Глава восемнадцатая
Счастье! Как же ты всегда ново и неожиданно! Мария, уставшая, но счастливая и одухотворенная, возвращалась домой. Под стать ее настроению была и природа. Она обнимала девушку теплым осенним ветерком, ласкала яркими солнечными лучами - и от этого девушка была счастлива вдвойне. С улыбкой она вспоминала прошедший педсовет, людей, которые стали для нее родными.
- Господи, ты слы-ышишь меня-я? - крикнула Мария, задрав голову вверх, к небесам. - Я счастлива - ты слышишь?! Спасибо тебе-е! - последние слова отдались эхом, и снова все стихло. Мария побежала. Ветерок слегка подгонял ее, забирался под платье, играл его подолом, но Машенька не обращала никакого внимания - ведь она так любила ветер! *Ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч...* - в такт бегу проговаривала она строки знакомого стихотворения. *Боже, так разве бывает - много-много счастья? - увидев постройки фермы, она замедлила бег. - Вот я и дома - жаль, сестры уехали...
Дом встретил ее странной тишиной - что-то случилось? Она осмотрела комнаты - никого. *Где все?" - спросила себя и вышла во двор. Танька с матерью сидели на скамейке у палисадника.
- Что это с вами? С утра вроде все нормально было - ну-ка рассказывайте! - Татьяна, сорвавшись с места, крикнула *Отстаньте!" - и убежала в дом. Мать, вытерев кончиками платка слезы, дрожащим голосом произнесла:
- Сколько раз я говорила - не поднимайте ничего возле дома! Просила - не заносите ничего в дом! Так нет - по-своему делаете!
- Да что случилось - расскажи толком! - повысив голос, крикнула Мария. - Ее пугала неизвестность, она злилась, что испортили все настроение - ведь хотелось так поделиться!
- Представляешь, прихожу с огорода - Татьяна чай пьет. С пряниками. - Где взяла? - спрашиваю. - На крыльце! - На крыльце? Кто положил? - Не знаю... - мать снова заплакала: - Зачем, зачем берете?!! Это подклад... Рассорить нас хотят... Разлучить...- Она упала на плечо дочери и снова заплакала.... - Я места не нахожу, извелась вся. Не могу понять, откуда такое чувство... Мне никто не мил... Я жить не хочу!
- Мама!!! - дочь взглянула на мать и пришла в замешательство - когда успела так постареть женщина, которую совсем недавно называли красавицей?! Глаза матери потеряли блеск, стали тусклыми, а зрачки превратились в маленькую точку. У губ появились странные морщинки - они опускались вниз по подбородку, делая лицо грустным и старческим.
- Мам, что с тобой?
- Посмотри, посмотри - та вытянула руки вперед и показала их внешнюю сторону. - Смотри! - Мария видела морщинистые, некрасивые руки матери. Прежде они не были такими. Вера потянула кожу вверх, и та отстала от рук, образую нечто вроде шалашика. - Видишь? Скоро я совсем буду неузнаваема... И меня так тянет на кладбище, словно кого-то из вас я похоронила там...
- Пойдем в дом, может, Таня подробно все расскажет.
Обнявшись, они прошли двор и вошли в сенцы. Младшая сидела к ним спиной; услышав скрип дверей, вскочила как бешеная...
- Ты чего? - спросила Мария. - Вот! - Танька показала на горшок. - Что вот? - Деньги! - Какие? - и та рассказала, как однажды она нашла великий клад, что лежал на завалинке, как она решила никому об этом не рассказывать... Мать смотрела на деньги, молча глотая слезы - вот откуда пришла беда... Подклад сделал свое дело... Что будет дальше - женщина не знала. Только чувствовала - случится, обязательно случится что-то страшное и непоправимое..
Часть вторая
Глава первая
До праздничной линейки оставалось два дня. Вера приводила Татьяну в порядок: аккуратно подстригла, смастерила два больших белых банта, отутюжила новую форму.
