Aлександр Городницкий

Памяти Владимира Высоцкого

" Погиб поэт. Так умирает Гамлет,
Опробованный ядом и клинком.
Погиб поэт, а мы вот живы — нам ли
Судить о нем, как встарь, обиняком?
Его словами мелкими не троньте:
Что ваши сплетни суетные все?
Судьба поэта — умирать на фронте,
Мечтая о нейтральной полосе.
Где прежние его единоверцы,
Надежные и близкие друзья?
Погиб поэт — не выдержало сердце, —
Ему и было выдержать нельзя.
Толкуют громко плуты и невежды
Над лопнувшей гитарною струной.
Погиб поэт, и нет уже надежды,
Что это просто слух очередной.
Теперь от популярности дурацкой
Ушел он за иные рубежи.
Тревожным сном он спит в могиле братской,

Где русская поэзия лежит.
Своей былинной не растратив силы,
Умолк поэт, набравши в рот воды,
И голос потерявшая Россия
Не замечает собственной беды.
А на дворе — осенние капели
И наших судеб тлеющая нить.
Но сколько песен все бы мы ни пели,
Его нам одного — не заменить. "

30 июля 1980 г.

БЕЛЛА АХМАДУЛИНА О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ

"Он настолько единственный, что его поэзию не с чем сравнивать. Я читала его рукописи уже спустя какое-то время после его смерти. Я увидела, как он работал над словом: зачёркнуто, зачёркнуто, снова, снова. Он искал слово. А потом, наверное, театр терзает, или ещё что-то терзает – и думает голосом вытянуть.

Он считал себя поэтом, и он, безусловно, поэт. Но его амплуа, его жанр – это бывает на свете один раз, это не с чем сравнивать. Он один, он таков. В этом не может быть изъянов – он один.

Я не видела его с другими профессиональными поэтами. Со мной он всегда только радовался, блистал. Кроме того, что он был блистательным актёром, в нём был великий артистизм человека. При мне он нисколько не тушевался. Я уверена, что своё место он знал, и знал, что место это единственное. Но при этом он искал суверенности, независимости от театра, от всего, чему он что-то должен.

Ему, конечно, более всего хотелось писать. Я всегда понимала, что он хочет быть напечатанным. Я не знала, что он хотел вступить в Союз писателей, это было бы кошмарно. Он искал независимости, но это было бы совсем ужасно.

Я помню, мы с Володей и Мариной встречали Новый год в одной компании, и там был человек, ныне покойный, имени которого я не хочу называть. А я всё время хотела помочь Володе напечататься. Ведь вся страна пела уже его песни, жила его голосом! И я этого человека спросила, нельзя ли как-то напечатать Володю. Ну хоть что-нибудь, хоть немножко! На что тот человек ответил: "Через мой труп!" Я вспоминаю это безо всякого злорадства, но всё-таки такими словами не бросаются. Вот как они относились к этому.

А Володя так хотел увидеть свои стихи напечатанными! Он искал подтверждения своей литературности. Ведь это замечательные его сочинения! Он был замечательным артистом, прекрасным человеком – добрым, милым, щедрым. Но полагал он себя, прежде всего, поэтом. И был абсолютно прав. А место его в литературе – оно одно, оно уникально."

(Отрывок из интервью Б.А. Ахмадулиной американскому журналисту М. Цыбульскому от 20.04.1997 г.)