Родительский день
"Деревенский дневник" 14 мая
Раз в году, именно в родительский день, меня охватывает чувство досады и непонимания. Отчего наше правительство, признав Рождество и Пасху, широко освещая в средствах массовой информации эти святые для христианского люда даты, почему-то игнорирует не менее святой - родительский день.
Сколько себя помню, родительский день никогда не признавалась выходным. А почему? Все равно, правдами-неправдами, весь народ расползется с рабочих мест и после обеда поедет на клaдбищe, захватив поминальную снедь. Почтить память ушедших близких людей, убрать прошлогодний мусор в оградке, положить свежие цветы и венки на мoгилки. Сначала скорбно помолчать, а потом тихим шепотом рассказать о своих успехах, проблемах, всплакнуть и посетовать на скоротечность жизни, сердцем ощутив царапающее осознание – мы не вечны…
В детстве я любила с мамой и дедом ходить по нашему деревенскому клaдбищy. Дорога на клaдбище проходила через лес с вековыми необхватными соснами, с редкими белоствольными березками. Мы шли, попутно собирая первоцветы, чтобы потом положить их на мoгилки. Я не боялась клaдбища. Любопытство и интерес, удивление и новые впечатления, вот что я ощущала.
Первым делом, пройдя по закоульной тропинке, до просевших могильных холмиков, мама смущенно крестилась, «Господи, сохрани и помилуй» – шептала она. Потом, глубоко вдохнув, принималась за дело: обметала с памятников мужа и свекрови припасенной тряпочкой седую тонкую паутину, смахивала желтые жухлые листья, упавшие с берез, что росли рядом. Вскапывала на могиле маленькой лопаточкой землю, сажала застенчивые фиолетовые фиалки. Дед сидел в углу оградки на деревянной резной скамеечке, и помалкивал. Как только мама управившись, споласкивала руки водой из принесенной бутылки, предлагал: «Ну что, помянем?»
Мама доставала небольшую бутылочку, дед выпивал, крякал, минуты три сидел молча, затем начинал свой рассказ.
– Вот, Светка, стало быть, отец твой тут лежит. Аккурат рядом с матерью, Еленой моей. Эх, ушел он рано, не увидит, как ты растешь. Но ничего, я покуда могу, тебя растить буду.
При этих словах он притягивал меня к себе и трепал по макушке. Потом, незаметно вытерев глаза, продолжал.
- А вон там мой отец, твой дед Анатолий лежит. Корень всему роду нашему. Пять сынов родил. Я, самый младший, сорок третьего году. Никого уж из моих братьев не осталось, один я за всех приглядываю за могилками.
Покрутив головой по сторонам, он начинал объяснять, чьи могилки находились рядом. Про каждого рассказывал, кто как жил и как yмер. Мама обычно за это его ругала.
- Дед, хватит Светке ужасы рассказывать! Она и так плохо спит!
– Ну, чего ты, я ж правду говорю. Да и она большая уже, понимать должна. Кроме жизни еще и смеpть есть, все под ней ходим, все там будем…
Тут в разговор влезала я. Страшно мне не было, ну может так, чуть-чуть, зато жутко интересно. Я в свои десять лет я уже понимала, что бывает она – смеpть. Папа только недавно ушел, и я долго не могла поверить, что его нет…
Уже тогда я знала, что если она встала у порога, то уже ничего не будет. Ни этого синего неба над головой, ни ласкового ветерка, ни маминой теплой руки, ни ворчащего деда – ничего.
Уже тогда я знала, что родные люди могут уйти, и вместо них будет мoгильный холмик с простым деревянным крестом, или черным обелиском, и мутной фотографией на нем. И только вот в такие дни как будто ближе становились те, кто ушел, и те, кто остался.
Обиходив мoгилки, мама выкладывала на стол еду. Деревянный столик в оградке, был застелен старой газетой, на ней обязательно, в маленькой чеплашке крашенные яйца, оставшиеся с Пасхи. Отдельно маринованные помидоры, пара парниковых огурцов, тонко порезанная колбаса, с ароматным чесночным запахом. Пузатые пирожки, ядреная луковица, и сладкая кутья в фарфоровой миске. Рядом горсть разноцветной карамели, которую в конце трапезы мы с мамой будем разносить по могилкам, и горка духмяных блинчиков.
Мы еще долго сидели возле мoгилки папы и бабушки. Смотрели, как другие жители села приходили повидаться к родным, помянуть их. Все тут были, как одна большая семья.
Мне интересно было смотреть, как другие люди встречаются на клaдбище. Все по-разному. Кто-то, как мы, вдвоём, втроём сидят, тихо разговаривают, поминают, а потом домой идут. Кто-то встречался большой семьёй, у них и стол был побольше, чтобы все могли усесться. По узкой тропинке, гуськом шли родственники. В оградках становилось тесно и шумно.
Были и такие, что до вечера могли ходить от мoгилки к могилке. Для них посещение кладбища всегда проходило по одной и той же программе: сейчас они поговорят о разном, потом пойдут по кладбищу, поминать умерших друзей и знакомых, в каждой оградке им будут наливать поминальную стопку. Выпив и помянув, они обязательно пустят слезу и будут говорить о покойном только хорошее, потом пойдут к следующей могиле. Там повторится все сначала. Обойдя кладбище, они обязательно зарулят к свежевыкопанным могилам, еще пустым, открытой раной зияющих в стороне. И опять будут плакать, размазывая сопли по пьяному лицу. Плакать и просить: « Господи, пронеси. Сохрани, Господи, дай пожить еще немного»
Вот и сегодня я снова на старом клaдбище. Нет со мной рядом ни деда, ни мамы. Теперь я одна осталась следить за всеми мoгилками рода. С утра я напекла блинов, сделала кутью. Помянула сначала одна, потом соседи подошли.
Грустный это день, и, в то же время, светлый. Я как будто повидалась с ними со всеми.
Уходя, я оставила на могилках блины и кутью. Тут же над нами, в переплетенье толстых ветвей, уже стрекочут белки, и дрозды, предвкушая угощение. И еще полосатые бурундуки, шастают почти промеж ног, не боясь человеческого присутствия.
Родительский день завершился. Стрелки часов перепрыгнули в другие сутки. Обычные. Ровно через год, весь народ, опять правдами и неправдами будет отпрашиваться с работы, чтобы приехать на погост и почтить память ушедших. Я лелею в сердце надежду, что вдруг, наше правительство, вспомнит свои корни, своих близких и сделает Радоницу – выходным днем.
Люди! Человеки! Берегите своих близких. Любите их. Не стесняйтесь говорить о своей любви, не жалейте времени на разговор с родителями. Просто когда они уйдут, вашу душу будет раздирать невыносимое чувство одиночества и необратимость потери.
Лежит на столике семейный альбом со старыми фотографиями. Вас нет рядом, вы растворены в вечности. Но может быть, искорки ваших душ иногда заглядывают ко мне в окно, даря покой и уверенность. Может быть… Спасибо вам за то, что вы были. Спасибо вам, за то, что вы есть. Вы живете во мне. В ваших внуках. И вы будете жить, пока жива память.
Продолжение читайте здесь Меня зовут Ольга Усачева. Это 33 глава повести "Деревенский дневник".
Все опубликованные главы смотрите здесь
Комментарии 10