- Ну, дочь, примеряй! - Танька надела школьное платьице, повертелась по оси. - Как? - Красавица ты моя! - мать подошла к дочери и поправила банты - Лучше всех! - потом достала из сундука беленькие лакированные туфельки на небольшом каблучке и поставила их перед ней. - Примерь! - Танька, ахнув, запрыгала, надела каблучки и поставила свою *изящную* ножку на маленький табурет - Мамочка, красиво-то как! - Вера Наумовна не узнавала свою непоседу: из маленькой девчонки в коротеньких штанишках, вечно искавшей приключения, та превратилась во взрослую девочку. Нежность к дочери переполнила ее сердце. Она хотела что-то сказать, но не смогла - из носа хлынула кровь... Густая, клейкая, она не бежала, как обычно, а падала крупными сгустками.
- Мама, мамочка, что с тобой? - испуганно заорала Танька. Она металась по комнате в поисках какой-нибудь тряпочки. Вера легла на спину и, зажав нос пальцами, гнусаво говорила:
- Там, в комоде, на самом низу, марлечка - подай мне... Не волнуйся - все будет хорошо... - дочь упала перед ней на колени и заплакала: никогда она не видела мать такой уставшей, измученной. - Мамочка, ты умираешь - да? - слезы застилали ей глаза; собравшись в небольшое озерцо, они дружно сбегали вниз по лицу, попадая на губы, в рот. Девочка, всхлипывая, облизывала их и с новой силой начинала плакать.
- Мамочкам, не умирай - пожалуйста, как мы будем без тебя?!! - она рыдала, а Вера тихонько гладила дочь по голове, приговаривая: - Все будет хорошо... Отцу только не говори... Не надо скандала... - не могла она сказать бедной малышке, что нет больше в их семье гармонии, что отношения супругов-родителей зашли в тупик. Вера вспомнила последний разговор с мужем, и по лицу ее скатилась слеза. *Рано говорить им об этом... Может, все еще образуется*, - в надежде подумала она.
Татьяна, всхлипывая, легла рядом с матерью. Ее детское сердце трепетало от жалости к самой прекрасной женщине на свете - матери. Под впечатлением только что пережитого, она тесно прижалась к ней, словно старалась перенять всю боль ее и страдания. Она слышала, как тяжело, толчками, бьется сердце матери, как внутри ее груди свистит что-то непонятное, чужое.
- Ты дышишь, мамочка, как паровоз, со свистом - подняв голову, сказала Татьяна. - О-ой, какая болячка у тебя на щеке, - она протянула руку с желанием сковырнуть небольшую шишечку, так портившую лицо матери, но та мягко отвела руку дочери и прошептала:
- Не надо, не трогай... - нащупав больное место, Вера наслюнявила палец и помазала то, что Танька называла *болячкой*. - Поспим? - задала она вопрос своей любимке. - Давай... - Повернись ко мне спинкой, я обниму тебя, и мы так заснем...
Спала ли Татьяна на самом деле или только делала вид - Вера не знала. Она, прижавшись к дорогому тельцу, тихо плакала. Никогда ей не было так горько, как сейчас. Она видела, как все больше и больше отстраняется от нее любимый муж, как подолгу он засиживается в конторе, играя с мужиками в *Козла* или в домино. Все чаще слышала она от него упреки... Что, что случилось с ним? И почему иногда он срывается на крик, которого она так боится! А ведь совсем недавно он был
внимателен к ней, заботлив... "Не специально же я пересолила суп - ну, получилось так... Зачем кричать? - думала Вера, вспоминая недавние печальные минуты. - Растолстела... Так и сказал, измерив ее чужим взглядом... Она понимала, что это неспроста, что это виновата... - Ах, Танюшка, Танюшка, и зачем ты занесла в дом мелочь?! Мелочь всегда к ссоре... Вот и ссоримся теперь с отцом твоим..." - Вера Наумовна поцеловала дочь в затылок; убедившись, что та действительно спит, встала и на цыпочках прошла к зеркалу. От увиденного из глаз снова потекли слезы. На лице была не просто болячка - это было то, что должно было изуродовать ее лицо до неузнаваемости. Еще несколько дней назад это была простая точка, сегодня это - пятно, напоминающее лишай. Он каждый день увеличивался в размере - и это пугало несчастную женщину. Она пробовала отшелушить чешуйки, покрывавшие пятно, но это было бесполезно: после них оставалось кровавое место. Вера присмотрелась и увидела, что вкруговую от лишая лучиками отходят морщины - тоненькие, едва заметные линии, - и она, прикрыв рот рукой, чтобы дочь не слышала плача, выскочила на улицу...
