то сказав о времени. Я тоже встала. Мы обнялись. Я поцеловала его в колючую, небритую щеку.
— Да хранит вас Бог, — сказал он (мне бы ему!).
Мы быстро прошли в переднюю, я отворила перед ним дверь.
— Вот и нету мальчика, — сказал он, перешагнув порог.
— Всё есть, — сказала я.
Лидия Чуковская об Иосифе Бродском :
Комментарии 5
Стихотворения Лидии Чуковской, посвященные М.П. Бронштейну Лидия Чуковская, Прочерк: Повесть, М.: Время / 2009
М.
…А то во сне придет и сядет
Тихонько за столом моим.
Страницы бережно разгладит
Узорным ножиком своим.
Себе навстречу улыбнется.
То к полкам книжным подойдет,
То снова над столом нагнется,
Очки протрет, перо возьмет…
И я проснусь, похолодею,
В пустую брошенная тьму.
Никак тебя не одолею —
Сердцебиенье не уйму.
1939
Ты шёл мимо нашего дома,
И лампа горела в окне.
Ты шёл мимо нашего дома
И думал, сквозь тьму, обо мне.
Но воздух, меж нами текущий,
И лампа, и стены, и ночь,
И воздух, меж нами текущий,
Тебе не хотели помочь.
И я ничего не слыхала.
Минуты неспешно идут.
Сна нету: Но я не слыхала —
Тебя мимо дома ведут.
<15-20 января 1939, Июнь 1945>
***
Я знаю, ты убит. А я еще жива.
Освобождения не наступили сроки.
Я жить осуждена.
Седая голова
И пеплом старости подернутые щеки.
1 марта — 16 апреля 1939
***
...ЕщёЯ пустынной М
Стихотворения Лидии Чуковской, посвященные М.П. Бронштейну Лидия Чуковская, Прочерк: Повесть, М.: Время / 2009
М.
…А то во сне придет и сядет
Тихонько за столом моим.
Страницы бережно разгладит
Узорным ножиком своим.
Себе навстречу улыбнется.
То к полкам книжным подойдет,
То снова над столом нагнется,
Очки протрет, перо возьмет…
И я проснусь, похолодею,
В пустую брошенная тьму.
Никак тебя не одолею —
Сердцебиенье не уйму.
1939
Ты шёл мимо нашего дома,
И лампа горела в окне.
Ты шёл мимо нашего дома
И думал, сквозь тьму, обо мне.
Но воздух, меж нами текущий,
И лампа, и стены, и ночь,
И воздух, меж нами текущий,
Тебе не хотели помочь.
И я ничего не слыхала.
Минуты неспешно идут.
Сна нету: Но я не слыхала —
Тебя мимо дома ведут.
<15-20 января 1939, Июнь 1945>
***
Я знаю, ты убит. А я еще жива.
Освобождения не наступили сроки.
Я жить осуждена.
Седая голова
И пеплом старости подернутые щеки.
1 марта — 16 апреля 1939
***
Я пустынной Москвою
Прохожу одиноко.
Вспоминаю и жду.
Мы любили с тобою
Чаши, полные света,
Что в Охотном ряду.
Нас игрушечный поезд
Увозил в подземелье,
Где веселая тьма.
Ах, игрушечный поезд!
Обещал ты веселье.
Оказалось — тюрьма.
Июнь 1939