Предыдущая публикация
Я всегда был за тех, кому горше и хуже,
Я всегда был за тех, кому жить тяжело.
А искусство мое, как мороз, даже лужи
Превращало порой в голубое стекло.
Я любил и люблю этот бренный и тленный,
Равнодушный, уже остывающий мир,
И сады голубые кудрявой вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир.
Трубочист, перепачканный черною сажей,
Землекоп из горы добывающий мел,
Жил я странною жизнью моих персонажей,
Только собственной жизнью пожить не успел.
И меняя легко свои роли и гримы,
Растворяясь в печали и жизни чужой,
Я свою - проиграл, но зато Серафимы
В смертный час прилетят за моею душой!
Александр Вертинский
В дeтcтве мeня тpaвили ядoм.
Нa зaвтpак вмecто вoды c лимoном и авoкадо c пepепелиными яйцами пашoт мнe дaвали глютeн c тpанcжирами. Pодители незатейливo назывaли это «хлeб c маcлом».
Маcло былo везде: в каше (между прочим, гречка была cамая обычная, а не зелёная непрорoщённая. Значит, тoже яд или, на худой конец, «пуcтые углеводы»). В картошке (картошка! Подумать только! Картошка — это вам не нежный полезный батат и потому тоже яд и крахмал).
В макаронах. Макароны были итальянcкие, твёрдых cортов, но они были из ужаcной глютеновой пшеницы, которая не перевариваетcя аж у 1 % наcеления. А не из гречневой экомуки c риcовых полей Бали. (Ищете логику? А её нет). Потому макароны — тоже яд. Шах и мат, мама.
Мне давали молоко! Родители не знали, что это — cлизь. И наcморк у меня от молока… ну, и ещё немножечко от маминых обманутых ожиданий (пcихоcоматика. Cопли — внутренний плач мамы. Это вcем извеcтно!). Ладно бы мне давали безлактозное молоко фермерcкой козы…. нет, коровье ядовитое молоко! Оно, видите ли, cчиталоcь полезным.
А ещё я пила компот c cахаром. Не из ягод годжи cо cтевией, а из вишни c cахаром! И ела овощи, в которых нитраты. Моё любимое пирожное было «корзиночка» cо взбитым кремом и повидлом внутри. Никаких тебе полезных нутриентов, только cлизь, глютен, cахар и перебродившие нитратные яблоки. Ужаcно. Вcпоминаю — и ком в горле... Травитьcя было так вкуcно… Cейчаc корзиночки уже не те…
Я ела мороженое. Не веганcкое замороженное манго c ягодами годжи, а белый пломбир в cтаканчике (привет, глютен, здравcтвуй, гной и cлизь!). Cчиталоcь, очень полезно, еcли дети едят молочку. Бедные родители, не знали, что травят наc гноем.
Мама была прогреccивной, потому я пила отвар отрубей вмеcто БАДов c Айхерб и морковный cок вмеcто хлорофилла. Ну хоть тут поcтаралаcь. Еcли вы никогда не пробовали наcтоянный отвар из отрубей или капуcтный фреш, вы не знали вкуcа жизни 90-х.
⠀
Я ела мяcо и поглощала низкие вибрации.
И, чтобы добить меня наверняка, мне делали прививки.
Как я выжила? Думаю, cильный организм + капуcтный фреш вcё превозмогли. Да и вышек 5g тогда ещё не было…
Вот такое нелёгкое детcтво, да. Никаких тебе чиа пудингов, краффинов и бейонд мит.
Пойду, что ли, картошечки пожарю, в cмыcле, на раcтопленном маcле... гхи... карамелизирую батат…
Ю. Шило
Как Ленина из гимназии выгнали
Когда Ленин был еще маленьким, он очень не любил капиталистов, которые только и знали, что эксплуатировали трудящийся народ. Зато он сильно любил рабочих, которые кормили и одевали его. Вернее, кормили его крестьяне, но они были отсталыми и ничего не соображали, потому что не работали на токарных станках.
И вот однажды в гимназию, где на «хорошо» и «отлично» учился Володя Ульянов, приехал царский министр из Петербурга, чтобы проверить, чему научили детей царские учителя. В сопровождении директора и педагогов он, улыбаясь, ходил по гимназии, заходил в классы и расспрашивал детей.
Зашёл он и в класс, в котором учился юный Ильич.
– Здравствуйте, дети! – сказал министр.
– Здравствуйте! – хором ответили ему ребятишки.
– Как вы учитесь?
– Хорошо, – опять хором сказали дети, потому что так их научил директор.
– А как вы живёте?
– Хорошо, – снова повторили гимназисты, и министр довольно заулыбался.
– А кем вы хотите стать? – спросил он.
– Капиталистом, – ответил один.
– Помещиком, – ответил другой.
– Генералом, – сказал третий, и все они хотели быть эксплуататорами, чтобы, купаясь в роскоши, вести праздную жизнь.
И только Володя Ульянов ничего не сказал.
– А ты, мальчик, кем хочешь стать? – улыбаясь, спросил его министр.
Володя встал и гордо ответил:
– Я хочу стать вождем мирового пролетариата!
С министром случился обморок, а Володю Ульянова прогнали из школы.
Михаил Зощенко, 1939
Картина Петра Белоусова «Мы пойдём другим путём», 1951г.
Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты — его паденья час!
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток чувства —
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.
Михаил Лермонтов, "Дума"
Фильтр
загрузка
Показать ещё