Теплый ветерок высушил слезы. Вера, прикрыв глаза, задумчиво сидела на своем излюбленном месте в палисаднике. В груди свистело, словно она отмахала марш-бросок и теперь сделала передышку. Как устала она от этой бесконечной тревоги! Она не покидала ее ни на минуту! Сердце бесконечно ныло, словно предчувствовало беду. Но беда уже пришла, была здесь, рядом с ней, а чувство беспокойства не проходило. Женщина взглянула на руки: они были опухшими, между фалангами пальцев и подушечкой появилась глубокая линия, напоминавшая канавку; она резко разделяла руку на две части, делая ее безобразной, уродливой. Вера Наумовна встала, приподняла платье и снова ахнула: все ноги ее были в каких-то красных пятнах, и тоже опухшие. Слез уже не было, но лицо горело так, что... Какими словами можно описать тот ужас, который испытывала эта женщина - еще не старая, полная любви и нежности к своей семье? Кто может понять душу ее - недавно спокойную, как штиль, и мятежную сегодня, сейчас? Да никто!
Глава вторая
Вот и наступило долгожданное Первое сентября. Подходя к школе, сестры увидели такое количество детей и их родителей, какое им никогда не приходилось видеть. Двор пестрел цветами, яркими бантами, развевающимися лентами и шарами, но главным его украшением были дети: в красивых нарядных формах - девочки; в строгих костюмах - мальчики. Кое-как пробившись сквозь огромную толпу, Машенька подвела Татьяну к месту встречи ее класса и, чмокнув, пожелав удачи, скрылась в толпе...
В учительской почти никого не было - все разошлись по своим классам. В ожидании праздника одиноко сидела за столом библиотекарша, и Марина Николаевна, поздравив, вручила ей несколько гладиолусов.
Прозвенел звонок - и это значило одно: начинается праздничная линейка. Машенька, волнуясь, вышла на крыльцо и встала рядом с теми, у кого не было классного руководства. Глазами она искала 7*Б*... *Где они? Как я найду их?* - волновалась она. Размышления прервал *Гимн Советского Союза*. Услышав его, Марина Николаевна подтянулась, на глаза неожиданно набежали слезы - это были слезы гордости за свою Родину, за эту маленькую школу, придумавшую так необычно, красиво встретить детей. Оглядевшись, она увидела, что многие вытирают платочками влажные глаза, - и улыбнулась.
С торжественной речью выступил директор школы, за ним - Прасковья Алексеевна. В заключение та произнесла:
- А сейчас, по традиции, мы делаем перекличку классов. - она стала называть детские коллективы, давая им характеристику и вручая новые литеры. Когда она дошла до 7*Б* - сердце Машеньки замерло в ожидании. - Уважаемые родители и ученики класса! Знакомьтесь - Марина Николаевна, учитель немецкого языка, она же ваш новый классный руководитель - прошу любить и жаловать! - обернувшись к учительнице, громко добавила: - Пусть Ваша любовь к предмету принесет самые плодотворные результаты! Я верю - Вы справитесь - в добрый час! - В толпе раздались крики *Ура*, с огромным букетом осенних цветов подбежала ученица и вручила их Машеньке. Аккуратно, чтобы не споткнуться и не оконфузиться перед учениками, девушка спустилась с крыльца и под бурные аплодисменты направилась к своему классу - играла чудесная музыка, и на душе было так же чудесно и радостно...
