Старый Джо пишет письмо жене, грифель зажав между пальцев:

«Здравствуй, моя хорошая, смейся и хохочи, будто смерти нет,
будто всё ещё впереди, будто мы отчаянные скитальцы,
словно нам по восемнадцать... максимум двадцать лет.
Словно ещё вчера мы сидели у пирса, пили ром и обожали
твердить о том, как мир вокруг необъясним и невесом,
и волны лижут опустевший берег, обнажая,
седую вечность, что под нашими ногами прячется в песок...
Я не знаю, какая погода сегодня в твоём краю,
а у нас здесь весна основательно набирает силу,
море целует скулы холодных скал, чайки летают низко, они поют
о том, как без тебя здесь муторно и тоскливо.
Я не знаю, что мне тебе сказать, и к чему слова...
у меня всё по-прежнему, только нынче чаще стою у паперти...
знаешь, моя хорошая,
а ведь ты оказалась права —
в мире нет ничего прекраснее и страшнее памяти...
Я не то чтобы теперь совсем перестал бороться,
но кардиограмма выдаёт мне сердечный сбой...
без тебя здесь всё так же светит смешное солнце,
но куда б я ни шёл, я тебя всюду беру с собой.
Почему-то никто не понимает стариковских моих речей,
у кого мне здесь вымолить, выреветь, выпросить ответ,
на вопрос: что же делать, куда брести и главное — зачем...
что же мне делать в мире,
в котором
тебя
нет?
Сколько бы лет ни прошло, ты становишься всё дороже,
без тебя дом пуст, ветер скулит за окном от сих до сих,
боль отвоёвывает каждый сантиметр кожи,
и противиться ей у меня больше не остаётся сил...
Видимо, отведено судьбой мне — помнить тебя веками,
вздрагивать каждый раз, когда ветер сквозит через дверной проём...»
... Джо кладёт письмо на холодный могильный камень,
много курит,
щурится на закат
и долго думает
о своём...
© Аня Захарова