Двадцать восемь глаз внимательно следили за каждым движением новой учительницы. Машенька была почти уверена: она понравится им. Не может не понравиться, ведь столько трудов вложено в создание нового имиджа! Накануне нового учебного года она поменяла прическу: теперь короткие завитушки обрамляли кругленькое личико учительницы - и это делало ее совсем юной. На фоне химической покраски ресниц и бровей ее глаза приобрели удивительно насыщенный цвет - они стали бирюзовыми, чистыми, как небушко. Над верхней губой, сбоку, красовалась миниатюрная искусственная родинка - она придавала девушке особый шарм, неповторимость. Но особую гордость вызывало у нее платье - оно было прелестным и по достоинству облегало точеную фигуру девушки. Сплошное платье состояло из двух частей: подола темно-синего цвета, и лифа; с обеих сторон на груди располагались вышитые гладью васильки - это было так нарядно и непередаваемо красиво! А жакет!!! Его белые отвороты украшали те же васильки - только больших размеров, и вкупе этот ансамбль делал Машеньку строгой и женственной одновременно...
Видя, с каким неподдельным интересом разглядывают ее семиклассники, девушка пошутила:
- Спасибо, мне очень приятно, что вы на меня так смотрите - значит, я способна еще нравиться...
- Конечно, Марина Николаевна, очень даже! Вы -во! - ребятишки оттянули верхний палец и показали знакомую фигуру. Учительница подождала тишины и продолжила:
- В жизни каждого из вас когда-то наступит первый рабочий день... И от того, как вас встретят, будет зависеть желание идти на работу, встречаться с коллегами... Я люблю свою профессию, очень люблю, - она взглянула на детей, - помогите мне не разочароваться в ней, поддержите меня... - класс, замерев, слушал откровение учителя: ничего себе! От них, своих учеников, она ждет помощи! Это было так странно и удивительно, что они не знали даже что и сказать... А Марии казалось, что она слышит биение каждого детского сердца, каждый его положительный импульс, летевший в ее сторону. И эта тишина говорила о многом...
- А теперь сложите школьные принадлежности в портфели и сядьте свободно, непринужденно. Запомните, пожалуйста, чего я не люблю... Во первых, не люблю, когда в класс заходят после меня. Это означает, что после звонка, до моего прихода, вы должны быть на местах - это понятно? - дети кивнули. - Во-вторых, на уроке мы не должны тратить время впустую - его и так непростительно мало. Запомните, что необходимо иметь на парте, чтобы на уроке не отвлекаться в поисках отсутствующего предмета. Итак, портфель, учебник, тетрадь по предмету и дневник - должны лежать в правом углу парты. Кроме того, ручка, карандаш и линейка - обязательный ежедневный атрибут - понятно? И еще - подумайте, пожалуйста, кто с кем хочет сидеть - это обсудим завтра... Вопросы есть? - тишина... Некоторые, опустив взгляд, о чем-то сосредоточенно думали, и это Машеньке определенно нравилось...
... Мария заполняла классный журнал, когда в дверь кабинета постучали. На пороге стояла Валентина, почтальонка, с телеграммой в руках.
- Машенька, - по-свойски заговорила она, - тут на твое имя срочная телеграмма. Я подумала - это важно... Вот... - она протянула бумажку. Мария прочла текст и, бросив *Большое спасибо!*, выбежала из класса. *Господи, что же делать? Завтра Михаил будет в Челябинске, а у меня уроки, классный час!* Она еще раз прочла телеграмму: *Буду проездом городе стоянка 5 часов Жду поезд номер... вагон...* Девушка решила отпроситься... Вот только у кого - у завуча или директора? К Прасковье идти не хотелось - будет много женского любопытства, а разглашать душевные тайны Машеньке не хотелось. Выждав, когда директор останется один, она смело вошла и положила перед ним телеграмму.
- Юрий Андреевич, миленький, поймите меня - это вопрос жизни и смерти... - голос учительницы слегка дрогнул, - отпустите меня... Умоляю... Пожалуйста... - тот надел очки, еще раз пробежался по телеграмме и сказал:
- Идите уж... Что поделать - любовь требует жертв... Только завуча в известность поставьте...
- Ой, Юрий Андреевич, ну, пожалуйста, скажите об этом сами! - Машенька выскочила из кабинета. Сердце ее ликовало... - Мишка, родной мой... Любимый... Мы снова будем вместе! - она почти бежала по дороге - ее единственным желанием было быстрее добраться до своей комнаты, уединиться... Через час она была уже дома.
Мать, выслушав дочь, недоверчиво спросила:
- Не боишься встречи? Хуже от этого не станет? - Мария подняла удивленные глаза. - Ты о чем, мам? - Смотри, дочь, держи голову на плечах... Потеряешь - отец убьет меня вместе с тобой...
- И почему я должен убивать вас обеих? - войдя, весело спросил Николай. Женщины никак не ожидали видеть его дома в столь ранний час. Они переглянулись, словно искали друг в друге поддержки. - Ну, так что у вас произошло? - настойчиво спросил отец. Машенька удалилась, чтобы не мешать разговору родителей...
Девушка любила отца, но побаивалась его сурового нрава. Машенька вспомнила детские годы, когда они, три сестры, чуть ли не дрались из-за него: каждому хотелось полежать с ним в обнимку, вдыхая терпкий запах самосада.. Отец, довольный, до поры до времени шутил, но однажды сказал:
- Девки, хватит со мной валяться. Вы что - не понимаете: я ведь мужик... Девчонок как ветром сдуло... Мария улыбнулась: вот глупые какие были...
Вошел отец - Марии не нравилось, что тот входил без стука, но сказать ему об этом не решалась.
- Поезжай, если любишь. Голову на плечах держи... И не пей - помни: все беды от этого... Он выпьет, касаточкой называть будет, лапочкой - не верь. Ему интересно, пока не знает тебя... Физически - понимаешь? - дочь кивнула. Ее лицо горело, она сидела, покоренная откровенностью этого худощавого высокого мужчины, который был ее отцом. - Если что - убью, на суку повешу! - грозно заключил он и вышел из спальни.
Бедная Машенька не спала всю ночь. Какой же бесконечно длинной она показалась ей! Давно собрана сумка, на спинке кровати висит красивый наряд, а утра все нет и нет. Ворочаясь с боку на бок, вздыхая, девушка пролежала до четырех часов и, измученная долгим ожиданием, пошла на кухню. Родители спали, как всегда, обнявшись. Мать приподняла голову и тихо спросила:
- Уже? Который час? - убрала руку отца и тоже встала. - Всю ночь не спала, от дум голова пухнет... Ох, Маня, - она осеклась, но продолжила: - душа что-то так болит за тебя - может, не поедешь? - Мария отрицательно мотнула головой. - Ну, смотри... Приемчик помнишь, которому обучал отец? Изо всей силы бей его по мотне - убежать успеешь... - Машенька, зажав рот, тихо смеялась... - Мам, ты чего? Не насильник же он!
Умывшись, девушка присела за стол. Есть не хотелось. Забросив в рот кусочек ливерной колбасы, она направилась в спальню, и уже через полчаса стояла у порога. Мать, всплакнув, перекрестила ее на дорожку; отец молчал, думая о чем-то своем, потом выдавил:
- О наказе помни... Ступай с Богом!
... Мария весело одолевала километры - душа ее пела, танцевала, неслась по неровной дороге навстречу своему счастью. *Только бы пришел автобус! Только бы не опоздал! Она взглянула на часы - до встречи оставалось два с половиной часа.
Вокзал... Каждый день он встречает сотни поездов - кораблей, мчащихся по стальным магистралям. Уставшая Мария присела на скамью под часами - отсюда хорошо видны поезда московского направления. До встречи оставалось двадцать пять минут. Она достала зеркальце, посмотрела - все ли в порядке, и довольная, положила его назад. Сердце билось в тревожном ожидании - не просмотреть бы... Народ прибывал, и на перроне становилось очень шумно. Девушка встала, сжимая в руке обернутый во влажную бумагу цветок - подарок Михаилу. Это была гвоздика - символ воинской доблести и славы...
- Не для меня ли этот цветок? - крикнул кто-то из толпы веселых парней. - Не для Вас! - гордо ответила Машенька и зашагала вдоль перрона навстречу приближающемуся поезду. А он уже сигналил, гудками приветствуя хозяев и гостей города. Из всех дверей вагонов выглядывали люди; кто-то кричал *Здесь я, здесь!* - Михаила нигде не было. Мария оглядывалась, чувствуя: еще чуть-чуть - и она разревется на весь перрон.
- Это кого встречает такая красавица? - Она метнулась прочь и увидела прямо перед собой Михаила. Он стоял на подножке еще не остановившегося поезда и махал ей фуражкой. Наконец-то! Мария побежала. Ее ноги не чувствовали усталости; у нее выросли крылья, и она, подобно птице, легко преодолевала расстояние между собой и любимым. Михаил спрыгнул и побежал. Солдатики кричали: *Удачи, командир!*, а он, небрежно махнув, распластав руки для объятий, мчался навстречу хрупкой девушке...
Перед ними расступались, смотрели им вслед - какая красивая пара! А они стояли молча, крепко обнявшись, не обращая на прохожих никакого внимания.
- Ой, забыла! Это тебе... Гвоздика... - Машенька протянула подарок, и молодой человек еще крепче прижал ее к себе.
... Они шли обнявшись. Дул прохладный осенний ветерок. Машенька пыталась взять Михаила под ручку, но тот шепнул: *С другой стороны - привыкай, офицерская жена должна быть слева, - девушка, улыбнувшись, исправила ошибку. - Куда пойдем? - Машенька пожала плечами - город она знала плохо; Михаил, окликнув паренька, спросил о гостинице. Через минуту они, взявшись за руки, спустились с моста и зашагали в сторону местного небоскреба.
- Миш, ты что - это же так дорого - ты не представляешь... - Представляю. В магазинчик зайдем? - Они вошли в зал, и Машенька увидела, как он щедро бросал в авоську фрукты, овощи, какие-то консервы. - Вот дурной! У меня колбаса есть, пирог, а он...
В гостинице лейтенант оставил ее на первом этаже, а сам поднялся выше. О чем он договаривался - Машенька могла только догадываться. От стыда у нее горели кончики ушей. Через несколько минут администратор вручил молодым ключ от одноместного номера.
... Машенька сидела на коленях возлюбленного - тот кормил ее черешней, виноградом, нежно целовал в щечки и носик, гладил руки ее, плечи - и от этого она, слегка захмелевшая, сильно раскраснелась. Ее радовали нетерпеливо-жадные прикосновения ласкающих рук - в них было все: любовь, радость, пламенность, страсть - то, чего ей так не хватало! Она испугалась, когда его губы коснулись ее шеи, но это было так сладко, приятно, что она замурлыкала, как кошка, а он стал неистово целовать ее, нежно поглаживая груди... *Боже, что со мной?! Я не могу оттолкнуть его - не хочу этого делать...* Она обвила его шею руками; он стал нежно целовать ее губы... Вдруг она почувствовала: язычок Михаила вошел в ее ротик, прощупал внутренности и вернулся назад... - Дай язычок, Машенька... - Его трясло, он был требователен, но это ей так нравилось, что она не осмелилась отказать ему - через минуту она вся была в его власти...
Михаил неумело снимал с нее платье. Машенька горячо шептала: - Глупенький, глупенький мой - не так... Там... на спине... застежка... - Он повернул Марию спиной к себе, расстегнул замок, и ее платье скользнуло вниз...
- Боже мой! - вскрикнул он, - да ты Богиня! - девушка стояла перед ним в красивейшем розовом белье. Ее высокая грудь вздымалась то вверх, то вниз - и от этого Михаил совсем обезумел. Он подошел вплотную к любимой, расстегнул лиф и увидел ее упругие, налившиеся от его ласк, груди. Как же они были прекрасны! Он неистово целовал маленькие сосочки, мягко оттягивая их губами, и слышал, как тихо постанывает Мария... Упав перед ней на колени, он неумело расстегивал ее чудесные подвязки - Машенька... Я люблю тебя... Машенька... - он целовал ее колени, бедра, затем схватил на руки и бережно положил на кровать. Полуобнаженная, она лежала перед ним, прикрыв грудь руками. Низ ее тела горел от истомы, плоть ее плакала... Неопытная девушка не понимала, что это ее маточка страстно желала ласки, хотела, чтобы кто-то вошел в нее и оставил после себя капельку семени, и от этого семени зародилась бы жизнь... Мария просто любила этого крепкого, сильного мужчину, она жаждала его поцелуев и еще чего-то такого, от чего жизнь приобрела бы другой смысл...
А Михаил снова и снова ласкал любимое тело: целовал набухшие, слегка отвердевшие соски, постепенно спускаясь все ниже и ниже. Его тело изнемогало в ожидании последней минуты, и в тот момент, когда его ладонь легла на плоть Машеньки, он застонал - терпению пришел конец. Он протолкнул руку под трусики, нащупал промежность и стал слегка массировать. Машенька то крепко сжимала его в своих объятиях, то откидывалась назад. *Я люблю тебя*, - шептала она в любовной агонии ... Он рванул ее трусики, и от этого движения та словно проснулась: - Мишенька, не надо... Я прошу тебя... - Что ты со мной делаешь! Я не могу... Я люблю тебя... Я хочу тебя!!! - Мишка, и я люблю тебя... Если бы ты знал, как я люблю тебя... Но не надо... Отец не простит позора - выгонит... Она целовала его в щеки, губы, и он чувствовал, как тело ее дрожит. Немного успокоившись, он крепко обнял ее и прижал к себе...
... Опустошенная, грустная, сидела Машенька на кровати. Михаил уехал - провожать его она не пошла. Девушка вспомнила последние минуты прощания - и слезы брызнули из ее глаз. Она упала на подушку и по-настоящему разревелась. Была ли она несчастна? Нет, конечно! Она любила - и любили ее, но от этого на душе почему-то было одиноко и грустно... *Слава Богу, - подумала Мария, - завтра хоть не на работу. Прогуляюсь по вечернему городу, а завтра, после обеда - домой...* Она нашла администратора и поинтересовалась, есть ли возможность помыться в ванной или душе.
... Она расчесывала мокрые волосы, когда в дверь тихонько постучали. Мария заметалась по комнате - у нее не было халата, надеть белье на мокрое тело было не так-то просто. Найдя от постельного набора вторую простынь, она смастерила что-то вроде платья и подошла к двери.
- Кто? - тишина. - Кто там? - Никто не отозвался, но стук повторился. - Странно... - Она провернула ключ и открыла дверь - за порогом стоял улыбающийся Михаил. - Ты?!! Что-то случилось? - Эшелону до завтра путь закрыт... Боже, какое счастье - мы снова вместе!- он обнял девушку и вошел в номер. И тут только Машенька вспомнила, что она совершенно нагая... Придерживая простынь, она попыталась выскользнуть из его объятий, но тот, поняв маневр, еще крепче прижал ее к себе.. Сердце Машеньки колотилось, как у пойманного воробушка, испарина покрыла все тело. Михаил целовал ее, а она шептала: *Мишенька, не надо... Пожалуйста... - он смотрел на девушку пьяными от счастья глазами. - Я ждал этой минуты целых полгода, я подгонял поезд, я готов был идти пешком ради такой вот встречи! Я весь горю, изнемогая от любви к тебе, я с тобой, здесь, а ты говоришь - не надо? Я умру без твоей ласки, Машенька, и завтра ты найдешь меня мертвым - ты хочешь этого?!!! - Он хотел ее. И она хотела. Она была слаба и беззащитна перед его любовью, перед той силой, которая так внезапно обрушилась на нее, сокрушая на своем пути все преграды и препятствия. Счастье переполняло ее, она видела сияющие и хищные глаза Михаила и верила: все будет хорошо, к черту отцовские наставления.
Михаил ловко снял сапоги, быстро скинул одежду, и Мария увидела его... Она ойкнула, от стыда закрыв глаза, но Михаил, уверенный в своей обнаженной красоте, подошел к ней и скинул простынь. Он был похож на Аполлона, он был лучше, красивее его, и от предчувствия чего-то ранее ей не известного она закрыла глаза...
- Милая, - начал Михаил, - запомни: у любви не может быть стыда. За что нам должно быть стыдно? За нашу любовь? За то, что мы чувствуем друг друга? В мире столько людей, живущих одной семьей, но никогда не испытывающих и доли того, что испытываем мы. Ты любишь меня? - Очень... - И я тебя - обожаю! За что нам должно быть стыдно? - взяв в ладонь ее набухшие груди, он продолжал: - Я люблю каждую частичку твоего тела, вот эти например, маленькие упругие груди - они сводят меня с ума! - он язычком коснулся ее сосков, сделал им круговое движение - и Машенька застонала. По мере того, как он говорил, у нее проходило волнение, стыд и ужас - теперь все казалось ей естественным и бесстыдным. Михаил опустился перед ней на колени и прижался к ее естеству; Машенька нежно гладила его красивые кучерявые волосы. Они молчали - о чем было говорить, если душа и тело страстно желали объединиться, слиться в единое целое?! Поднявшись, Михаил всем существом прижался к девушке, затем легко подхватил ее на руки и понес на кровать.
- Не бойся - я не сделаю ничего такого, что могло бы нанести тебе хоть малейший вред. - Машенька, сглотнув, горящими глазами наблюдала за возлюбленным. Михаил лег рядом и о чем-то задумался; она замерла, предчувствуя что-то необычное, особенное. Михаил вдруг резко повернулся и навалился на нее всем телом - не успела она опомниться, как его голова оказалась между ее ног напротив промежности.
- Миша!!! Что ты делаешь!!! - она вырывалась изо всех сил, но под натиском его силы, его безудержного желания обладать ею тело ее вдруг обмякло и перестало слушаться. Наклонившись, она приподняла лицо Михаила, и их губы слились в едином страстном поцелуе. - Машенька, не стыдись, - ты - прекрасна, если бы ты знала, как ты прекрасна в таком порыве! Я люблю тебя... - он раздвинул ее красивые ноги и... Она не поняла, что это было, но как же это было чудесно! Михаил язычком, очень нежно, хозяйничал внутри ее плоти... Боже, она умирала от его прикосновений, она сходила с ума от всего того, что он делал... А он продолжал шептать: - Родная моя, сейчас будет еще лучше... Вот он, мой заветный язычок... Ах, какой красавец! Ну, иди, иди сюда... - захватив губами набухший бугорок плоти и слегка его оттянув, он своим язычком стал делать вращательные движения - Мария, извиваясь и постанывая, захлебывалась от счастья; вдруг она протяжно вскрикнула - и в то же мгновение почувствовала, как что-то теплое и липкое потекло по ее ногам... - Родная моя... Единственная... Дай руку... - Мария, не имевшая никакого опыта интимной жизни, доверчиво подала ему руку, и тот потянул ее вниз, к своей плоти - там все сгорало от любви... Машенька в ужасе хотела отдернуть ее, но услышала сдержанный стон любимого - Михаил освободился от ненужной ему энергии.
... Прошло полчаса, а молодой человек продолжал ее ласкать - целовал спину, *два изумительных яблочка*, как он называл половинки ее ягодиц. Обессиленная любовной истомой, Мария не сопротивлялась... (продолжение следует)
Татьяна Митрофанова-Овчинникова
#ТатьянаМитрофанова
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев